Даша

Я лежал лицом в подушку. Как же мне здесь всё надоело. Может бросить этот универ и уехать отсюда? Риторический вопрос. Не так давно я, кстати, хотел переводиться. Буду жить дома, ни о чём не париться, не пить. Может даже получится наладить режим сна, убитый в хлам. О чём-то своём тёрли оперативные сотрудники. Я повернулся на бок и рассматривал узоры на обоях, медленно водя по ним пальцем. Наверное, я останусь тут навсегда. Никогда больше не выберусь отсюда, из этой дыры. Так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь. Душ по расписанию, вахта по расписанию, дежурство по расписанию. Ненавижу эти идиотские советские расписания. Вот если бы каждый добровольно вовремя следил за порядком… Хотя о чём это я. Под ногтем застрял маленький кусочек узора. Резко закололо в носу. Из глаз медленно потекли слёзы, скатываясь по лицу и впитываясь в подушку. Как же вы меня все достали, твари. По городу был объявлен план «Перехват», поднят по тревоге батальон Министерства внутренних дел, центральный район – зона повышенного внимания. Какого хрена я вообще здесь делаю? Хотя, условия создаёт человек, а не условия человека. Но и они сильно влияют на психику. Сейчас бы просто сесть на велосипед и покрутить педали. Долго, так долго, как это только возможно. А главное, что на стене напротив обои мы переклеили, а на стороне моей койки нет – решили сэкономить. Якобы на этой стороне обои ещё были нормальные. Какая бредятина… Содрать бы их всех нахрен, и новые, и старые. И вообще, давно пора тут всё заминировать и подорвать, чтоб всё на воздух взлетело, чтоб только котлован остался. Ну, максимум, чьи-то штаны на дереве в пятнадцати километрах отсюда. Или забежать на вахту в поясе шахида и с криком «Насилие по отношению к среднему крестьянству представляет из себя величайший вред» со всей силы ударить ладонью по красной кнопке. Вот это было бы красиво. «Двое подозреваемых европейской наружности, автомобиль ВАЗ 2107 цвета волны, номерной знак: Андрей… помехи в эфире! Повторяю… Веду преследование». Я научился предсказывать будущее, но самое ближайшее, ожидающее меня в течение дня. Хотя, эти предсказания строятся на догадках. Точно сказать ничего не могу. Могу только почувствовать. И чувствую, что всё очень плохо. Я не звал сегодня Дашу, потому что у меня нет больше сил. Она приходила ещё несколько раз после «Крымской Ривьеры». Тут я увидел, что на стол медленно падает пепел сверху. Точно, мы же всё сожгли. Ядерный пепел. Как я мог забыть. «Радиация уничтожила во мне почти всё, но не ощущения», точно-точно. Значит в магазин сегодня пойти не судьба. А если за дверью ничего нет, то и чайник не поставить. В районе сердца что-то сильно заныло. Мы столкнулись с ним глаза в глаза. Мои серо-голубо-зеленые и его серые. Кажется, на его бледных губах появилась еле заметная ухмылка в правом углу. Я приподнялся на локтях. Что смешного? Что смешного, я не пойму? Ты что-то смешное увидел, старый? А, дед? Чего ты ржёшь??? «Преступники вооружены». Как же ты меня доста… Резкая боль ударила по всему телу. Я падаю на кровать и хватаюсь руками за лицо. «Капитан! Вы – последняя надежда уголовного розыска!». Опустошенный от стресса и пьянства скелет в погонах досылает патрон в патронник и идёт мочить преступников из последних сил. Трижды раненый в перестрелке, весь в крови и копоти, он окончательным усилием воли встаёт на ноги, застегивает верхнюю пуговицу на рубашке и вставляет в табельное оружие магазин. Из-за угла выскакивает уголовник с автоматом и пускает очередь в грудь офицеру. Он, падая, отстреливается и чудом попадает по противнику. Бывалый мент лежит на сырой земле, в нём ещё теплятся частицы жизни. Перед его полузакрытыми от боли глазами выступают силуэты беззащитных женщины и ребёнка, которых он закрыл своим телом. Они плачут, и благодарят его за спасение. Из уголка рта капитана течет струйка крови, ему очень тяжело говорить. Пальцем он подозвал мальчика и сказал ему на ухо: «Запомни, сынок: неважно, сколько пуль вечером порвёт форму. Главное, что с утра я её погладил».

Мы с Н пили горячий шоколад.

- Я домой, короче, поеду.

- Когда?

- Ну, скоро.

- А чё так?

- Та походу заболел чем-то, надо к врачу сходить. Не знаю, болит у меня что-то всё время.

- Капец, а я как без тебя тут буду? Мне скучно будет.

- Та, ладно, не будет.

- А как же Дашка?

Даше я тоже сказал. Она, конечно, расстроилась, сказала, что не выживет без посиделок в моей комнате, и что это ужасно. Да, слово «выжить» тут вообще мега актуально. Даша останется здесь. Наверное, не стоит себя накручивать по этому поводу. Она говорила, что раньше я ей нравился, когда мы только познакомились, но потом ей расхотелось отношений и захотелось только секса. Абсолютно без понятия, где здесь правда, где - нет. Глубоко внутри оставалось ощущение, что я поступаю как скотина, уезжая просто так. Но скорее всего изменить это никак нельзя. Я буду дома до лета, а там уже каникулы, так что наверное мы больше общаться не будем. Из-за карантина студенты не виделись по полгода, и много парней перестало общаться с девочками, которые им нравились. У моего соседа такое было. Он уехал, она осталась, а могли бы и встречаться. Но у нас всё было по-другому. Я не испытывал к Даше любви, привязанности, я не хотел с ней встречаться. Мне просто нравилось, как всё было. У меня не было сил с ней поговорить. Узнать, например, её любимый цвет, фильм, песню и так далее. Я даже не смог сказать ей ничего, кроме «Всё будет хорошо». Может я не прав, но наверное только так можно остаться лучшими друзьями и самыми любимыми людьми на всю жизнь. Ничего друг о друге не знать, не спрашивать, не интересоваться. Никуда вместе не ходить, не строить планов. Никаких кино, собак, детей. Не видеться друг с другом, не хотеть, не любить. И это будет самая сильная любовь в отсутствии самой себя. Какой бред я иногда несу... Я закрыл себя сам в этой психушке, и меня тут никто не лечит. Я отрицаю всё, что только могу, и с этим пора заканчивать.