По осколкам шёлка

«Через месяц после смерти сына умер её отец, успев впервые за долгое время извиниться за всё, что сделал.
Всё, что оставалось Авроре — церковь, иглы, нитки и боль.»

© YouTube — разоблачение Люка «Что скрывалось за маской самого богатого человека?»

27.03.2034

Аврора сидела на балконе, выходившем на огромный задний двор, покрытый небольшим слоем снега. Холод должен был заставить девушку как можно быстрее покинуть открытое пространство, но она наслаждалась этой морозящей болью, словно внутренности могли замерзнуть, потушив огонь скорби о сыне.

Она похоронила его в тайне ото всех, даже от отца. Никто не знал, что на заднем дворе дома её детства похоронены не только Хэйлин, Эллиот, но и Кристиан. Девушка положила тельце своего мальчика рядом с отцом, чтобы они хоть где-то  смогли увидеться.

Глаза щипало от слёз, голова гудела от непрекращающихся истерик. Даже Люк её не трогал последний месяц. Неужели у него есть хотя бы капля совести и сожаления? Аврора сомневалась. Скорее всего, у него просто накопилось слишком много дел после нескольких месяцев беспрерывных издёвок над ней.

Когда-то её любимым временем года была весна: вся жизнь словно выходила из спячки после зимы, цветы оживали, птицы снова пели свои песни. Но теперь всё изменилось. Зима так хорошо успокаивала её. Синяки болели меньше после того, как она лежала в снегу в одной сорочке. Только это была даже не её прихоть, а приказ Люка. Ему нравилось видеть, как губы жены синеют, волосы леденеют, глаза становятся стеклянными, а тело пробивает дрожь.

Тёплый плед показался ей чужеродным, но Аврора не двинулась с места. Рядом с ней сел отец. Она почувствовала запах его духов, которые были ей уже противны.

— Ты...

— Ты снова напился? — прошептала Аврора, не сводя глаз с леса на горизонте.

— Просто немного выпил, — признался Пол, делая очередной глоток из бутылки дешёвого виски.

Девушка поморщилась от запаха перегара, исходившего от отца. Всё это казалось каким- то розыгрышем. Вот она сейчас проснётся, а рядом окажется Эллиот, Кристиан, и они вместе поедут к маме и папе, чтобы провести время. Она чувствовала себя ненормальной, столько раз уже мечтала об этом, но ничего подобного не происходило, если только в самых лучших снах.

— Аврора, ты замерзнешь, — сказал Пол, вставая со стула, чтобы проводить дочь в дом.

Она лишь подняла глаза на отца, покачивающегося с бутылкой. Он ужасно постарел. В свои пятьдесят шесть он выглядел лет на семьдесят: морщины на лбу, дряблая, пожелтевшая и сухая кожа, пигментация, отеки, запавшие щеки, волос стало меньше, появились залысины, сутулость, нездоровые зубы и много ещё того, чего не должно быть в его возрасте. Люк в этом же возрасте выглядел намного старше. Возможно, это общение с её мужем так повлияло на отца?

— Ладно, посидим здесь, — безысходно вздохнул он и сел обратно.

Между ними воцарилось молчание. Оно не было неловким, скорее в воздухе витала недосказанность. Желание отца поговорить с дочерью, но страх того, что он будет отвергнут.

Аврора закрыла глаза, стараясь сдержать слезы.

— Я не хотел, чтобы всё вышло так, — начал говорить Пол, переборов свою неуверенность. — Когда я узнал, что он может убить Эллиота, я позвонил ему и предупредил, но он меня не послушал. Этот парень мне сильно нравился, и я надеялся, что Люк годик поиграет с тобой и отпустит, потому что мы друзья. Мне просто тогда нужны были деньги, чтобы не прогореть. Я ведь... — ему было больно говорить каждое слово, словно в горле застрял нож и каждый раз впивался в кожу. — Я тебе не говорил, но я открыл музей в честь твоей матери.

