chapter 19
Ранним утром я услышала разъяренный голос Харриса. Теплое утреннее солнце ласкало, медленно проникая в комнату. Звуки природы, пение птиц, шум волн дарил спокойствие. Первый вдох и я чувствую свежесть морского бриза. Нос щиплет от морского воздуха, принудив расплыться в лёгкой расслабленной улыбке.
–Пусть идет в черту, если не понимает моего культурного отказа, – громкий голос Харриса заставил поморщиться, он разрушал мою идиллию с природой. Я почесала глаза, вставая босыми ногами на прохладный деревянный пол. Умыв лицо и почистив зубы, я открыла дверь в главную комнату дома. Харрис стоял ко мне спиной, чёрная рубашка облегала крылья, а сам он в гневе сжимал столешницу до белых костяшек.
–Харрис? – неловко спросила я, заставив его мышцы сжаться, а плечи заметно дернуться. Я видела его гнев, сама выводила его, но то, что он прятал от меня сейчас, не сравнится ни с чем. Он пытался контролировать свое дыхание, его пальцы были крепко сжаты вокруг столешницы, а мышцы рук напряжены. Харрис обернулся и на секунду, на маленькую секунду я увидела растерянность в его голубых глазах. Он бегло осматривал мятую футболку, свисающую с моего бледного тела и распущенные по плечам медовые волосы. Я выглядела нелепо, но он видел в этом красоту, ведь то, как пристально он смотрел на меня... Разглядывал, любовался.
–Нам нужно ехать, – так же быстро Харрис вернулся в прежнего себя. Его вечный холод словно пощечина оскорблял чувства, появившиеся после нашего поцелуя. После нашего времени вместе. После постыдного момента за барной стойкой.
–Уже? – разочарованно переспросила я. Мне не хотелось покидать уютный домик, не хотелось терять атмосферу отдыха и нормального общения с Харрисом.
–А завтрак? – я осмотрела стол. Харрис скрестил руки на груди и казалось бы, злость в его теле прошла, но я достаточно его изучила. Его пальца подрагивали, а мышцы ни на секунду не расслаблялись.
–Я слишком тебя разбаловал, Тереза, – с усмешкой на лице он оттолкнулся от столешницы и поставил на стол тарелку с яичницей, тостом и беконом. Я осмотрела завтрак и на носочках заглянула за спину Харриса. Апельсиновый сок. Я никогда не начинаю утро без сока. Как привычка, выработалась ещё с детства. Вкус цитруса вместо кофе с утра поднимал моё настроение и снабжал нужными витаминами.
–У Марии аллергия на цитрусы. Я ничего не нашел, а до магазина пол часа езды, – ответил Харрис на мой немой вопрос, и я приоткрыла рот, чтобы возразить. Он знал меня. Как и я его. За эти месяца мы оба молча сближались, наблюдая друг за другом на расстоянии.
–Ты расскажешь мне, что случилось? – я села за стол и проткнула воздушную яичницу вилкой, цепляя вместе с овощами. Красный сладкий перец издал жалобный хруст у меня во рту.
–На территорию Виттилето напали, когда мы уехали. Была перестрелка, – размеренным голосом он впитывал ужасную информацию в мою голову, смотря на море через открытое окно. Внутри меня сжалась грудная клетка.
–Есть пострадавшие?
–Есть и погибшие. Эйвону прострелили правый бок, – Харрис говорил с такой отстраненностью, будто разговаривал о утренних новостях про голливудских звезд. Вилка выскользнула с руки и неприятно упала на твердую поверхность стола.
–Он-он?
–Он жив, в больнице. Поторопись, Тереза, – с этими словами Харрис скрылся в комнате, оставив меня с пустой грудью. Перестрелка в поместье. Он говорил так чуждо, словно это было типичной ситуацией для жизни Харриса. Я слышала о перестрелках только в кино и изредка о них говорили по новостям. А вчера пострадал мой друг, если Эйвона можно было так назвать.
Следующий кусок не лез в горло, поэтому я переоделась в легкую одежду, которую достал мне Харрис. Я чувствовала себя неуютно рядом с его холодом после вчерашней ночи. Хотя и понимала, что пострадал его лучший друг и ему нужно было подумать.
