я. сама.
Делаю набросок шва на бедре, думая о помидорах, которые положу в омлет на завтрак. Кровь медленно, но уверенно проступает, по ощущениям так напоминая томатный сок. Я не чувствую боли, сильнее давлю "грифелем" ножниц, расширяя рану...
Кладу во взбитые яйца изрезанных помидоров, истертый сыр, исшинкованные лук и чеснок (от вампиров), дико изорванные травы приправ. Рвусь на части, чтобы мать, мать не помогала. Я сама. Я. Сама. Чертов девиз моего нового я.
За неделю невыхода в сеть... Те, кому нужно, сами пришли ко мне, нашли способы, пути, возможности, смелость. Больше всего я думаю о том, что людям, которые не нужны, не важны, не звонят в другую страну. Спасибо.
Этот способ восстановления чуть действеннее, одинокее, тоньше. Я, чёрт, смогла сама. Я. Сама. Вы по-прежнему нужны мне, я люблю вас и хочу видеть в своей жизни, но я смогла так много, поверьте, вы, никто из вас, не знает о войнах внутри, мертвецах борющихся с мертвецами, восстающие из гнили, но я запихнула им в костлявые челюсти лепестки цветов. И нет, я по-прежнему буду просить, чтобы эти заметки/эссе/чтоэто/ктоя не читали друзья, которым я небезразлична. Вы не должны знать, чем я больна. Я. Сама.
Сама переживу твой отъезд обратно. На. Время. Задаюсь вопросом: почему мне небезразлична география твоего сердца? Не только ведь твоя? Ведь расстояние и время не имеют значений? Никогда не имели? Но я черчу географию твоего сердца, иногда забываюсь в ней. Я хочу, чтобы твои дороги сошлись в точке •счастье. Но из-за того, что у каждого свой путь, я не могу вывести тебя, но... О да, готова пойти за тобой. Ничего романтичного. Счастью я могу доверять, могу поставить сердце на кон.
Себе же прокладываю дорогу к кладбищу. Нет. Не в этот раз. Не смерти я хочу. Хочу к кладбищу, где на мертвецах ангелы поют со своими каменными сердцами. Где дождь на щеках больше не метафора слез. Где лепестки так и сыпятся изо рта. Наверное весь ад устлан лепестками роз. И рай. Если бы я верила в них. Я бы пошла туда, пробовала на вкус эти чужие лепестки, забивала бы себе ими рот, чтобы перебить яд, плещущийся во мне. Чтобы говорить только хорошие, красивые слова, чтобы от меня исходил розовый аромат, ладе когда внутри все исколото...
Никому не говори, что розы растут внутри, что порой они так прекрасны, что ты любишь их, что они — внутри, что колючки царапают все органы, весь желудок, где-то в животе корень этого...этого, и поэтому тебя тошнит, ты наелась по горло, еды не стоит, стебли тянутся по пищеводу, клубками змей вгрызаются в кости, лёгкие, мышцы. (Они изнутри оставляют порезы на бедрах?) Вместо вен колючки, и проткнутое шипами сердце отчаянно желает быть троллем и на рассвете окаменеть.
Потому что мы не видели красивых рассветов, вообще рассветов. Только закаты. Это лето полно огненных закатов, оно все — огонь. И я горю, сгораю, кричу. Не слышно.
Пожалуйста.
Вместо этих вечных, кажется, туалетов, попыток забыться, забиться, изрезать себя в яд, попыток найти музыку на улице, помощь в книжном, зад на ступеньках оперного...