Девушка так сильно зажмурила глаза, что перед ней стали появляться белые точки. Ей хотелось ещё закрыть уши и начать кричать, но сил не было. Она чувствовала себя фарфоровой куклой, которая может сломаться от одного лишь движения.

Её боль застилала глаза. Возможно, если бы Пол рассказал о музее двадцать лет назад, Аврора его поддержала бы, помогла чем- то, но сейчас это не имело никакого значения. Как бы это ни было эгоистично, но именно в этот момент девушке было плевать на музей. Это точно не оправдание его поступку.

— Он вытягивал много денег. Я не просто их пропил, Аврора, — он пытался докричаться до дочери, которая сидела где-то  далеко за стеной из самого твердого и непробиваемого камня, помогавшего ей жить и не сдаваться. — Мне хотелось, чтобы она жила вечно в этом музее. Мне казалось, что там она и есть. Поэтому иногда я пропадал неделями. Я скупил все флаконы её ванильных духов в городе и платил персоналу вдвое больше за то, чтобы они просто брызгали ими везде. Я хотел, чтобы там пахло ею. И так и было, поэтому я спал там, проводил дни и ночи, бывало, закрывал музей, чтобы туда никто не мог попасть.

Пол сделал глоток, и его выражение лица с мягкого сменилось на жуткую злость.Морщины на лбу стали еще более выраженными, губы скривились, а нос сморщился. Он хотел выбросить эту бутылку, чтобы увидеть, как она падает, как приземляется на плитку. Но он этого не сделал, лишь поставил стекло рядом.

— Знаешь, в чём отличие между нами? — наконец- то сказала Аврора. Девушка открыла глаза, но не смотрела в сторону отца. — Многие могут подумать, что мы похожи: оба потеряли любовь всей жизни и оба страдаем, оба потеряли мать в раннем возрасте, и оба страдаем. Но твоя мать ненавидела тебя, а моя души во мне не чаяла. Для тебя это было освобождение, для меня — клетка. Твоя жена заболела раком, и ты мог морально подготовиться к тому, что потеряешь её, а меня окунули в ледяную воду, сообщив, что моего любимого нет, — слезы стекали по замерзшей коже, спускаясь вниз по шее. — А теперь представь свои страдания и умножь их минимум на три. А потом ещё на два, ведь ты сам делал целенаправленные шаги, чтобы потерять ребенка. А мой покончил с собой из-за ...

Но Аврора не смогла договорить. Она думала, что в ней больше нет сил плакать, но ошиблась. В сердце всё ещё было пусто, а огромная дыра, которую никак нельзя залечить, ныла от боли. Ничто не помогало: сигареты, алкоголь, физическая боль. Всё это было ни о чем по сравнению с душевными терзаниями.

Пол замер. Его взгляд остановился на дочери, которая справлялась со своей скорбью совершенно одна, переживая изо дня в день насилие со стороны мужа. Он оставил её совершенно одну, даже перестал навещать, думая, что так будет лучше, так Аврора станет счастливее.

Новость об умершем внуке потрясла его. Он часто вспоминал о нем, хотел навести справки через знакомых, но боялся, что Люк узнает и подумает, что Пол хотел усыновить его или как-то доложить о ребенке дочери, поэтому просто представлял, что Кристиан жил в счастливой семье. Думал, что у паренька всё отлично, он играет со сверстниками, увлекается спортом и получает много заслуженной любви. Но мужчина и представить не мог, что Аврора каким- то образом забрала его и воспитывала. А теперь Кристиана просто нет...

И снова всё из-за него. Пол думал, что горы свернёт за внука, любого порвёт, но после звонка Люка пришёл в себя, осознав, насколько он слаб, ничтожен и эгоистичен. Нужно было вывести Кристиана из страны, отдать родителям Эллиота на воспитание. Хоть они и возненавидели Аврору, но приняли бы внука, он знал. Знал, что Кристиан им важен так же, как и сын. Они не смогли бы отказаться от этого маленького чуда. Но Пол снова испугался.

— Я не помогла ему. Не смогла, — шептала она, согнувшись на стуле.