Мой низ до сих пор приятно тянул от воспоминаний, которые появляются, попади рука Харриса в поле моего зрения.
Домик на берегу бухты скрылся в зеркале заднего вида, и я прикрыла глаза, растрепав еще мокрые после душа волосы. Было странно наблюдать за людьми и Италией, когда столько времени провела взаперти. Я до сих пор до конца не понимала, было ли защитой то, что Харрис держал меня в своем доме? Отец знал об этом. Он уверял всех близких, что я в безопасности и наврал про Лондон. Но для чего? Скрывал ли Харрис правду? Он казался мне не таким уж и плохим человеком, вспоминая про группировку Веритас, спасающих людей. Человек, который не умеет сполна чувствовать сострадание, совесть, жалость к людям, спасает их от жестокого несправедливого отношения.
Мы подъехали к больнице и оба рывком вышли из машины, подходя к белому большому зданию. Запах лекарств ударил в чувствительные стенки носа и к нам тут же подбежала молодая девушка в белом халате. Ее светлые убранные волосы под медицинской шапкой растрепались, а глаза бегло осматривали угрожающий вид Харриса. Конечно, я бы тоже испугалась его широкой спины под черной рубашкой. Без пиджака его тело выглядело слишком масштабно.
–Мистер Райт, на мистера Конте было совершенно покушение, – она говорила на чистом итальянском, а я делала вид, что впервые слышу их язык. Покушение? Второй раз?
–Его поймали?
–Нет, сэр. Свидетельница, моя помощница, уверяет, что мужчина был во всем черном. Он пытался ввести мистеру Конте внутривенную инъекцию, – последние слова я разобрала плохо, но по смыслу поняла, что Эйвона пытались убить. Я сильно вздохнула, сглатывая ком.
–Что случилось после?
–Он ударил мою помощницу по голове, но не так сильно. Жанин вскоре пришла в себя. Сейчас она с полицией, – Харрис кивнул обеспокоенной медсестре и постучал пальцем по предплечью. Я знала, что в его голове работают стальные механизмы анализа. Но то, как холодно он относился к Эйвону, не могло меня не удивлять.
–Тебе совершенно плевать на своего друга? – спросила я. Харрис не посмотрел на меня.
–Почему?
–Проведай его. Эйвона чуть не убили, Харрис! – меня поражала степень его безразличия.
–Он жив и в порядке, Тереза. Не выноси мне мозг тем, что я делаю не так и неправильно. По-другому я не умею, – грубо высказался мужчина и голубые глаза сверкнули холодом. Все вернулось.
–Хорошо, – буркнула я.
–Я буду в саду.
Развернувшись на пятках, я сжала и разжала кулаки, чтобы не устраивать шоу на публике, рядом с больными и пострадавшими людьми.
–И без глупостей.
–Будто тебе не все равно! – вскрикнула я, выдвигаясь к выходу из больницы. Я всегда их не любила, даже если к нам чаще приезжал личный врач. Дороти в младенчестве много болела. Приходилось чаще бывать в пропахнувшем лекарствами месте.
–И без глупостей, – про себя передразнила слова Харриса и ощутила надвигающуюся жару. Утром климат Италии был умеренно теплым и приятным, а в период с 12 до 4 на улице невозможно было находиться. Особенно в летний период. Мне повезло, что на улице осень. Вряд ли я бы выдержала подобную погоду, родившись в Ирландии.
Больничный сад был сделан скорее для больных людей, которым необходима была прогулка и свежий воздух. Я бродила по каменной плитке, подолгу не задерживаясь взглядом на бродящих пациентах. Из разговора прогуливающихся медсестер в обеденный перерыв, я слышала отрывки разговора про перестрелку. Шесть пострадавших, двое из которых молодые раненные девушки. Про убийства они не разговаривали, но и услышав точное количество, я бы долго не смогла успокоиться.
Раньше я часто обращала внимание на людей. Я всегда была эмпатичным человеком, легко воспринимающая чувства и эмоции других людей. Когда кто-то начинал плакать, даже незнакомый мне человек, я могла пустить слезу вместе с ним. Я легко смеялась с шуток, даже самых глупых, поддерживая таким образом человека. К бездомным животным я относилась по истине слезливо, стараясь оказать как можно больше помощи, если бы мне позволяла мама. Она была жестока даже к беспомощным животным, что говорить о собственной дочери.
