Битва у камня
Три дня, данные информацией Изабеллы, пролетели в лихорадочных приготовлениях. Лагерь нарнийцев превратился в настоящий муравейник. Гномы-кузнецы днем и ночью ковали мечи и наконечники для стрел, сатиры тренировали фавнов и говорящих барсуков обращаться с оружием, а орлы вели разведку, сообщая о передвижениях огромной армии Мираза, которая, как и предсказывалось, выдвигалась из замка.
Питер взял на себя полное командование. Его уверенность, подкрепленная яростью после инцидента с Глоццем и молчаливым одобрением Изабеллы, не знала границ. Он разработал план. Они не будут ждать осады в лесу. Они дадут бой на открытой местности, у подножия холма, на вершине которого стоял великий Каменный Стол – место, священное для всех нарнийцев.
— Они будут двигаться через ущелье Беруны, — объяснял Питер, чертя схему на песке.
— Это идеальное место для засады. Мы ударим с флангов, сверху, используя рельеф. Их численность не будет иметь значения в узком пространстве.
Эдмунд, изучавший карту, нахмурился.
— Питер, это рискованно. Если они прорвут наш заслон или у них будет резерв, который зайдет с тыла... мы окажемся в ловушке. Ущелье станет нашей могилой.
— У них не будет резерва! — отрезал Питер, его глаза горели огнем предвкушения битвы.
— Мираз торопится. Он хочет быстрой и громкой победы. Он бросит на нас все силы сразу. А мы будем ждать. Мы будем терпеливы. Мы сомнем их авангард, и когда они дрогнут, мы ударим всей мощью.
— Но... — попытался возразить Эдмунд.
— Я сказал всё, Эдмунд! — голос Питера прозвучал как удар хлыста.
В нем слышалась непоколебимая уверенность, не терпящая возражений.
— План утвержден. Приведите своих людей в готовность.
Изабелла, стоявшая рядом с Каспианом, с тревогой смотрела на Питера. Она видела в нем не того осторожного и вдумчивого юношу, который защитил ее от Глоцца, а того самого самоуверенного короля из легенд, готового бросить вызов судьбе. Её взгляд встретился с взглядом Эдмунда, и в нем она прочитала ту же озабоченность. Но слова уже были сказаны. Машина войны была запущена.
На рассвете четвертого дня армия Старой Нарнии выстроилась на позициях у ущелья Беруны. Это было жалкое, но полное решимости зрелище. Барсуки и фавны с копьями, гномы с топорами, сатиры с луками, несколько кентавров, готовых к стремительной атаке. И над всем этим – молчаливые, величественные деревья, будто наблюдавшие за ними.
Питер на своем белом коне (говорящем коне по имени Снежок, вызвавшемся добровольцем) объезжал ряды, отдавая последние распоряжения. Его лицо было сурово и непроницаемо. Он был Верховным королем, идущим на войну.
Первые лучи солнца осветили долину, когда на противоположном конце показалась тьма. Не армия – живая, металлическая река. Ряды за рядами, щиты к щитам, сверкающие копья, барабаны, отбивающие мерзкий, монотонный ритм. Знамена Мираза реяли над этим морем стали и злобы. Их было вдесятеро больше.
Сердце Изабеллы, стоявшей с луком в руках рядом с Сьюзен и лучницами-деревьями, ушло в пятки. Она видела армию Тельмара во всей её ужасающей мощи. Каспиан, сжимая рукоять меча, побледнел. Даже непоколебимые гномы замерли в мрачном молчании.
Но Питер лишь сжал губы. Его план должен был сработать. Он должен был.
Битва началась с атаки тельмаринцев. Они двинулись вперед, как хорошо смазанная машина, заполняя ущелье. И именно тогда Питер дал сигнал.
Сверху, с крутых склонов, на них обрушился град стрел и камней. Это был сокрушительный удар. Первые ряды тельмаринцев смешались, падали, кричали. Нарнийцы, укрытые в скалах, чувствовали себя неуязвимыми. На мгновение показалось, что план работает.
