Бордовый Шелк

Утро выдалось тяжелым. А знаете почему? Потому что ночью Марк устроил очередной психоз. Он ворвался в спальню под утро, пахнущий алкоголем и чужими духами, и начал скандалить на пустом месте. Я молча сидела на кровати, уставившись в одну точку, и почти не слышала, что он говорит. Его слова сливались в один сплошной, ядовитый поток ненависти и упреков. Он орал без остановки два, мать его, часа. Словно чувствовал, что у меня сегодня важнейшее мероприятие, и пытался выбить меня из колеи. Но он просчитался. Его слова больше не ранили. Они отскакивали от меня, как горох от стены. Ничто не собьет меня с пути сегодня.

Спустя два часа, то есть ровно в десять утра, я уже стояла в зале суда, прямая и собранная. На мне было мое самое строгое черное платье и туфли на каблуке, которые придавали мне уверенности. Коля сидел за решеткой в зале для подсудимых, но его взгляд был спокоен и полон решимости. Мы обменялись едва заметными кивками.

Суд длился три часа. Три часа напряженной борьбы, выверенных аргументов, предъявления доказательств. И да — МЫ ПОБЕДИЛИ. Когда судья огласил оправдательный приговор, я не сдержала улыбки. Коляна выпустили из-за решетки, и мы крепко, по-дружески обняли друг друга прямо в зале суда. Он дрожал, а я чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы облегчения.

Потом мы вместе вышли к журналистам давать комментарии. Я говорила четко и по делу, о торжестве закона и справедливости. Коля скромно стоял рядом, лишь изредка добавляя что-то. Час этой карусели пролетел незаметно, и наконец мы смогли уехать.

Мы поехали к нему домой. Я сидела на его просторной кухне, смотря в окно на сад, и ждала. Он вошел с бутылкой дорогого красного вина и двумя бокалами.

— Так, наверное, будет проще рассказать, — сказал он, разливая густой, рубиновый напиток по бокалам.

Я взяла свой бокал, с нетерпением глядя на него. Он сделал большой глоток, посмотрел на меня и начал, уставившись в стену где-то позади меня.

— Только, пожалуйста, не осуждай меня сразу... — он глубоко вздохнул.
— Все свое детство я прожил в самом преступном районе города. Мама — учительница, папа — слесарь на заводе. Жили бедно. Очень. В пятнадцать лет, чтобы как-то помочь и не чувствовать себя беспомощным, я попал в банду Руслана. Тогда он был просто «Русом», местным авторитетом. В семнадцать я принес домой первые по-настоящему большие деньги и два пакета заморских вкусняшек, которые тогда были диковинкой. — Он горько усмехнулся.
— Отец вышвырнул эти деньги в окно со словами: «Не будет этих грязных денег у нас в доме!» А я ему в ответ крикнул: «Зато мы лучше сдохнем с голоду, да?» — и выбежал из дома. Вся семья страдала из-за принципиальности отца. Мать в итоге развелась с ним, когда мне было двадцать пять. И стала, кстати, счастливее. — Он сделал еще один глоток.
— Ну так вот. Тогда, в семнадцать, я сбежал. Квартиру снять было нереально, поэтому ночевал, где придется: в подъездах, на теплотрассах. А тем временем медленно, но верно поднимался вверх по иерархической лестнице. Мне делали татуировки, отмечая этапы «карьеры». В двадцать два я стал консильере — советником, приближенным к Руслану. За все время мне дали кличку Палач. Думаю, не надо объяснять, почему... — его голос дрогнул, и он отвел взгляд.
— В двадцать пять я подошел к Руслану и сказал, что хочу завязать. Насовсем. Он пожал плечами, сказал «как знаешь», но дал мне шанс — отправил «на перевоспитание» в европейский филиал вашей компании. Чистый, легальный бизнес. А дальше ты знаешь...

Он замолчал, опустив голову. Я сидела в полном шоке, переваривая услышанное. Он прошел через такой ад. Через нищету, улицу, насилие. Но сумел сохранить в себе человека. Сумел вырваться. Неожиданно для себя я почувствовала, как по щекам текут слезы. Он поднял на меня испуганный взгляд.

— Эй, все хорошо... — он потянулся ко мне, чтобы утешить, но я сама обняла его.

— Ты такой молодец, — выдохнула я сквозь слезы.
— Какой же ты сильный.

