***
Меня зовут Лиам Трейнор и я продавец библий.
Не скажу, что я мечтал ходить по домам и впаривать людям религиозную литературу. Я не проповедник. Я не верующий. Всего лишь продавец книг. Точнее одной книги – Библии. Бестселлера всех времен и народов.
Моя работа нашла меня в отделении психиатрической помощи больницы в Санта-Монике, куда я попал из-за неоднократной попытки самоубийства, и теперь всеми силами доказывал, что я нормальный.
Разумеется, нормальным я не был. Какой нормальный будет изображать суицид, лишь бы избежать встречи с полицией? Можно ведь реально себя на тот свет отправить. Оттуда вернуться сложнее, чем с зоны за отбывание срока за мелкие кражи. И все-таки, я не искал легких путей.
Религия и продажа библий – моя терапия.
Когда я лежал на койке, обдумывая план бегства из больницы, а затем и из штата, ко мне подошел священник и начал со мной разговор. Отвлеченно, осторожно. Видимо было ему не впервой с психами общаться.
Я толком ему ничего про себя не рассказал, кроме имени и города, где родился. Город назвал от балды. Первый, что в голову пришел – Хьюстон. И чуть не заорал, что у нас проблемы. Сил не было на неадекватные выходки, да и понимал, что хочу отсюда выбраться, а не получить постоянную прописку.
И вот я стал играть в смирение и постижение веры.
Мне всегда религия казалась фарсом. Любая. Я не делю верующих и религиозных по конфессиям и богам, которых придумало человечество за все время существования.
Читая же книгу книг, и продавая ее, я пришел к мысли, что я всего лишь книготорговец. Продаю мировой бестселлер, вот уже 2000 лет на рынке.
Моя игра шла хорошо. Главное, что мне верили. Помимо священника и библии, я беседовал с психологом. Его обмануть было сложнее. Но у меня опыт. К тому же в этот раз мне нравилось проходить «путь выздоровления», я будто бы строил планы на будущее. Реальное будущее. Оно не было ярким и радужным. Обычное серое будущее с легальной работой, и каким-никаким жилищем. Пора завязывать мотаться по стране, дурить врачей и копов, изображая жертву. Рано или поздно меня раскусят и тогда мое будущее, даже серое, не наступит.
Поздно ночью, сидя в отведенной мне комнатушке в пансионе при церкви, я читал Библию. Читал как обычную книгу, в которой в одно целое сплелись реальность и фантастика. Или подсознание. Скрытые желания человека. И вон они воплотились в книгу. Меня восхищали повороты сюжета, от жестокости даже холодом обдавало, и над всем этим бог, который есть любовь. Древняя книга. Земли, в которых развивается ее сюжет, погрязли в войне. Там вечно льется кровь.
Потом спустя века кто-то сочинит новую книгу книг, в которой события наших дней будут описаны как мифы и легенды. И будет бог с новым именем. И ему будут поклоняться. И будут грозить адским пламенем тем, кто в него не захочет верить.
Книга обладает колоссальной силой. Она как ядерная бомба. Люди свято верят тому, что написано в любой религиозной книге. Поправочка: значимой религиозной книге. Той, которая стала бестселлером, нашла почитателей и не сгинула в небытие.
Я вспомнил, как мой кузен притащил откуда-то «Майн Кампф». И помню, как орал на него дед. Как он бросил книгу в печь. И как на весь вечер воцарилась жуткая тишина.
Я бы бросил в огонь все книги книг. Зажег бы громадный костер из религиозной литературы, бросал бы в огонь (то, чего боялись и чему поклонялись пещерные люди) прекрасные книги, в кожаных переплетах, бархатные, расшитые золотыми нитями, потрепанные и зачитанные до дыр, с сальными от пальцев страницами. В моем великом костре горело бы то, из-за чего люди готовы убивать друг друга, смирятся и хоронить себя заживо. Великие фантастические книги. В пламени огня сплетались бы воедино христианские и мусульманские молитвы, строки Талмуда, все бы смешалось воедино, все бы поглотил огонь. Как бы напоминая, что это он священен, и может уничтожить почти все, что придумал человек. Книги уж точно.
Я скучал.
Скучал по свободе. И меня раздражали и библии и святоши. А еще больше люди, которые их покупали у незнакомца, что постучался к ним в дверь. То есть у меня. И радовали те, кто прогонял меня.
Людям нужно во что-то верить. Также им нужно переложить с себя ответственность за свою жизнь на высшие силы. И ждать, что в загробной жизни будет рай.
Моя жизнь не идеальна. Я ее просрал. Потому, что я идиот. Вот и все.
Я мог бы достичь много, но пустил все под откос. И у меня не было на то веской причины. Все моя дурная голова. И в моей кочевой жизни нет ничего романтичного. Я не герой красивого фильма или книги. И в том, что я здесь, продаю библии и играю в выздоравливающего психа, виноват только я. Ни бог, ни родители, ни ранняя высадка на горшок.
Элизабет.
Так я назвал девушку, что вечно околачивалась в церкви или в больнице.