Мужчина не мог это слушать. Не мог думать, что его любимая Аврора винит себя из-за смерти сына. Она ни в чем не виновата. Только не она. Это всё его вина, что он подверг их всех такому насилию, а сам остался в стороне, в плюсе, наслаждаясь жизнью и деньгами.

Вдруг девушка почувствовала какое- то неловкое объятие. Она не знала, что ей стоит сделать: оттолкнуть или остаться в этом моменте. Они с отцом так долго не общались, что для Авроры он стал совершенно чужим. Но именно сейчас ей так нужна была хоть какая- то поддержка. Просто тот, кто будет рядом, обнимет, погладит по голове и скажет:

— Несмотря ни на что, всё будет хорошо. Жизнь продолжается, хоть и кажется обратное. Только помни, что в этом твоей вины нет, ты у меня самая лучшая мама на свете, Аврора,— прошептал отец, прижимая дочь ещё сильнее, пока её плечи сотрясались от плача.

— Его звали Кристиан, я фамилия была Эллиота.

— Тише, Аврора,— похлопал он дочь по спине. — Ты делаешь так, как считаешь нужным. Ты никогда не была плохой и никогда ею не станешь.

Слова ни капли не помогали. Она все равно ощущала тяжесть груза из-за своих решений — решений, которые ни к чему не привели.

— Зачем мне такая жизнь, пап,— проревела Аврора. — Я не хочу жить. Я не хочу чувствовать всё это. Пожалуйста, пусть всё закончится. Мне надоело. Я хочу к маме, к Эллиоту, к Крису. Все мои близкие люди там. Я тоже хочу туда, пап.

Пол ничего не мог ответить. Он лишь ещё сильнее прижимал дочь к себе, сидя на коленях перед ней. Его сердце сжималось от невообразимой боли. Ему не хотелось отпускать дочь, словно она могла сразу же испариться.

Руки Пола дрожали, но он сжал их в кулаки, чтобы Аврора не почувствовала этого.

— Прости, дочь,— прошептал он ей в макушку. — Это всё я. Я виноват. Я думал, что спасу тебя, что мы сможем выбраться. Я хотел ему заплатить, чтобы он развёлся с тобой, но Люк отказался. Я старался, Аврора. Я столько раз поднимал эту тему, но он пресекал это и говорил, что его всё устраивает. Прости, доченька. Я ужасный отец. Я не смог спасти тебя от этого кошмара.

Девушку словно окатили ледяной водой, и она отпрянула от отца, вставая. Плед упал с её плеч, а она прошла к краю балкона.
Аврора снова смотрела на отца как на чужого. Пол же продолжал стоять на коленях, не осмеливаясь посмотреть на дочь. Он чувствовал вину за всё, что произошло в её жизни.

— Почему именно Люк? Нейды тоже богаты, они могли помочь, если бы ты попросил,— произнесла она, смотря на отца свысока.

Девушка сдирала корку с ещё не зажившей до конца раны. Сдирала так, что вместо кожи там оставались уже мышцы. Это было похоже на мазохизм, ведь столько раз причинять себе боль казалось нереальным и чем- то разрушающим изнутри.

— Или они были не для «статуса»?— чуть повысила девушка голос. — Они были в десятке богатых людей, а не на первом месте, да?— усмехнулась девушка.

Аврора сдерживала очередную истерику. Её ладони постепенно покрывались кровью от слишком интенсивного сдирания заусенцев на пальцах. Но девушка совершенно не чувствовала той боли, которую должна, потому что это успокаивало её нервы — нервы, от которых почти ничего не осталось.

— Но мы даже в тридцать не входили!— крикнула она, хлопнув ладонью по перилам. Резкая боль отозвалась по всей ладони, но это не имело никакого значения. — Да какие тридцать! Мы в пятьдесят- то входили, пап?

Её грудь вздымалась от частого дыхания. Щёки горели, а кулаки сжались. Было желание одновременно кричать, бежать и что-то кинуть, чтобы это разбилось.  Эмоций было слишком много, но способа выйти им наружу не было, что злило ещё сильнее.

