Летящие облака

Вернувшись с пристани, Цзян Сяоси сразу увидел Цзян Даюя, который сидел на крыше и расстилал там водонепроницаемый материал, а у него под рукой лежал рулон рубероида.

Цзян Сяоси поднялся по лестнице и, слегка освоившись, начал подавать ему инструменты.

- Даюй, когда ты научился ремонтировать крыши?

Цзян Даюй в белых рабочих перчатках продолжал свое дело:

- Я сходил к одному мастеру, чтобы поспрашивать его, а он как раз ремонтировал крышу, и ситуация была примерно такая же, как у нас. Я долго наблюдал за ним и во всем разобрался. А потом сходил купил материалы и теперь вот пытаюсь отремонтировать крышу сам.

Цзян Сяоси был потрясен. Это что, так просто?

Цзян Даюй вытер вспотевшее лицо, оставив на нем черные разводы и усмехнулся, обнажив в улыбке белые зубы:

- Цзян Сяоси – маленький скряга, он копит деньги на лечение своего парня и каждый день трясется над своей копилкой, как над неким сокровищем. Поэтому его парню ничего не оставалось, кроме как заняться этим самому.

Цзян Сяоси беспечно рассмеялся в ответ.

Несмотря на свой рост и силу, Цзян Даюй явно не привык к тяжелой физической работе. Завершив ремонт, он был с головы до ног покрыт грязью. Цзян Сяоси наготовил побольше еды, чтобы помочь ему восстановить силу.

Но в итоге, силы оказалось слишком много.

Цзян Сяочуань уехал на месяц в тренировочный лагерь в Юньчене и еще не вернулся. После того, как его младший брат уехал, Цзян Даюй перестал сдерживать свои дурные намерения и теперь приставал к нему каждую ночь. Цзян Сяоси все еще не мог решиться на последний шаг, и они по-прежнему оставались все на той же стадии.

Вечером Цзян Даюй разворчался, что переел за ужином, и теперь ему необходима физическая активность для хорошего пищеварения. Цзян Сяоси, предвидя такой маневр, лишь рассмеялся и, достав две таблетки для пищеварения, сунул ему в рот.

- Я весь день чинил крышу, и вот как ты благодаришь меня, ц-ц-ц, - с недовольным видом сказал Цзян Даюй.

Он уже приготовил все необходимое, но, видя, что Цзян Сяоси все еще нервничает, он несколько раз мысленно напомнил себе, что любит этого человека, и был вынужден сдержаться.

Темная ночь усиливает эмоции людей и обостряет восприятие.

Теплое тело проникло под одеяло и прижалось к широкой груди.

- Может... попробуем? – с трудом сохраняя спокойствие, сказал Цзян Сяоси.

Сон мигом слетел с Цзян Даюя. В комнате было слишком темно, но он мог различить в темноте блеск глаз Цзян Сяоси. Они находились так близко, их дыхание смешалось, и они могли отчетливо слышать сердцебиение друг друга.

Видя, что Цзян Даюй молчит, Цзян Сяоси растерял остатки своей храбрости, которую он полностью потратил на преодоление смущения. Он неуклюже заерзал, пытаясь отодвинуться.

Но в этот момент его крепко обняли сильные руки.

- Ты хорошо подумал? – хрипло прошептал Цзян Даюй, чувствуя бешеное желание проглотить его целиком. – Ты забрался ко мне в постель посреди ночи и еще дразнишь меня. Ты ведь понимаешь, к чему это приведет!

Цзян Сяоси сразу сдрейфил:

- ... Но ведь еще не поздно отступить?

- Уже поздно.

Цзян Даюй перевернулся и, прижав его под собой, впился в его губы яростным поцелуем.

Цзян Даюй был очень терпелив и очень старался, чтобы Цзян Сяоси было комфортно. Ему очень хотелось, чтобы Цзян Сяоси навсегда запомнил их первый раз, и у него в памяти сохранились только приятные и сладкие воспоминания.

