Глава 18.
В течение последнего года я начал очень много рисовать. Сначала какая-то абстракция, если это так можно назвать, потом цветы, птицы... А после я перешёл на портреты. У меня очень хорошо получалось; я заимствовал техники из интернета, различной литературы. Сегодня я попытался, наконец, дорисовать маму. Такую, которой я её запомнил: темноволосую, с высоким пышным хвостом, зеленоглазую... Бесконечно красивую, пусть даже к сорока трём годам на её идеальном лице уже появились морщинки. На бумаге она предстала в образе статной гордой царицы. Она смотрела куда-то вдаль, в её глазах отражались все те тяжести, которые ей пришлось пережить в своей жизни. Я знал достаточно о Кассандре. Правда, у меня была лишь одна её фотография, которая когда-то лежала у отца в бумажнике. Я позаимствовал её сразу после его смерти. К слову, Пауля я тоже нарисовал уже. Он же всегда улыбался, несмотря ни на что. Вот таким я его и нарисовал, чуть небритого, весёлого, с горящими добрыми светлыми глазами. Чертами лица я чем-то был похож на него: такой же прямой нос, ровная линия бледных губ, сам овал лица... Цвет кожи тоже был такой же, как и у отца. Разве что волосы и глаза - матери. Такой необычный союз, я до сих пор не могу понять, как эти два человека, вообще, сошлись. Видимо, несмотря на воинственную внешность мамы, она не была стервой.
Также в моей коллекции уже были портреты Андреа, Михаэля, Ганса, Кристины... Не хватало только Мартина. Почему-то его я никак не мог нарисовать. По крайней мере, в образе. Я не знал, что ему придумать.
- Йостен? Ты дома? - спросил брат, проснувшись.
- Конечно, дома. Ты, вообще, почему дрыхнешь чёрт знает, до скольких? Семь вечера уже! А ночью что делать будешь, а?
- Ну, после двенадцати уже наш День Рождения, буду отмечать.
- Ха! И как же, мне очень интересно?
- Буду петь песенку "С Днём Рождения тебя!"
- Ага. Только твоего завывания мне в двенадцать ночи не хватало, - хмыкнул я.
- Да я и не собирался, - он где-то минуту молчал, а после сказал. - Последний День Рождения у нас прошёл очень уныло...
- А я что могу сделать? Нам сейчас не о том думать надо. Меньше, чем через неделю, Новый Год. Каспер напьётся, а мы сбежим. И больше никогда сюда не вернёмся.
- Да я знаю всё, ты говорил уже. Мне как-то фиолетово, где жить. Главное, чтобы там диван был.
- Ленивец чёртов! Мы в армию сматываемся! Ты там работать будешь! - я бросил карандаш на стол.
- Неужто? Для такого немощного, как я, где-то нашлась работа?
- Я же говорил тебе уже!
- А-а... Так это не работа, - вздохнул он. - А что мы будем делать после того, как ты в армии отслужишь?
- Квартиру дать должны. Будем жить, что же ещё.
- И у тебя появится жена?
- Да какая, блин, жена?! Издеваешься?!
- А почему нет? Тебе же нужно когда-нибудь обзавестись семьёй. Потом у вас родятся прелестные детки, вы будете собираться за большущим столом каждый вечер, кушать вкусную фаршированную курицу...
- Что значит "вы"? А ты, что, не любишь фаршированную курицу?
- Да вряд ли я доживу до этих моментов. Или ты меня куда-нибудь сдашь. Меня же дети твои бояться будут точно так же, как те, кто шарахался от меня в школе.
- Ой, да перестань. Ты себе тоже найдёшь кого-нибудь. Успокойся уже. И у тебя детки будут...
- ...Которых я даже не увижу никогда, - фыркнул он. - Да и не хочу я плодить себе подобных. Зачем им с таким страшным пороком жить? Пускай уж лучше и вовсе не рождаются, им же легче будет.
- Ну, прекрати. С чего ты, вообще, взял, что у тебя дети больные родятся? Успокойся. Да и, вообще, к чему эта тема? Я даже в армии ещё не отслужил, так что забей пока на всё. Времени ещё уйма.
- Ага, - откликнулся брат и включил телевизор.
Я вновь погрузился в своё творчество, как вдруг Мартин меня позвал:
- Эй, слыхал? Наши на учениях какой-то финский самолёт случайно сбили. Фины негодуют.
- И что? Да ничего не будет, успокойся. Подумаешь, самолёт какой-то. Из-за одного самолёта ничего не произойдёт.
- Думаешь?
- Нас бы предупредили. А так говорят, что всё нормально. Забей, в общем. Нам не о том сейчас думать надо.
- Ага. Главное - не попасться Касперу, когда будем сбегать.
- Что значит "сбегать"? Мы уходим из дома, достигнув совершеннолетия. Не вечно же нам быть под его... Кхем... Опекой.
Да уж. Чем-чем, а опекой отношение Каспера к нам назвать было явно нельзя.
- Тем более, сейчас мы можем дать ему должный отпор, - добавил я. - Вообще, сдать бы его в притон какой-нибудь, он всё равно за квартиру не платит.
- Да ладно. Я думаю, он сам разберётся. Надеюсь, он не припрётся к нам в подразделение...
- Ещё чего! Пусть только попробует! Так, ладно, я пока поставлю кое-что стираться, чтобы после на это время не тратить.
- Погоди, мою толстовку кинь тоже, - Мартин снял с себя серую толстовку, немного поёжившись. - Холодно, блин, у нас в комнате.
- Конечно, если полуголый ходишь. Не носить под толстовку футболку - это всё равно, что не носить носки под кеды.
- А я и не всегда надеваю носки под кеды.
- А не носить носки под кеды - это, вообще, высшая степень богохульства!
- Ну-ну. Нашёл, к чему придраться, - хмыкнул Мартин.
- На, вот, - я кинул ему свитер, - надень.
Брат, услышав моё "на, вот" уже по инерции выставил руки вперёд и поймал свитер.
- Эй, эй, погоди, другой стороной надевается. Переверни его, - поправил я.
- Вот так?
- Д... А, постой, - я подошёл ближе, - это изнанка, вообще. Сейчас выверну и сам на тебя напялю.
- Окей, - с удручённым видом произнёс брат, немного опустив голову.
Конечно, одевать Мартина - это было нечто. Сколько лет прошло, но ничего не поменялось под вечным Солнцем. Так и буду, чувствую, одевать его до самой старости, пока у самого руки не отнимутся.
Впрочем, возможно, на то мне родители и оставили глаза. Ведь могли же всё поровну сделать.
Кто же ещё, если не я?