Но Мираз, наблюдавший за битвой с высоты, был не глуп. Он предвидел засаду. И у него был резерв.
Как раз тогда, когда Эдмунд повел отряд гномов в контратаку с левого фланга, пытаясь отрезать и уничтожить передовые части врага, раздался новый грохот барабанов. С тыла, из скрытого прохода в скалах, о котором нарнийцы не знали, вывалилась свежая, отборная когорта тельмаринцев. Они ударили прямо по центру обороны нарнийцев, где стояли самые слабые и неопытные бойцы – фавны и говорящие звери.
Строй нарнийцев дрогнул и смешался. Паника, как пожар, мгновенно охватила их ряды. Защищенное ущелье превратилось в ловушку. Тельмаринцы, почувствовав слабину, яростно наседали с фронта, а свежие силы били сзади.
— Отступать! Отступать к Камню! — закричал Питер, его голос сорвался от ярости и отчаяния. Его прекрасный план рушился на глазах, и он видел, как его люди гибнут из-за его самонадеянности.
Начался хаотичный, кровавый отход. Нарнийцы, теснимые со всех сторон, отчаянно сражались, отступая к подножию холма Каменного Стола. Это было не отступление, а бойня. Кентавры, прикрывавшие отход, полегли под градом арбалетных болтов. Отряд Эдмунда был отрезан и едва пробивался к своим, сражаясь в окружении.
Питер, пытаясь организовать оборону у самого подножия Камня, видел всё это. Он видел панику в глазах своих бойцов, видел, как падают те, кого он вел в бой. И впервые за долгое время он почувствовал жгучую, всепоглощающую стыдную уверенность: он проиграл. Он подвел их всех.
Изабелла, стрелявшая из лука до последнего, отступала вместе со всеми. Её сердце разрывалось от ужаса. Она видела, как рушатся её худшие опасения. Её взгляд искал в суматохе брата, Питера, Эдмунда. И она увидела его. Питер, на своем раненом коне, отчаянно рубился с тремя тельмаринцами сразу, пытаясь прикрыть отступающих фавнов. Он был великолепен и ужасен в своей ярости, но его силы были на исходе. Один из солдат зашел сбоку, занося алебарду.
Изабелла не думала. Она вскинула лук и выпустила стрелу. Она пролетела в сантиметрах от плеча Питера и вонзилась в горло нападавшего. Солдат рухнул. Питер, на мгновение оторвавшись от боя, встретился с ней взглядом. В его глазах читалась не благодарность, а лишь ярость и горечь поражения.
Они отступили к самому Камню. Их остатки – израненные, обессилевшие, деморализованные – сгрудились на маленьком пятачке, окруженные со всех сторон торжествующей армией Мираза. Битва была проиграна. Казалось, всё кончено.
И тут Мираз, желая насладиться моментом, приказал своим войскам остановиться. Он выехал вперед на своем огромном боевом коне. Его лицо, грубое и жестокое, светилось от победы.
— Каспиан! — прокричал он, и его голос гулко разнесся по долине.
— Питер Певенси! Смотрите, что осталось от вашей армии! Смотрите на ваших сказочных чудовищ! Вы проиграли!
Он медленно объезжал perimeter своих войск, насмехаясь над ними.
— Я предлагаю вам сделку. Единственную и последнюю. Выдайте мне предателя Каспиана. Сложите оружие. И я позволю остальным уйти. Жить в своих лесах, как животные, которыми вы и являетесь. Откажетесь... и я сотру вас всех с лица земли.
В рядах нарнийцев воцарилась мертвая тишина. Все взгляды устремились на Каспиана и на Питера. Каспиан смотрел на своего дядю с ненавистью, смешанной с отчаянием. Он сделал шаг вперед, готовый пожертвовать собой.
