Богатство красок жизни лифта
Лифтер
Самоубийство на ночной смене. Это невозможно. Ты работаешь один, и если тебе вдруг решится поквитаться с жизнью, то, имея хоть каплю ответственности, ты мгновенно откажешься от этой затеи, вспомнив, что оставишь дорогостоящее оборудование работать без присмотра. Подобная безответственность граничит с безответственностью самоубийц-родителей, оставляющих детей в предоставлении самим себе. Кто-то сказал, что жизнь - это время, на протяжении которого ты волен выбирать способ самоуничтожения: семья, карьера, вредные привычки; арсенал способов завидной комплектации.
Тем не менее, всё же найдя излюбленный, стоит обернуться по сторонам, оглядеться. Может, пока ты тут ходил и выбирал, судьба приставила рядом с тобой соучастника.
Конечно, я не оправдываю самоубийство. Точнее, я считаю, что для этого должна быть соответствующая по значимости причина. Часто самоубийцы делают этот выбор, руководствуясь страхом, слабостью, неудачей в попытках собраться с силами, неспособностью стоять. Если причины для жизни должны быть такими же нелепыми, как само существование, то причины для самоубийства должны стоить самих себя. Это может показаться парадоксом, но жизнь зарождается в красоте. По крайней мере, в том, что могло бы быть ею. Тогда как смерть - это всегда уродство, грязь и вонь. Что же, решив ступить на эту дорожку, нужно позаботиться о пределах собственного восприятия и возможностей. Иначе, если окажется, что умирать было не обязательно, то окажется, что ты зря обосрался, распух, скорчил гримасу и наполнил мир ещё одним гниющим кожаным мусорным мешком.
Я имею ввиду, нужно быть внимательным к тому, что тебе придется оставить после себя. Конечно же, речь идет об ответственности. Какой же благородный джентльмен или какая благородная леди оставят после себя мусор (свои тела и инструменты для самоуничтожения, например) или, что хуже, подвергнут опасности других (наполнять помещение кухни газом из духовки, например) - это крайне безответственно.
Пассажир
А вообще, лучше бы я домой пешком пошел, а не ехал на лифте. Во-первых, едем мы подозрительно долго, словно в ад спускаемся. Во-вторых, лифтер пугает меня своими разговорами. В-третьих... почему я вообще купился на то, что лифт довезет меня домой, если лифт может только подниматься и спускаться?
Кажется, лифтер услышал мои мысли и чтобы как-то унять мое волнение, налил мне чашечку ромашкового чая, дав вприкуску печеньку.
Пока я рассматривал угол маленького помещения, отвернувшись спиной к лифтеру, я начал слышать детские голоса. Они пели песенки с пугающими стишками.
- А как думаешь, он один из нас? - сказала одна девочка.
- Да, мама рассказывала, что они вот так стоят лицом к стене, а потом лифт застревает, и они поворачиваются и сжирают души у смертных, - сказала другая девочка.
- Нет, я не... - хотел было я возразить, но повернувшись, потерял дар речи.
У девочек не было ртов, только большие пылающие угольки вместо глаз. А рядом со мной стоял мужчина, потупившись в стену, у него, наоборот, ртом было всё лицо. Он повернул его ко мне и зарычал, раскрыв пасть.
Лифт остановился. Лифтер открыл двери и внезапно стукнул газетой по голове мужчину со словами: «Ваша остановочка, господин». На что мужчина отвесил поклон со словами: «Счастливо оставаться».
- Это что? - в недоумении рассматриваю незнакомые городские пейзажи.
- А, так это славный город Варшава, господин, - важно ответил лифтер.
- Ну, и что мы тут делаем? Я просто хотел добраться домой. Почему мы в Польше?
- Видите ли, - лифтер сделал виноватое лицо, - я обещал тому господину остановить возле вон того ларька. Простите некомпетентность вашего покорного слуги, будьте милостивы.
- Та... что я... Мы поедем теперь домой?
- Разумеется.
Дальше я передать разговор девочек не могу, они начали перешептываться на татарском и хихикать, поглядывая на лифтера, а тот стал подмигивать им в ответ.
Заиграла композиция «So what» Майлза Дэвиса. Лифтер сказал, что лифт так общается - с помощью песен. Иногда просто поет, иногда ведет монолог. На мой вопрос, что он говорит, лифтер ответил: «Он говорит, что следующая остановка - Владивосток. А ещё у Вас красивое пальто».
Лифт
Человек, который никак не мог попасть домой, таки вышел, где хотел. Девочки и лифтер, закрыв дверь расхохотались в полный голос, ведь они никогда не видели, чтобы демон не знал, что он демон и так старательно верил, что он человек. Их насмешило, что демон работает в мире людей, да ещё и на заводе.
Меня отказывались слушать. Они веселились под «Tea for two» Джона Колтрейна. Пассажир произвел на меня впечатление, и я настаивал рассказать ему о нем правду, ведь он может случайно подвергнуть других опасности в самый неожиданный момент - этот парень сам по себе не имел никаких разрушительных способностей, но позавидовал бы ему любой другой архидемон.
Он был обращателем. Обращатели могут превращать одни существа в других. То есть, даже ангелов в демонов и наоборот. Но мои замечания лифтер сказал, что было бы интересно посмотреть, как он узнает о своих способностях.