Мне рассказали, что ее на самом деле зовут Лесли. Но мне не нравились это имя. Лесли. Звучит, как переваренная овсянка.
Сказали, что она донор крови. И из верующих. Я говорил о ней с психологом. Расспрашивал про нее. Странно, что молодая и красивая девушка вот так добровольно стала верующей, что готова слиться с фоном.
- Она нравится тебе? – спросил психолог таким тоном, будто моя жизнь зависит от того, нравится она мне или нет.
- Красивая, - ответил я.
Он усмехнулся.
Развеселили его мои примитивные суждения.
- Лесли особенная, - сказал он. Мне на ум пришли люди с синдромом Дауна. Что я и высказал.
- Нет, - возразил психолог. – Она... Лесли выросла в религиозной семье. Она не смотрела телевизор, не слушала музыку, и книги читала только те, что одобрят родители. Лесли жила в закрытом мире. И сейчас живет. Только она осталась одна. И не знает, как жить. Мир вокруг не воспринимает. Я разговаривал с ней.
- И что она говорит?
- Лиам, эта девушка не из твоего мира.
- Да, в моем настолько убогих красавиц нет, - улыбнулся я.
Больше я ни с кем не говорил про Лесли, но упорно называл ее про себя Элизабет. Это имя ей пошло бы куда больше. И может быть, вдохнуло жизнь.
Мне предстояло продержаться еще две недели. Я постепенно становился все более адекватным, сговорчивым и не противоречивым. Меня от этого корежило, но я терпел.
Возвращаясь однажды вечером обратно в пансион, я нес в сумке непроданные экземпляры библии и выручку в размере двадцати долларов. Шел медленно и в какой-то момент решил изменить привычный маршрут. Свернул на другую улицу и вышел к покосившемуся зданию. Штукатурка со стен отпала, обнажив кирпичную кладку, окна зияли пустыми глазницами. Я подошел ближе, заглянул в окно. Мебель перевернула и сломана, а у стен стоят неровными руинами книги.
То ли это был дом любителя литературы, то ли заброшенная библиотека.
Я закинул свою сумку в окно и сам залез в дом.
Много раз мне приходилось ночевать в заброшках. Когда нет денег даже на комнату в самом захудалом отеле, то рад любой крыше над головой.
Осмотревшись в комнате, я подошел к книгам. Взял одну из них, обтер рукавом обложку и усмехнулся. Брэдберри «451 градус по Фаренгейту». Да уж! Забавно.
Я взял еще парочку книг. Стейнбек. Лондон.
Да тут кладезь классической литературы. И от нее тоже многие без ума. Расхваливают, читают, цитируют.
Я бросил взгляд на сумку с библиями. Что если провернуть такой же трюк с книгой, какой проворачивал Тайлер Дерден с фильмами? Я рассмеялся в голос. Да, я готов играть с вами по вашим правилам. Я стану лучшим продавцом библий. Да простит меня Господь за двадцать пятый кадр.
Запихав в сумку книг по максимуму. Я отправился в пансион.
Ночь я не спал. Вооружившись ножницами и клеем, я монтировал книгу книг.
Вырезал куски из художественной литературы и вплетал их в сюжет библии. Получалось эффектно. Мне нравилось, как в стращающие описания и пафосные страдания вплетаются отрывки из художественной литературы, словно в борьбу с тьмой вступает свет и здравый смысл.
К утру я закончил работу.
Одну из библий я создал специально для Элизабет и собирался отдать за день до моего освобождения.
Монтаж книг увлекал меня. Я чувствовал, что делаю что-то важное. Естественно это было всего лишь мое чувство, и я понимал, что все это самообман. Большинство из тех, что покупали библии не открывая, ставили их на полку. Другие пролистывали прямо при мне, после чего тоже убирали книгу подальше. Среди них были те, кто потом все-таки открывал и читал. Были и такие, что сразу, открыв от балды книгу, натыкались на вмонтированный мной отрывок, менялись в лице, а затем ободрительно кивали или же крепко задумывались о чем-то своем. И я надеялся, что литературное произведение включит им мозги, сработает как включатель на контрасте с текстом библии. Они должны понять, что мир изменился, и они изменились. А то, что они держат в руках всего лишь книга, написанная даже хуже, чем некоторые современные бульварные романы, но надо признать, затягивает.
Я опасался, что на меня все же кто-то донесет. Всегда находится кто-то «неравнодушный», кому есть до всего дело. К счастью таких не нашлось.
И вот наступил предпоследний день моей религиозно-психологической терапии. Я был признан здоровым, прошел заключительную беседу совместно с психологом и полицией. Дело закрыто, я уже не опасен ни для себя, ни для общества.
После получения документов и выписки, я разыскал Элизабет. Мне с трудом удалось назвать ее Лэсли, но я справился и подарил ей библию. Которую создавал для нее. Она смутилась, покраснела и приняла книгу. Кротко поблагодарила и пошла прочь.
А я пошел коротать остаток дня в своей комнатушке. Завтра рано утром я отсюда уйду, потом сяду на автобус и поеду в Чикаго. Там я начну новую главу своей жизни и в этот раз постараюсь не накосячить. Найду работу. Сниму жилье. Надоело таскаться по стране. И больше не хочется неприятностей с полицией, не хочу больше изображать психа и самоубийцу.