Однако, на финальной стадии все же не удалось избежать боли, но эта боль растворилась в нежных поцелуях. Их стоны, сопровождаемые вздохами, были подобны романтической мелодии любви, которая наполнила комнату и весь мир вокруг них.

Позже, как и хотел Цзян Даюй, все самые прекрасные воспоминания Цзян Сяоси об их любви были связаны с островом Дуоюй и с тем временем, когда они впервые влюбились друг в друга и еще не появился настоящий «Цзян Даюй».

Как и следовало ожидать, на следующее утро Цзян Сяоси не смог встать с постели.

У него болела спина, ноги сводило судорогой, а голос охрип. Цзян Даюй сам приготовил завтрак и принес его в комнату. Он приподнял Цзян Сяоси, подложил ему под спину подушки и накормил его кашей.

Цзян Сяоси придержал его руку и простонал:

- Ну почему в реальности все совсем не так, как в воображении?

Лицо Цзян Даюя помрачнело:

- Ты отвергаешь меня уже после первого раза? Неужели я настолько плох?

Цзян Сяоси чуть не поперхнулся кашей. Он неловко заерзал, пытаясь сесть поудобней, и еле слышно пискнул:

- Я смотрел в интернете... не должно быть... чтобы...

- Смотрел в интернете? – с трудом подавляя смех, переспросил Цзян Даюй. – В интернете все не по-настоящему. Это всего лишь художественный вымысел, а не документальное кино. Больше не смотри эту ерунду.

- Оу, - Цзян Сяоси опустил голову и послушно допил кашу.

После первого раза Цзян Даюй словно с цепи сорвался и каждую ночь устраивал Цзян Сяоси занятия по теории и практике, доказывая, что его мастерство на высоте. Бурные ночи полностью измотали Цзян Сяоси. Раньше он думал о том, как помочь Даюю восстановить силы, а теперь не знал, где взять сил самому.

Месяц пролетел очень быстро, и Цзян Сяочуань должен был вернуться домой.

Цзян Сяоси собирался приготовить роскошный ужин по случаю его возвращения. Обнаружив, что у него закончилась мята, он послал Цзян Даюя, чтобы он попросил немного у дяди Гуана.

Цзян Даюй, который умывался во дворе, отправился к дяде Гуану. По дороге он встретил тетю Гуан, которая возвращалась домой. Цзян Сяоси рос у нее на глазах, и она была очень привязана к этому ребенку. Она была рада поболтать и начала рассказывать о его детстве. Цзян Даюй говорил мало, но слушал очень внимательно.

Дядя Гуан вынес ему пакет с мятой и проводил его до ворот, желая что-то сказать ему.

Цзян Даюй молча ждал, пока он заговорит.

- Сяоси очень привязался к тебе и относится, как к члену своей семьи, - сказал дядя Гуан.

С возрастом люди приобретают способность разбираться в людях, и он понимал, что этот человек не задержится надолго на их маленьком острове.

- Ты не смотри на то, что Сяоси сейчас такой радостный и беспечный, на самом деле, это очень чувствительный ребенок. Ты уже знаешь о его семье, он с детства остался без родителей, и ему пришлось очень нелегко. До твоего появления он почти не разговаривал, но теперь он стал намного оживленнее. Сяоси – очень простой и заботливый мальчик. Сначала он вернулся из Юньчена, чтобы позаботиться о своем дедушке. После его смерти он мог бы уехать отсюда, но не смог оставить Сяочуаня. Сяочуань ему не родной брат, но он все равно очень добр к нему. И теперь, когда ты появился, он и тебя принял как брата. Я вижу, он относится к тебе не так, как к Сяочуаню, он очень полагается на тебя. Если в будущем... что-то изменится, ты должен по-хорошему поговорить с ним. Ты должен хорошо обращаться с ним, не расстраивай его.

Стоя возле низкого забора у дома дяди Гуана, Цзян Даюй больше не был мягким улыбчивым парнем, каким его привык видеть Цзян Сяоси. Со всей серьезностью и стойкостью тридцатилетнего мужчины он ответил:

- Я так и сделаю.

С каждой ночью становилось все холоднее, они опомниться не успели, как на острове наступила зима.