Наблюдала за дедушкой в больничных штанах и рубашке, еле передвигающимся на ногах, с помощью медсестры, но продолжающим улыбаться и говорить милые шуточные вещи. Он не отчаивался, как бы не понимал тяжесть своего положения. И горечь в горле не давала мне покоя, мне хотелось одновременно облегчить боль человека, как и смеяться с его бодрых шуток.
Меня выбил из раздумий скрип машины, подозрительно отличающийся от тишины больничного сада. Я развернулась в сторону шума и увидела трех людей, выбегающих из черного минивэна. Если бы не ситуация, в которой я нахожусь последние два месяца, я бы спокойно отошла от опасных людей. Но я была с Харрисом, я была наследницей компании отца, я была врагом Андреаса. И когда в твоей и без того неспокойной жизни появляется черный фургон, ты не думаешь ни о чем, кроме как о способе остаться в безопасности. Инстинкты кричат развернуться и со всей скорости бежать в безопасное место. Я бегу в обратную сторону, чувствуя себя в медленной съемке с подкошенными от страха ногами. Адреналин мчался по моим жилам, а позади раздавался шорох шагов. Вокруг замедлилось время, я перестала слышать шум листвы, разговоры пациентов, перестала наблюдать за милым дедушкой. Сердце танцевало ритм опасности, которая ждала, когда меня схватят. Я бежала в сторону больницы и боялась обернуться, знала, что преследователь позади. Мысли были сфокусированы, в моем беге не было места слабости и страху. Об этом говорил Эйвон? Я буду подвергаться опасности, буду раз за разом под мишенью.
–Хендерсон! Это я, – будто услышав знакомый голос, я резко останавливаюсь и оборачиваюсь назад. Ноги ватные, а тело, напряженное. Раздаётся выстрел, от которого я скашиваю ноги, зажав уши руками. Самосохранение, по которому я прижала руки к голове.
–Беги, Тереза, – в больничных дверях появляется высокий силуэт Харриса, и я расширяю глаза. Преследователь в черном капюшоне, позади которого бегут незнакомые мне люди приближается. Я прищуриваюсь и не могу узнать черты лица.
–Кто Вы?
–Я, это я, Тереза. Иди ко мне, – кричит знакомый голос. Я оборачиваюсь на Харриса, который рывком движется ко мне. Его тело напряжено, кулаки сильно сжаты, а глаза сужены до невозможности. Он зол. Или боится? Я опускаю руки, не зная, как поступить. Я была в безопасности все те месяца, что Харрис украл у меня. Но на другой стороне стоял узнаваемый в памяти голос, будто он принадлежал кому-то близкому. Я стояла в ступоре, наблюдая за фигурами с двух сторон от меня.
–Не делай глупости, Тереза. Беги ко мне, – злобным, но приятным голосом приказывал Харрис. Его тон всегда был приказным, даже в самых будничных ситуациях. Его руки согнуты в беге, волосы растрёпанные, но он по-прежнему выглядит, словно кельтский бог. Притягательный, манящий соблазнитель.
Я делаю шаг к нему и сразу же оказываюсь схвачена его рукой. Харрис прижал меня к себе, опуская сильную ладонь на мою спину и защищая меня. Три томных, глухих, пронзительный выстрела, и я дергаюсь. Харрис стрелял. Стрелял прямо над моей головой в тех, кто преследовал меня. Я сжимаю в кулаки его черную рубашку и дрожу, боясь поднять глаза.
–Мне не все равно, – он учащенно дышит после бега, продолжая держать меня в объятиях. Вокруг кричат люди, опасающиеся звуков выстрелов, и я полностью их понимаю. Я не была готова. Не была готова к звукам выстрела, словно готовящие меня к смерти.
–Что? – шепчу я, продолжая утыкаться в запах дерева, окутывающий меня в безопасное волокно.
–Мне не все равно на то, что с тобой может случится, – признается Харрис, и я осмеливаюсь поднять голову, заглядывая в честные голубые глаза. Приоткрыв губы, я подолгу рассматриваю блеск в его глазах от яркого солнца.