На следующем этаже в лифт запрыгнул растерянного вида человек. Лифтер не замедлил справиться у него о состоянии. На что тот убедительно закивал головой, мол «всё хорошо». Тогда лифтер предложил ему рассказать о себе, чтобы атмосфера в лифте оставалась такой же веселой и непринужденной после знакомства с демоном-обращателем, который не знает, что он демон. Человек насторожено огляделся. Он решил, что ему послышалось, что говорят о демонах и немного успокоился.
Лифтер и ему предложил чашечку ромашкового чая с печенькой. Это натолкнуло его на воспоминания и он начал рассказывать об одном парижском кафе «Мюзен», где пекли точно такое же миндальное печенье. Одна девочка внезапно вскрикнула: «Франт!» и, расхохотавшись, перебила рассказ. Пассажир, смутившись, запнулся.
Пассажир
Да, привет, это я тот растерянного вида человек. Так вот... Мы покорились. Я чуть-чуть ворчал, но не сильно. Вы бы сказали «неуверенно ворчал». Второй я ворчал чуть громче. Третий я ворчал так громко, что его попросили не ворчать. Не так громко. Средне ворчать. Как второй я. У второго всегда всё лучше получается. Сколько себя помню, всё у меня получалось со второго раза: сделать сальто назад, съехать с самой крутой горки в городке на пакете до конца, испечь первый блин комом (самый первый блин получился отличным, с корицей и вареньем).
Выйти за рамки разумного мне тоже удалось со второго раза. Вернуться - пока нет. За рамками разумного исчисление разов - иррационально; там полноценно можно сосчитать только зразы.
С первого раза у меня никогда ничего не получалось. Что же по отношению к третьему разу, то вот какая странная штука: всё, чем бы я ни занимался, вскоре становилось глупым, безутешным или вообще бессмысленным. Так, прыгая через себя, я внезапно перестал чувствовать себя королем неба. Готовя еду, я вообще перестал есть, а потом и готовить. Катаясь на пакете, я заметил, что я не еду, а кочусь на подобии пластиковой бутылки - я бросил и это дело.
Хотя, однажды я сильно ударился головой об другую голову другого человека, и больно мне было все три раза. Это меня толкнуло на мысль, что чтобы жить в этом мире нормально и без неожиданностей, нужно чаще биться головой. Мои догадки подтвердились, когда я обратил внимание на то, что судьба человека сама регулярно заботится об этом - если что-то, не дай бог, идет слишком хорошо, она незамедлительно очень больно бьет его. Иногда насмерть. Кстати, с первого раза.
Лифт
- Так а что Вас так растеряло, что Вы такой растерянный? - спросил лифтер.
- Та... я же в аду первый раз. И вот, не справился. Что-то разбил, что-то не понял - всё пошло к чертям. Мне сказали: «Пошел отсюда», - тут лицо растерянного человека опять стало растерянным, подчеркнув выражение идиотской улыбкой.
Лифт. Некоторое время спустя. Уже другой пассажир
Пассажир и лифтер не на шутку распалились. По лицу лифтера было видно, что ему это доставляет удовольствие. По лицу пассажира было видно, что он готов взорваться прямо здесь. Дело в том, что мой лифтер, до того, как стать лифтером, был революционером. Он принимал участие в Нидерландской революции, боролся за независимость Южных Нидерландов от Испании, погиб в 1585 году во время падения Антверпена. Имея веселый нрав, сохранил уйму, теперь уже можно так сказать, веселых историй и искренних убеждений. Его же оппонент такие слова, как: «права народа», «права человека», «общественный договор», «Нидерландская революция», «республика», «демократия», «человечество», «цивилизация», «религия», «прогресс» воспринимал явно иронично, но и в штыки, если ему оказывали достойный отпор. Учивший по книжкам историю и не догадывался, что перед ним не парень, который хорошо читал о событиях тех годов - перед ним ветеран тех событий.
Досада от убийства за несколько столетий ушла. Демон-лифтер помнил только идеалы, ценности и боевой задор, с которым он насаживал на саблю испанских солдат. Пассажир, уважаемый самим собой господин, историк, высмеивал и глумился над личностью Вильгельма Оранского.
«А Вы, я вижу, голубчик, тут недавно. Так? - сказал лифтер. - Так вот знайте, что на свежие могилы срут собаки, а лично на ваше надгробие ещё и серут вороны». После чего двери открылись и мужчина, будучи разгневанным до глубины души, быстро вышел. К слову, мы были совсем немногим выше неба, прямо над кладбищем, где похоронен пассажир. Он свалился с огромной высоты и разбился, не могу сказать это без улыбки, насмерть. Лифтер, оказывается, воскресил его и вернул на Землю. Ах да, падая, пассажир раздавил срущую собаку.
«Неловко», - только и сказал лифтер, выглянув наружу и придерживая головной убор. Я начал играть «Sinnerman» Нины Симон. Лифтер не спешил закрывать дверь, мы спускались вниз так. Перед нами раскрыл свои объятия дивный вечер. Мы спускались, смотрели на опускающееся вместе с нами солнце и слушали поразительный голос Нины Симон.
Изумительно, скажете вы. Что за невероятная чушь, скажете вы. И, конечно же, будете правы. Слова излишни. Для взаимного понимания нам с вами достаточно просто взглянуть друг на друга. Если вам покажется, что вы слышите в голове ненавязчивый джаз, который обычно играет в лифтах - стойте на месте, вам показалось.