Он усмехнулся, неловко похлопывая меня по спине, словно не зная, как реагировать на такие эмоции.
— Знала бы ты, как я боялся, что ты возненавидишь меня после этого. Презирать будешь.

— Никогда, — прошептала я, вытирая слезы. — Никогда.

Мы помолчали, допивая вино. Потом он спросил тихо:
— Ты думала над предложением Руслана?

Я успокоилась, откинулась на спинку стула.
— Честно говоря, не знаю. Это же так серьезно. Можешь помочь определиться?

Он глубоко вздохнул, выбирая слова.
— Должность у тебя будет опасная. Очень. Но скажу так: тебе повезло, что ты женщина. Тебе не будут бить татухи на зоне, и в принципе, никто не станет сразу думать, что ты связана с... нашей средой. Это твой плюс. Я бы на твоем месте согласился. Но это твоя жизнь, твой выбор. Поэтому хорошо подумай.

— Честно, я склоняюсь к согласию, — призналась я.
— Только я боюсь, что меня могут использовать как пешку и в любой момент скинуть. Или подставить.

— На счет пешки не переживай, — покачал головой Коля.
— Если Руслан сделал тебе такое предложение, значит, он сделал на тебя ставку. Он не из тех, кто разбрасывается людьми. В этом плане он надежен.

— Тогда я пожалуй, завтра ему позвоню и попрошу о встрече. И, наверное, соглашусь.

Он покачал головой, но не стал отговаривать. Мы продолжили распивать вино. С этим человеком мне было невероятно хорошо, спокойно и безопасно. Возможно, у нас когда-нибудь что-то и сложится. Но пока проблем — вагон и маленькая тележка.

Тут я вспомнила про одну знакомую журналистку, которая работала в самом желтом и проворном издании города, обожавшем сплетни и скандалы. Я набрала ее номер. Мы быстро договорились: как только я передам документы в СК, она анонимно получит всю информацию об изменах и махинациях Марка. И этот маленький акт мести я тоже отпраздновала с Коляном.

Ушли спать мы только в три ночи, уставшие, но счастливые.

***От лица Николая***

Мне было до чертиков страшно рассказывать Алисе про свое прошлое. Я боялся увидеть в ее глазах ужас, отвращение, страх. Могла подумать, что я жестокий, беспринципный ублюдок. Но нет. Она даже расплакалась. Не от страха, а от чего-то другого. От сочувствия? Понимания?

Руслан предложил ей работу. Конечно, я думал, она сразу откажется — испугается, сбежит. Но нет. Она решилась. В ней столько внутренней силы, что иногда дух захватывает.

Я понял, что у меня к ней есть чувства. Сильные и настоящие. Но сейчас не время. У каждого из нас — своя война. Моя — с прошлым. Ее — с Марком.

Теперь, если она согласится, ей придется иметь дело с мафиозными делами. И, черт возьми, возможно, мне придется вернуться к этому. Хотя бы частично. Все эти три года Руслан так или иначе предлагал мне вернуться. Говорил, что нормальных, адекватных молодых ребят не осталось, одни отбросы. Я знаю, рано или поздно про Алису узнают в определенных кругах. И ежу понятно, что Руслан будет доверять ей самое важное, самое щекотливое. А значит, мне придется ее защищать. Стать ее тенью, ее щитом. Даже если она сама не захочет этого.

На моем теле — целая история в виде татуировок. Когда-то я свел костяшки с пальцев, потратил кучу денег и времени на лазеры. Хотелось начать все с чистого листа, вернуться в нормальную жизнь.
Но судьба — странная штука.
У меня остались: роза с шипами, обвитая кинжалами (небольшая, на лопатке), «mom» под сердцем, маска Тиранн на икре, туз пик на плече, шахматная доска с фигурками на ребрах, лавровый венок посередине спины, сова на копчике. И самая нелюбимая — четки, обвитые вокруг предплечья. Я так и не решился ее сводить. Слишком болезненно, слишком глубоко. Да и память, наверное, нужна.

Вот и все. Это самые главные. Остальное — так, по мелочи. Завтра надо будет поговорить с Русланом. Сказать ему, чтобы даже не думал предлагать Алисе бить татуировки. Не хватало еще этого. Для ее безопасности в этом новом мире хватит и меня. Моих связей. Моей репутации «Палача», которую я так хотел забыть.

Завтра может решиться многое. И ее судьба. И моя. И, возможно, наша общая.