–Ты полная моя противоположность, Харрис. Бесчувственный, холодный и злой, – осмеливаюсь я. Он хмыкает, опуская вторую руку, держащую тяжелый черный пистолет.
–Это не значит, что мне будет всё равно на тебя, – его запыхавшийся голос звучит маняще, он облизывает засохшие губы, и я сглатываю.
–Ты не мараешь руки убийствами, – шепчу я, всё ещё пораженная случившимся. Я боялась разворачиваться, так как осознавала о мёртвых людях, которых он без раздумий лишил жизни. Тремя чёткими выстрелами над моей головой... Я дёргаюсь, заставив его руку сжаться крепче и прижать моё тело к его.
–Ты моё исключение, девочка. Одно маленькое, надоедливое и рыжее исключение, – произносит он, разгоняя сердцебиение и заставляя меня затаить дыхание. Он был так близко, в его объятиях я была защищена со всех сторон. Было глупо задумываться о другом варианте, кроме как объятия Харриса. Я отступаю на шаг, вспоминая про окружающих людей, но он прижимает меня обратно.
–Не смотри. Если тёмный час бывает перед светом.
Где же свет? – говорит и заглядывает мне за спину, где, вероятнее, лежат тела. Наша ночь в бухте была затишьем перед бурей. Тёмный час перед светом. Я закрываю глаза и отдаюсь владению мужчины, потому что слабое тело отказывается идти. Харрис придерживает меня, заводя в пахнущую больницу, где меня тут же хватают медсестры. Я держалась за рубашку Харриса, а потом он опустил меня на стул. Я удобно села и стоило мне поднять глаза, как меня окружала только медсестры и взрослый врач. Я взглянула в конец коридора, увидев уходящую спину Харриса. Моего света. Моего незнакомца в тёмной рубашке. Моего тёмного незнакомца.
***
–Они знали, где мы находимся и где будем находиться. Они следили не только за Эйвоном, он скорее был отвлекающим манёвром. Главной целью останешься ты, Тереза, – мы летели уже третий час и его нравоучения о опасности в Италии, и возможных опасностях в Ирландии не переставали вылетать из пухлых губ.
–Мне плевать, я могу за себя постоять. У меня есть охрана, я буду под защитой, – говорила я в ответ, заставив его желваки заходить ходуном. Бледный Эйвон сидел рядом со мной, поедая нарезанные дольками грейпфрут. Запах цитруса щипал ноздри, от чего я морщилась и выглядела нелепо, а не уверенно.
–Охрана? Кто? Твой излюбленный итальянец? – Харрис сверкнул глазами, и я хмыкнула. Конечно, он знал об Энцо, так как у этого мужчины была доскональная информация обо мне и моей жизни.
–Именно. Знаешь, сколько мы не виделись и сколько новых возможностей защиты он поможет мне освоить? – я пылала, когда видела гнев на его лице. Меня возбуждали его эмоции. Он рывком отстегнул ремень и двинулся ко мне, заставив меня сделать то же самое.
–Прошу, займите свои места, – торопливо подбежала стюардесса.
–Что? Ты злишься на меня? Тебе не нравятся мои слова, Харрис? Успокойся и посмотри на белье новенькой стюардессы, тебе ведь это так нравится! Извращенный фетишист! – бурчала я, размахивая руками. Он рывком взял меня за руку и отойдя к своему креслу, сел, притягивая меня к себе. Я с глухим криком плюхнулась на его колени. Он молча сцепил мою талию ремнем, заставив тело буквально вжаться в его рубашку. Харрис опалил моё лицо дыханием, и я замолчала от неожиданности.
–Так устроит? – спросил Харрис у стюардессы, поднимая к ней голову. Она растеряно оглянулась и поняв, что спорить с мужчиной бесполезно, кивнула. Эйвон молча откусывал грейпфрут, смотря на нас с интересом и наклоненной головой.
–Что ты творишь? – я пришла в себя, руками опираясь о его грудь и поднимаясь. Он властно сложил руки на мои бёдра, вжимая меня обратно. Воспоминания и ощущения его больших рук на моём тельце заставили меня покраснеть.
–Показываю единственную доступную защиту для тебя, которую покажу тебя я. Я, Тереза. Я и никто больше, – он говорил грубо и быстро, заставил приковать взгляд к его губам и бегающему взгляду. Жар его рук на бёдрах заставили температуру в салоне подняться.
