5
Дни для меня не значили уже ничего. Меньше, чем ничего. Я их не считал, и никогда не знал, какое сегодня число. Снова пошёл в магазин за вином. Пожарил картошку, посыпал её приправами, открыл оливки, порезал помидоры черри и сыр. В бокале бликует «Крымская Ривьера». На столе, вперемешку с едой, валяются ножи, отвертки и сигареты. Верхний свет не горит, а на ноуте включен видос горящего очага. Я лежу на кровати и смотрю в потолок. На пиджаке появляются складки.
Помню двор занесенный снегом белым пушистым,
Ты стояла у дверцы голубого такси,
У тебя на ресницах серебрились снежинки,
Взгляд усталый и нежный говорил о любви…
Сейчас всё говорит мне о том, как глупо и странно я живу. Нет той девушки, которую я безумно любил бы, и трагически потерял. Нет высокого творческого взлёта, который кружил бы голову, нет открытий, свершений, изобретений. Я хотел бы стать рок-музыкантом, который провёл бы всю жизнь в турах по разным странам или исследователем, который вечно в экспедициях. «Милая, но Северный полюс это ещё не приговор». Может быть, офицером флота на подводной лодке или пожарником-спасателем. Да, пожарник это круто. Я отрастил бы чёрные усы и ходил бы в бассейн каждые выходные. Я лежал бы в плавках на шезлонге, и все обращали бы внимание на мою татуировку на груди, где сильный огнеборец в блестящем шлеме льёт воду из брандспойта. А может, командиром отряда специального назначения, и меня звали бы Сергей. Уходил бы на задание в четыре утра и не знал, вернусь ли вечером. «Любимый, будь осторожен! Я тебе кобуру в машинке постирала». Она ласково провела кончиками пальцев по шраму на моей щеке. Я получил его в семнадцать лет, защищая её от шпаны. Кастет хоть и оказался сильнее, но она не забыла этого рыцарского поступка. «Дорогая, завтра утром мы улетаем на Луну. Помни меня, если я не вернусь». Полюс был где-то там, концерта здесь не было слышно, на подводной лодке матросы бегали из отсека в отсек, Сергей говорил шёпотом «Заходим, парни», Луна висела слишком высоко в небе, а пожарник… Но я сейчас здесь. Вино, ноутбук, жареная картошка, ребристые презервативы. Даша придёт примерно через час. Может, не такая уж большая проблема, что я не знаю, кто она? Может, бóльшая проблема в том, что я не знаю, кто я с ней?
Пиджак обреченно валялся где-то в глубине комнаты, музыка не играла. Мне нравится снимать с неё футболку. Я снова здесь. Чувствовался небольшой холодный сквозняк, пролетающий по ногам. Когда Даша приходила, эта комната становилась особенной, уникальной. Такой не существовало больше нигде. Она создавала её из пустоты, складывала из бумаги, как оригами. Никто, кроме нас, не знает как добраться сюда. Я попросил её убавить сквозняк и добавить тишины. Не было слышно ветра, не ощущалась температура, сон, голод. Мы живём на этой койке уже семьсот септиллионов лет. Сейчас мне так всё равно, где лежит мой помятый пиджак, сколько осталось оливок в банке, который час и как высоко идут трещины в этом проклятом, зловещем доме. Главная здесь Даша со своей магией. Футболка спутала ей волосы, и они прикрыли глаза. У неё самые красивые соски, самый красивый живот. Я воздух, у которого есть зрение и осязание. Мои невидимые руки скользят по её груди, гладят её шею, поправляют волосы, лежат на бёдрах. Хочется прижать её к себе, но она намного сильнее. Её кожа начинала светиться белым. Стекло запотело, и ничего не было видно. Этот мир погубила сумасшедшая ядерная война, всё стёрто с лица Земли и за дверью ничего нет. Радиация уничтожила во мне почти всё, но не ощущения. Мы остались вдвоём. Даша – бессмертный сверхчеловек, голая волшебница, живущая вечно. Я – тень Хиросимы. Это - последний секс на планете.