Я не заметил, как заснул. Разбудил меня стук в дверь. В комнате темнота. Я встал и нашарил включатель. Прислушался. Стук повторился.
Опыт научил меня, что ночные гости редко бывают желанными и ждать чего-то хорошего не стоит.
- Лиам, - услышал я женский голос. – Это Лэсли.
Я немного приоткрыл дверь.
- Ты одна?
- Да, - ответила она.
Я открыл дверь шире, пропуская ее в комнату. Она прижимала к груди Библию.
- Я начала читать и не могла остановиться. Чудесная книга. Спасибо.
- Не за что, - пробормотал я.
«Библия» для Элизабет состояла из «Джейн Эйр» Шарлотты Броне.
- Ты хороший человек, Лиам. Добрый.
Ее голос звучал мягко и тепло. Обволакивал, убаюкивал.
Я мотнул головой, не столько в опровержение ее слов, сколько, для того, чтобы прогнать морок от ее голоса.
- Не стоит думать, что я не читаю ничего кроме библии. Я читаю. Только не часто.
- Почему ты живешь здесь? – спросил я.
- Потому что мне здесь все понятно, просто и легко. Мне хорошо здесь, - она смотрела мне в глаза, и в них отражалась Вселенная. – Я знаю, что можно жить не так. По-другому. Но я не хочу. Я смирилась со своим положением, с тем, что я не ...
Она замолчала.
- Что?
- Не важно. Главное, что здесь я могу просто жить.
- Просто жить, - повторил я.
- Не стоит обо мне переживать. Я счастлива. Я знаю, что делаю. Может мое призвание помогать людям.
- Может? – в моем голосе звучал скепсис.
Черт! Зачем она пришла? Вот-вот я сорвусь и выскажу все, что думаю об этом месте, о библии и религии в целом, о том, что мне осточертела моя такая бездарная жизнь, и весь этот цирк тоже. Она выбрала такую жизнь, потому что так проще? И будет усердно поклонятся книги одобряющей страдания?
Я глубоко вздохнул. Мне нужно молчать. Держать свои эмоции в узде. Иначе, все полетит в пекло.
- Лиам, это мое бегство от мира. От этого жестокого и стремительного мира. Моя жизнь была всегда спокойно и размеренной, и сейчас я здесь, потому что не хочу ничего менять. Мне бывает грустно и тоскливо, бывает, что хочется чего-то большего и ярких красок. Но это все мишура, это все неважно. Есть, то что выше всего, что вокруг нас...
- Хорошо, - перебил ее я.
Не мог больше слушать ее мягкий голос и ту чушь, что она несла. Бунт был во мне всегда. Я всегда бунтовал против чего-нибудь. Даже против себя самого. И когда мне бывало скучно, я развлекался. А не смирялся с тем, что не могу этого сделать. Потому что я мог. И могу.
Моя жизнь не образец, мое поведение и поступки тоже. Я мерзавец, я отвратительный человек. Ушел из дома, накарябав записку. Потом позвонил из телефона-автомата (с мобильного я им никогда не звонил) и сказал, что я жив и здоров. И так делал периодически, чтобы меня не считали без вести пропавшим. Моя семья в каком-то смысле послала меня, потому что устала со мной бороться.
«Сообщи, как мозги начнут работать!» - говорили они мне вместо прощания.
И даже в случае с Лэсли-Элизабет не все так однозначно. И моя книга ей тоже не столь прекрасна, как она думает.
Она создала свою клетку и живет в ней.
Мне стало страшно.
Страшно оттого, что я тоже могу застрять, как она в трясине, попасть в клетку и не выбраться из нее никогда. И мой бунт будет жестоко подавляться. Я утрачу свою личность, и от меня останется только оболочка. Пора прекращать игры с судьбой.
- Спокойной ночи, Лэсли!
Я мягко взял ее под локоть и подвел к двери.
- Читай книгу до конца и внимательно, вдумчиво. Не отступай, даже если будет тяжело. Только оставь это до завтра. Уже поздно.
Она мягко улыбнулась.
- Спокойной ночи, Лиам.
Рано утром я покинул пансион при церкви. Дошел пешком до вокзала и купил билет до Чикаго.
Автобус медленно отъехал от станции. Я закрыл глаза, погружаясь в зыбкий сон.
Лэсли все же ждет потрясение. Историю заканчивает не леди Бронте, а Ирвин Уэлш. В конце ее ждет «Дерьмо». Я не знаю, как она воспримет грязь. Щелкнет ли в ее мозгу, что красивый и замечательный мир – ее воображение, не так уж и красив. И то, что она видит снаружи еще не самое жестокое в ее жизни. И какой контраст все же между тем, во что она верит, и реальным миром.
На остановке, я вышел из автобуса, нашарил в кармане мелочь и подошел к телефону-автомату. Бросив монетку, я набрал номер и стал ждать.
- Да? – в трубке прозвучал сонный голос отца.
- Я возвращаюсь.