–К черту тебя и твоё отношение, понятно? Я сама выберу себе защиту и это точно будешь не ты, – продолжала я, от чего он задрал мою блузку, заставив замолчать и вскрикнуть. Я не могла сдвинуться из-за крепкого ремня, который продолжал впиваться в моё тело. Харрис движением задрал блузку и коснулся ладонью обнаженного бока. Я нахмурилась, серьёзно на него посмотрев. Что за глупости он вытворяет? Почему решил, что может безрассудно прикасаться ко мне, когда ему захочется?
–Не ругайся, девочка. Или ты забыла, что я делаю с нахмуренной ложбинкой между твоими бровями? – самодовольно спросил он и я шумно сглотнула. Это осталось не без внимания и склонив голову, Харрис пристально рассмотрел моё лицо. Он перевёл короткий взгляд на Эйвона, который зашевелился и исчез из салона. Я напряглась всем телом, его рука на обнаженному боку стала ощущаться опасно. А взгляд. Этот похотливо соблазнительный взгляд сапфировых глаз сводил с ума.
–Ты так учащенно задышала, Тереза, – дразнил Харрис, опуская руку к моей твидовой юбке. Мне стало неестественно жарко в костюме, состоящем из пиджака и юбки. Сердце колотилось так сильно, что казалось, выскочит из груди.
–Это ты виноват. Я злюсь, – соврала я, заставляя его двинуться дальше и провести кончиками пальцев по голому бедру. Я зажала губу между зубами, волнение затмило головокружение и мысли в голове. Харрис улыбнулся, проникая своей чертовой улыбкой в самые чувственные клапаны сердца. Его лицо приблизилось:
–Проверим степень твоей злости, девочка? – самодовольный тон заставил меня взять себя в руки и приблизиться к нему. Я почти коснулась своими губами его, но вовремя остановилась и выдохнула.
–Реакция моего тела ни о чем не говорит, – огрызнулась я. Харрис покачал головой, проникая рукой между моих ног, будто делает это каждый день. Я откинула голову, заставив его свободную руку схватить меня за горло. Он не сильно сжал его и вернул наш контакт глаз. Я возбужденно промычала, когда он одновременно провел пальцами по моим складками и сжал горло. Его глаза буйно воевали с моими. Голубой и зелёный играли на холсте страстный танец. Плескались красками, сплетаясь в единые цвета.
–Правильно, потому что твоё тело кричит и молит, Тереза, – промурлыкал Харрис и без предупреждения резко вошёл в меня. Я была настолько смазана естественной смазкой, что не ощутила боли, лишь разливающееся наслаждение на кончиках пальцев, в горле, голове. Я горела и сгорала везде, где возможно было. Харрис ласкал меня пальцами, потирая умирающий от желания центр. Его рука сжимала моё горло, держа презрительно страстный контакт глаз. Я видела возбуждение и войну в голубизне моря, в котором бушевал шторм. Его глаза плескались искушением, которое он умело сдерживал, а я нет. Я закусывала губу каждый раз, когда чувствовала сильный толчок. Я сдерживала свои стоны, так как даже пьянящей головой понимала, что мы не одни.
–Говори, – приказал он и я сглотнула, горло пересохло, а голова кружилась от того, как старательно я сдерживалась.
–Не отпускай, – умоляла я, сложив свою руку на его, которой он держал моё горло. Я раскачивала бёдрами в тембр его пальцев и видела звездочки на потолке самолёта. Рукой я царапала его предплечье, заставляя то сжаться на моём горле, то расслабиться. И это сводило с ума. Чёрт возьми, мы были на таком большом расстоянии от земли. Мы летели в воздухе. А я парила над самолётом и над своими ощущениями наслаждения, которые его пальцы доставляли мне.
–Ну же. Покажи мне своё расслабленное личико. Кончи на мои пальцы, девочка, – приказал Харрис, и я не смела возражать, зажала рот рукой и откинулась назад. Волна невероятного удовольствия и эйфории заполнила всё тело. Я ощутила сильные спазмы и сокращения мышц, пульсацию и усиленную чувствительность. Мощная вспышка удовольствия была закрыта моей рукой. Я расслабилась на теле Харриса, упав на его плечо и сложив обессиленно руки на груди. Я, словно домашняя кошечка улеглась на своём хозяине и готова была засопеть. Глаза стали до невозможности тяжёлыми, ресницы хлопали с меньшей силой, а зевок окончательно заставил меня провалиться в сон.