Но Питер остановил его железной хваткой.
— Нет, — сказал он тихо, но так, что слышали все ближайшие. Его лицо было покрыто пылью и кровью, но в его глазах горел новый огонь – не ярости, а холодной, беспощадной решимости.
— Мы не сдаем своих.
Он выступил вперед, навстречу Миразу.
— Твое предложение отвергнуто, узурпатор! — крикнул он, и его голос, окрепший в бою, прозвучал с прежней королевской мощью.
— Мы будем сражаться до последнего дыхания! За Нарнию!
Его крик подхватили оставшиеся в живых. Сначала робко, потом все громче. «За Нарнию!». Это был клич не надежды, а отчаяния. Но это был их клич.
Мираз усмехнулся.
— Как знаешь, мальчик. — Он поднял руку, чтобы дать сигнал к последней атаке.
Но в этот момент произошло нечто, заставившее всех замереть. С дальнего конца долины, откуда не ждали никого, донесся громкий, вызывающий звук рога. Это был не рог тельмаринцев. Это был чистый, серебристый звук, полный силы и древней магии. Звук Рога Сьюзен.
Все – и нарнийцы, и тельмаринцы – обернулись на звук.
К краю леса, на вершине небольшого холма, выехала... Люси. Одна. На своем пони. В ее руке был не рог, а маленький скляный флакончик. Но ее осанка, ее лицо, озаренное какой-то внутренней силой, заставили всех замолчать.
— Что это? Новая игрушка? — громко рассмеялся Мираз, но в его смехе слышалась неуверенность.
Люси ничего не ответила. Она посмотрела на Питера, на Эдмунда, на Каспиана, и ее взгляд был полон такой веры, что у них у всех ёкнуло сердце. А потом она подняла флакончик над головой и разбила его о камень у своих ног.
Произошло не мгновенное чудо. Ничего не изменилось. Тихо прозвучал лишь звон разбитого стекла.
Наступила напряженная пауза. Мираз фыркнул и снова поднял руку.
И тогда земля задрожала.
Сначала слабо, потом все сильнее. Из леса, из-за спины Люси, послышался грохот. Не грохот барабанов. Это был грохот тысяч копыт, грохот, от которого содрогалась сама земля. И из чащи, ломая деревья, вырвалась... река. Но не водная. Река из зелени, веток, камней и ярости. Это двигался сам лес. Деревья, настоящие, древние, пробужденные даром Аслана, шли в бой.
Войско деревьев, ведомое самим духом леса, обрушилось на фланг ошеломленной армии Мираза. Это было нечто невообразимое. Деревья хватали солдат ветвями, швыряли их, как тряпичных кукол, ломали копья и щиты. Паника, на этот раз настоящая, абсолютная, охватила тельмаринцев. Их стройная военная машина рассыпалась в одно мгновение перед слепой, неудержимой силой природы.
Увидев это, у нарнийцев вырвался ликующий, исступленный клич. Новые силы наполнили их. Это был шанс. Их последний шанс.
— За Нарнию! За Аслана! — закричал Питер, поднимая окровавленный меч.
И на этот раз его клич был полон не отчаяния, а надежды.
Остатки его армии ринулись в контратаку, ударив по смешавшимся рядам врага. Тельмаринцы, атакованные спереди людьми и зверями, а с фланга – разъяренным лесом, дрогнули и побежали. Их отступление быстро превратилось в беспорядочное бегство.
Питер, Эдмунд и Каспиан сражались плечом к плечу, пробиваясь к тому месту, где на своем коне, пытаясь остановить бегство своих солдат, оставался Мираз. Они видели его – одинокого, яростного, не верящего в происходящее.
Битва была выиграна. Но война еще не была окончена. Предстояла последняя, решающая схватка. Схватка за трон и за будущее Нарнии. И все они знали, кому выпадет эта честь. Питер шёл прямо на Мираза, и в его глазах горел огнь возмездия.