Из-за холодной погоды старая рана Цзян Даюя вновь напомнила о себе, у него часто случались головные боли, он плохо спал по ночам, и днем выглядел вялым и обессиленным. Цзян Сяоси с тревогой открывал свою копилку, постоянно пересчитывая сбережения. Он думал о том, что одно только МРТ обойдется им в 2000, и у него не было уверенности в том, что остальных денег хватит на лечение. В конце концов, он просто махнул на все сомнения рукой – нужно съездить и посмотреть на месте, хватит им денег или нет. Если окажется, что их недостаточно, тогда он подумает, где взять недостающую сумму.

Поэтому он заговорил с Цзян Даюем о поездке в город на следующей неделе. Однако, Цзян Даюй не выказал ни малейшего энтузиазма, более того, он, казалось, даже не хотел этого.

Чем ближе становился день поездки, тем крепче Цзян Даюй обнимал его по ночам, словно боялся, что Цзян Сяоси исчезнет, если только он хоть немного ослабит хватку.

- Ты так крепко обнимаешь меня, - поддразнивал его Цзян Сяоси. – Боишься, что я убегу?

Цзян Даюй потерся об его шею колючей щекой и промолчал.

- Когда ты вылечишься и вспомнишь прошлое, боюсь, это я тебе разонравлюсь, и тогда ты сам сбежишь, - Цзян Сяоси развернулся к нему и заглянул ему в глаза, в его взгляде мелькнули тревога и неуверенность. – Даюй, когда ты поправишься и найдешь свою семью, если они будут против или если еще что-то пойдет не так, мы...

Он не смог договорить до конца, но Цзян Даюй всё понял.

- Ты мне нравишься, и я полюбил это место. Когда я поправлюсь, я все равно останусь с тобой. Даже если мне придется уехать отсюда, я заберу тебя и Сяочуаня с собой. Мы уедем все вместе.

Цзян Даюй говорил от всего сердца, и его слова коснулись сердца Цзян Сяоси.

Он крепко обнял Цзян Даюя и, прижавшись к его груди, оставил на ней следы слез. «Даюй, Даюй», - мысленно прошептал он, - «ради этих слов я готов преодолеть любые трудности.»

В эту пятницу У-ге вновь привез товар, и Цзян Даюй приехал на пристань, чтобы забрать его. Он также должен был предупредить У-ге, что в следующую пятницу не нужно ничего привозить, поскольку они с Цзян Сяоси уедут на материк.

- Прошло уже более полугода, а я до сих пор помню, как нашел тебя, и ты был весь в крови, это было страшное зрелище, - заговорил У-ге, закончив разгрузку товара.

Они и раньше иногда перекидывались парой фраз, но говорил в основном У-ге. Он указал на место, где лежал Цзян Даюй, ему до сих пор было не по себе от этих воспоминаний.

- Я полтора часа вел лодку, даже не подозревая, что ты без сознания лежишь в трюме. Даже не представляю, каким образом ты попал сюда и как сумел выбраться на пристань. У-ге был простодушным человеком и говорил то, что думал, но некоторые вещи до сих пор были для него загадкой. Он и раньше хотел расспросить Цзян Даюя о случившемся, но тот всегда держался очень холодно, всем своим видом отбивая у него желание спрашивать его о чем-либо. Он и сегодня-то решился поболтать с ним только потому, что Цзян Даюй первым заговорил с ним, чтобы сообщить о своем отъезде.

На самом деле, Цзян Даюй и сам уже думал об этом. Видимо, на него напали где-то в порту Юньчена, и он спрятался в трюме грузовой лодки, собиравшейся покинуть причал. После того, как он потерял сознание, на этой лодке он и попал на остров Дуоюй. Обычно лодка полдня стояла возле причала, и он, очнувшись, вышел из трюма, после чего вновь потерял сознание в незнакомом ему месте. А потом его нашел и забрал к себе Цзян Сяоси.

Что же касается напавших на него людей, видимо, его следы затерялись в порту Юньчена, поэтому его не смогли найти на острове Дуоюй.