Я проснулась уже в своём кресле, укрытая бежевым пледом. Посадка прошла мягко, Харрис и Эйвон молчали, изредка перекидывались. Эйвон пришёл в себя и узнав о нападении, объявил, что нужно вылетать в Ирландию. Как бы мне не полюбилось солнце Италии и беззаботная атмосфера на яхте, я понимала, что опасность близко.
–Куда мы едем? – по прибытие в аэропорт, Харрис пересел на пригнанный ягуар. За нами ехал ещё один внедорожник с охраной. Я то и делала, что оглядывалась по сторонам. Эйвон облизнул пересохшие губы и закинулся двумя таблетками обезболивающего.
–Домой, – объявил Харрис. Я нахмурилась, явно не узнавая дорогу домой.
–Я больше не твоя заложница, Харрис. Отвези меня домой. В мой настоящий дом, – злобно ответила я, сжимая салон машины.
–Лиличка, боже, за эти месяцы поместье Харриса не стало тебе домом? Я не твоя родня? Ты делаешь мне больно, – Эйвон театрально приложил руку на сердце.
–От такого количества обезболивающего ты больше не чувствуешь боли, я уверена, – хмыкнула я, смотря на пустую пачку и открытую бутылку воды.
–Забери у него таблетки, Тереза, – приказал Харрис, поворачивая голову к нам, но продолжая смотреть на дорогу. Я потянулась к Эйвону, но тот угрожающе покачал головой.
–Конте, тебя осмотрит врач. Потерпи, – более добродушно проинформировал Харрис, я учтиво подняла брови.
–Я не могу терпеть боль, ты знаешь, – буркнул блондин и я сжалилась, когда он опустил голову на больной бок.
–Это было твоей идеей ехать в Ирландию, – напомнила я.
–Иначе бы тебя поймали, и Харрис бы сошел с ума. А ему ещё Андреаса свергать, не забыла? – наклонился Эйвон, и я вздохнула.
–Он справляется и без меня.
–Кстати об этом. Как только ты вернёшься домой, тебе предстоит управление огромной компанией. Ты уже думала, как будешь справляться? – будто с долей шутки спросил Эйвон.
–У отца была правая рука в компании. Он поможет мне разобраться и подскажет в случае чего. В остальном я справлюсь, – уверенно ответила я, после чего Харрис улыбнулся.
–Что не так? – я разозлилась от его самовольного улыбающегося лица.
–Альбер Алистер, правая рука твоего отца, давно в сговоре с Андреасом и сделает всё, чтобы подставить и опозорить тебя. Ты молода, Тереза, ты никогда не стояла во главе компании. Тебе ещё не исполнилось 21 и всё, что ты делала, это зубрила информацию из учебников и молча наблюдала за конференциями отца, сидя при этом в уголку, – высмеивал Харрис, заставляя меня злиться. Он был прав. Я молода, но это не означает, что я не справлюсь в управлении. У меня будут помощники, верные люди отца точно остались.
–И что ты предлагаешь?
–Ты будешь стажироваться в моей компании. Сидеть рядом со мной, ходить рядом со мной, ты будешь моим продолжением, Тереза. Все встречи, договора, конференции и переговоры ты будешь со мной, – он говорил так обыденно и холодно, при этом через зеркало наблюдал за моим шокированным лицом.
–Ты издеваешься? Я не буду ходить за тобой собачкой! – вскричала я, заставив больную голову Эйвона поморщиться.
–Я, конечно, полностью уверен в твоих знаниях, но ты скорее простой офисный работник, а не глава компании, Лиличка. Не забывай, какую ценность ты имеешь и какой должна показаться в глазах союзников и конкурентов, – похвалил и оскорбил Эйвон, и я выдохнула. Они оба были правы. Эйвон полностью доверял Харрису, а Харрис не зря выстроил такую большую компанию. Он уверенный, умный и деловой человек, который предлагает мне свою помощь.
–Сколько мне осталось? – обреченно спросила я и Эйвон перевел странный взгляд на Харриса, который после моего вопроса дёрнулся.