— Где был тот отец, который говорил мне, что ему неважно, кто будет моим избранником, что мы примем его, даже если он будет жить на улице!— с каждым словом тон повышался, давая свободу эмоциям, скопившимся внутри. — Как мы пришли к тому, что седьмое место — ничто? Я просто не понимаю этого. А если бы мама была жива? Что ты думаешь, она сказала бы? Что ты молодец? Что так держать, Пол? Давай разрушим жизнь дочери вместе?

Она понимала, что её отцу сейчас плохо, что его грызет чувство вины, но она не могла остановиться. Аврора хотела выплеснуть хотя бы часть той боли и злости на жизнь хоть на кого- то, как когда-то с Милли на свадьбе.

Девушка слишком долго не выговаривалась, слишком долго всё держала в себе.

— Теперь я для всех — никто. Я — изверг, содержанка, шлюха, продажная...— все мышцы были натянуты, словно струна, не давая Авроре хотя бы на секунду почувствовать себя спокойнее. — Сколько он заплатил?

Тихие всхлипы остались их единственным звуком в тот момент. Аврора не чувствовала вины за свои действия. Она хотела, чтобы отец почувствовал хотя бы часть того, что обычно ощущала она.

— Двенадцать миллиардов евро за каждый год вашего брака,— прошептал Пол еле слышно.

Брови Авроры взметнулись вверх, а потом она нахмурила лицо, не веря в такие цифры.

— Может, миллионов?

Но в ответ робкое покачивание головой.

— Прости, Аврора,— истерично шептал мужчина, продолжая стоять на коленях. — Прости. Я не хотел, чтобы все вышло так. Я не думал, что он такой человек. Прости. Умоляю. Я всё исправлю,— Пол поднял голову. Его глаза были красными от слёз и опухшими. Где-то  внутри она почувствовала укол вины, что довела отца до такого. — Я убью его, если надо будет. Я найму киллеров. Я не оставлю всё это просто так. Прости, Аврора.

Девушка не могла больше смотреть на это, поэтому покинула балкон, перебираясь в комнату, а потом и в гардеробную, где стояла её швейная машинка, которая всегда спасала и была рядом. Независимо от того, что произошло, швейная машинка успокаивала. Стижки были ровные, ты знаешь, когда конец строчки, какие цвета нужны, какие иглы, какие стразы, какая ткань — ты всё знаешь, в отличие от жизни.

Руки сами потянулись к таким знакомым и привычным действиям, которые дают ей возможность чувствовать контроль и потеряться в мире моды, ткани и ниток.

Вот Аврора дрожащими руками берёт катушку и заправляет верхнюю нить, тянет её сквозь направители и вдевает в иглу.

Дыхание становится более ровным и спокойным.

Нижнюю нить вставляет в челнок под игольной пластиной.

Руки перестают трястись.

Аврора выравнивает ткань, опускает прижимную лапку и медленно прокручивает маховое колесо вручную, чтобы ввести иглу.

Лицо расслабляется, и она больше не чувствует головной боли.

Нажимает на педаль, и машинка оживает. Игла начинает методично подниматься и опускаться. Слышен ритмичный стук, который успокаивает нервы.

Мышцы во всём теле становятся легче.

Аврора ведёт ткань. Каждый стежок — попытка вернуть себе контроль.

Все мысли уходят из головы, оставляя только сосредоточение на новом изделии.

28.03.2034

Аврора проснулась от удара по щеке. От неожиданности она свалилась со стула, чуть не утащив с собой и швейную машину.

— Вставай, — прохрипел Люк с радостной улыбкой.

Это ничего хорошего не значило.

Дрожь пронзила тело, в животе всё свело, а щека горела от удара. Аврора вжалась в угол, стараясь отдалиться от своего мужа.

— Собирай вещи, мы едем опознавать тело твоего отца, хотя я уверен, что это он,— ухмылка не сходила с его уродливого лица. Так и хотелось врезать ему, но было страшно.

Сердце снова перестало биться. Аврора уставилась в одну точку, вспоминая их вчерашний разговор. Всё тело стало неподъемным.