Хоть он потерял память, его инстинкты остались при нем. Он смутно чувствовал, что у него было немало врагов, да и его прошлое едва ли было кристально чистым. Раньше он не решался так опрометчиво покинуть остров, но прошло уже более полугода, и настало время действовать. Единственное, что его беспокоило – это Цзян Сяоси. Если всё действительно так, как он полагал, и у него окажется темное прошлое, нельзя втягивать его в это.

Он затянулся сигаретой, которой его угостил У-ге, и едва не закашлялся от едкого дыма. Он прислонился к дереву, и его взгляд упал на камни, где он лежал когда-то без сознания. В его памяти вновь возникла та сцена, когда он открыл глаза и увидел перед собой лицо Цзян Сяоси. Он невольно улыбнулся, и выражение его лица сразу смягчилось.

- Увидев, как сильно ты ранен, все сразу разбежались, и только Цзян Сяоси пожалел тебя и забрал к себе, - сказал У-ге.

- Он очень добрый и не выносит ничьих страданий, - Цзян Даюй затушил сигарету и, махнув ему на прощанье рукой, отправился домой.

После ремонта крыши у них еще оставалось полрулона рубероида. Цзян Даюй собирался использовать оставшийся материал, но из-за головных болей ему пришлось отложить это дело.

Цзян Сяоси посмотрел на этот рулон, закатал рукава и взобрался вместе с ним на крышу. Нужно было лишь расстелить материал, и он намеревался завершить работу до прихода Цзян Даюя. В последнее время Даюй страдал от головной боли. Что, если он залезет на крышу, и у него закружится голова? Он ведь может так и упасть с крыши.

Крыша дома была покатой со спуском в 30 градусов, отчего работать на ней было непросто. Цзян Сяоси, встав посередине, наклонился вперед и начал раскатывать материал, ухватив его за углы. Он потянулся вперед, чтобы поднять лежавший в углу красный кирпич. Прежде, чем он успел решить, какой угол лучше придавить кирпичом, он вдруг ощутил холодное прикосновение к своей пояснице.

Цзян Сяоси вздрогнул от неожиданности и машинально повернулся. Он увидел руку, которая коснулась его обнажившейся после наклона поясницы.

Позади него стоял человек, и это был Бадоу.

Цзян Сяоси вскрикнул и отступил назад:

- Что ты делаешь?!

На губах Бадоу играла странная улыбка, в которой сквозили темное желание и ненасытность.

- Цзян Сяоси, я слышал, на следующей неделе ты куда-то уезжаешь с этим чужаком, а? Что, так не терпится продаться? А если он потом не захочет тебя, что ты тогда будешь делать?

- Ты совсем спятил? – дрожа от гнева, воскликнул Цзян Сяоси. – Тебя это вообще не касается! Это мой дом, уходи отсюда!

После того, как они с Даюем стали парой, он был уже не таким наивным как раньше. И теперь, видя взгляд Бадоу и его поведение, он начинал понимать, что на уме у этого человека.

Бадоу явно выбрал момент, когда Цзян Даюя не было дома. Узнав о том, что Цзян Сяоси уезжает, Бадоу решил, что он уезжает навсегда, и это ужасно раздосадовало его. Когда он поднялся на крышу и увидел обнаженную тонкую талию Цзян Сяоси, у него возникли коварные мысли. Он сожалел о том, что был слишком снисходителен к нему раньше. Если бы он чуть раньше дал себе волю, у него бы не возникло проблем из-за этого чужака.

- Не думай, будто мне неизвестно, что у тебя с этим чужаком, - с холодной усмешкой сказал Бадоу. – Мы с ним одного поля ягоды, и я сразу понял, что у него на уме.

Он шагнул вперед, и Цзян Сяоси стало некуда отступать.

- Если ты не поедешь с ним, я обещаю, что больше не буду обижать тебя, и буду хорошо к тебе относиться, - сказал Бадоу. – Но, если ты уедешь, и потом он не захочет тебя, то, когда ты с позором вернешься обратно, клянусь, что не дам тебе спокойной жизни.