–До чего?
–До войны с Андреасом.
–Полтора месяца.
Гадкое ожидание разливалось в гортани, словно свинец. Мы подъехали к поместью Харриса, и я разочарованно вышла из машины, сразу же направившись в дом. Меня встретил целый отряд горничных, которые увидев меня, в страхе попятились к стенам. Да, я устроила им знатную взбучку и ни капли не жалею о ней. Все заслужили её, потому что столько раз без разрешения заходили в комнату. И не только, когда я спала, даже когда мылась. Одна Альба стояла в дверном проёме и ласково улыбалась.
–Подай нам ужин, пожалуйста, – ласковым тоном попросил Харрис, входящий прямо за мной. Я держала в руках свою дорожную сумку и смотрела на него снизу верх.
–Завтра я вернусь домой, Харрис и ты никак не повлияешь на моё решение. Мы останемся союзниками с равными правами, – я говорила четко, хоть мой голос после дороги звучал устало. Я проспала часа два за всю ночь, а в самолете Харрис подарил мне час сладкого сна.
–Уверена, что сможешь отказаться от своего сада? – с улыбкой и наклоном головы поинтересовался он. Я ахнула и бросив сумку на пол, поторопилась к своим растениям. На улице уже стоял мороз, который холодил и обжигал лёгкие. После жаркой Италии возвращаться в тусклую Ирландию не хотелось. Но это моя страна.
Я удивилась, как после долгого отсутствия в теплице всё выглядело ухоженно, удобрено и полито. Я потрогала взошедшие листики, бережно вскопала землю на некоторых саженцах и с улыбкой плотно закрыла дверь.
–Я просил Альбу позаботиться о них, – он вывел меня из раздумий своим тихим голосом. Я обняла себя за плечи и подошла в упор к нему. Такой высокий, красивый, элегантный волк с безжизненно голубыми глазами. Его можно было бы сравнить с летним морем, но он был Антарктидой, самым ледяным морем в мире. Его холод сковывал горло, леденил легкие и заставлял дрожать до мурашек. Мы долго молчали, смотрели друг на друга, не скрывая своих взглядов. Харрис потянулся к моим волосам и захватил непослушную прядку рыжих волос в свои пальцы. Даже ощущение его длинных пальцев рядом с моим лицом вызывало тепло. Обманчивое тепло, потому что он никто иной, как робот с заученными эмоциями. Харрис их не понимает, не чувствует, не испытывает. Он знает про раздражение и злость, но остальное... Страх, сочувствие, жалось, радость и любовь. Всё чужое.
–Мы забудем всё, что было в Италии? – одновременно спросила, одновременно утвердила то, что сказала. Харрис облизнул пухлую губу, и я застыла, рефлекторно поджав губы. Он был первым мужчиной, кто прикасался ко мне, не прося ничего взамен. Он успокоил меня, своеобразно поддержал, избавил от мыслей и сразу же уложил спать. Два раза подряд. Харрис не просил ничего взамен.
–Никак иначе, – беззаботным холодом ответил Харрис, и я грустно хмыкнула. Морозный вечер проникал под одежду, под рёбра, замораживая последние частички сердца.
–Скажи, мне правда нужно меньше разговаривать? Ты, как властный управляющий должен лучше разбираться в качествах, – спросила и ощутила его древесный запах. Он приблизился, продолжая теребить прядку волос.
–Жила была девочка-пепел. Её вечно хотели переделать, перевоспитать, ограничить. Но однажды её украл холодный, эгоистичный и жестокий дракон. И ему всё в ней нравилось, и как она зажигает, и как горит, и как дымит. Если пепел тлеет, то еще не поздно подкинуть огня, девочка, – он шептал ласково, обманчиво сладко и забывчиво. Я распахнула для него зелёные глаза, а он коснулся большим пальцем моей скулы. Щёки загорелись красным, даря обещанное тепло. Он коснулся самого нутра, самих внутренностей. Залез под кожу, выгравировав слова на душе. Что происходит с человеком, когда он начинает чувствовать привязанность? Если пепел тлеет, то еще не поздно подкинуть огня.
–Ты странный, Харрис. Вот ещё одно твоё качество. Ты заботишься обо мне, принимаешь меня настоящую, защищаешь, не отдаёшь никому, кроме себя. А для чего? Чего ты хочешь этим добиться? Я не нужна тебе. Так и делай всё для того, чтобы доказать это, – я отхожу на шаг, теряя близость с его рукой.
–Я сказал тебе, что вижу в тебе ребёнка, которому нужна помощь. Не выдумывай, не строй надежды, не питай ко мне чувств. Человек слаб, когда влюблен, Тереза. А я не дам тебе того, что ты хочешь у меня забрать, – сердце.
–Ребёнок? Ты относился ко мне совсем не как к ребенку, чёрт возьми, – я кричала, отступая от него. Он убрал руки в карманы штанов, смотря на меня с тотальным безразличием.
–Я же просил тебя не смотреть на меня, словно загнанный оленёнок, – он прорычал слова, но сразу же взял эмоции под жестокий контроль.
–Так тебя возбуждал страх и безысходность в моих глазах? – со смехом спросила я.
–Я всегда был падок на тех, кто нуждался в помощи. А ты молча молила меня помочь тебе, будто я – всё, что тебе нужно, – он говорил спокойно, а я горела. Было неправильно и обидно слушать всё, что он доносил до меня.
–Молила о помощи? Молила ублажать меня пальцами, доводя до оргазма? Молила безжалостно целовать меня, будто ища во мне последний глоток воздуха? Молила искать похожих? Не оправдывай моей слабостью свои чувства, чертов мудак, – выплюнула я, подходя ближе к нему. Его выражение лица меня пугало, но я не обращала внимание на грозы и бури в глазах, пока сама горела изнутри.
–Я не скрываю свои чувства к тебе. Теперь я убиваю их, – последнее, что сказала я и заставила его сделать рывок ко мне. Он с силой схватил меня за горло, другой рукой удерживая за спину. Я оказалась в объятиях ловушки, скованной в руках Харриса.
–Не говори мне о своих чувствах. Ты девочка, Тереза, не знающая правильного отношения к себе. Я не сделал для тебя абсолютно ничего, кроме нормального отношения, а ты повелась на него так легкомысленно, подумав о влюблённости. Не кричи о том, что лучше оставить умолченным, – величественная тень Харриса возвышалась надо мной. Было больно, он раз за разом бил по чувственным местам и знал, как сделать ещё больнее.
–Хорошо, Харрис, – обыденным тоном успокоилась я, пытаясь не выражать ничего. Я больше не покажу ему себя. Я последний раз взглянула на него, запоминая каждую частичку лица.
Харрис отступил, и я скрылась в своей клетке, где сразу же поставила холст напротив окна.
Каждый цвет, каждая кисточка становятся моим голосом, громким криком моей души. Я переношу на холст все эмоции, все те непостижимые чувства, которые тревожат меня. Он становится отражением моих глубоких мыслей. Мои краски становятся свидетелями того, что я испытываю. Часто в моих работах есть сплошная абстракция, словно я пытаюсь отобразить сложность своей души. Боль, печаль, разочарования – все это находится здесь, на этом холсте. Я рисую все негативные эмоции, чтобы освободиться от них, чтобы они больше не сжимали мое сердце. Я смотрю на итоговую картину, когда на часах уже глубокая ночь. Оценив трезвым умом холст, я горько усмехаюсь.
Мужчина стоял посреди туманной картины, словно незримый властелин мистического мира. Его силуэт выделялся на фоне серого марева, олицетворяя силу и мужество. Туман, как пелена, окружал его со всех сторон. Он смотрел вперед с непоколебимым взглядом, словно готовый к любому испытанию. Два голубых сапфира светились на фоне тёмных красок. Мой тёмный незнакомец. Я смотрела на холст, замечая в нём Харриса.
Я провожу по засохшей краске подушечками пальцев, очерчивая полные губы Харриса. Табун мурашек разгоняется в пояснице, поднимаясь по спине к сердцу. Откуда они? Что меня испугало? Темнота? Холод? Нарисованный опасный взгляд голубых глаз? Нет. Мурашки неприятно заставляли вздрогнуть.
–Это не от холода и темноты, причиной моих мурашек всегда был ты, – шепчу я, смотря в голубые глаза своего ненавистного искусителя.