Фальшивка

Они расположились за прямоугольным столом, накрытым пёстрой скатертью. Лейли Леван встретила гостью в домашней рубашке, но к ужину надела поверх синий сарафан с растительными узорами. Наибольшее же внимание привлекал её высокий рыжий парик с цветными лентами. Поскольку до белого сезона было далеко, Ирада заключила, что мать Ниджата вряд ли пытается защитить свои волосы от лишнего облучения: скорее всего, они либо были подвержены некой болезни, либо вовсе отсутствовали. Отец Ниджата — Тай Леван — был такой же высокий и слегка сутулый, как и Ниджат, однако о дальнейших их сходствах было судить трудно, потому что Тай носил бороду, которая росла чуть ли не от самых глаз и скрывала лицо целиком. С учётом того, что эта борода ему категорически не шла, Ирада сделала вывод, что он прятал в ней старческие пятна либо морщины. Младшая сестра Ниджата Ясмина оказалась старше, чем Ирада себе представляла: в следующем году ей предстояло окончание гимназии и, если повезёт, поступление в университет. Её внешность была примечательно непримечательной: слишком много разных красок и в волосах и на лице — явно соревновалась с товарищами, кому родители дозволят больше. Ирада вспоминала себя года три тому назад и пыталась понять, удалось ли бы ей переиграть Ясмину в этом состязании.

Когда Ниджат вкратце передал события вчерашнего вечера, Лейли сперва расхохоталась, а затем принялась успокаивать Ираду:

— Ирада, милая, забудь Аскера Заида, он сумеречная душа — никто его не разберёт. Я даже не уверена, что он имеет что-то против тебя. Знаешь, как у него бывает? Случится что, а потом ему кто-то об этом напомнит — и он как начнёт на человеке зло вымещать! А может, и случилось что? Хотя в газетах не писали.
— Нет, мама, не думаю, — Ниджат прошёл позади неё с громоздким кофейником в руках, и Ирада ощутила те же лимонные духи, — и всем нам предлагаю не думать об Аскере. Думать нам, что ли, не о чем больше?

Так темой разговора стала Ирада. Говорили обо всём: о семье, об охоте, о планах на будущее. Со слов Ирады вышло, что её семья занималась хранением и грузоперевозками (что было чистой правдой), но у неё самой сердце не лежало к этому ремеслу. Поэтому она занималась, чем хотела, рассчитывая, что в будущем найдёт что-то себе по душе; и это тоже было правдой.

— Но родителям не нравилось, что я мало думаю о будущем. Я на самом деле думала, но просто не о том, о котором думали они, и... поэтому мы часто вздорили.
— А о чём же ты мечтала?
— Я хотела путешествовать. Охотиться на великанов. Я понимаю, что для многих это звучит как "хочу бродяжничать и убивать", но я не знала, чего ещё хотеть. Наверно, если бы у меня не было братьев и сестёр, то чувство долга возобладало бы, но меня всегда убаюкивало осознание, что у нас есть кому унаследовать семейное дело. В конце концов, мы решили, что сидя дома я призвание точно не найду, так что родители благословили меня на путешествие. Они хотели, чтобы я научилась самостоятельности, пожила немного своим умом. А потом забыли дать мне его в дорогу.

Это рассмешило всех за столом, но Лейли расхохоталась громче всех, причем визгливо и мерзко.

— Ирада, дорогая, это так хорошо, что ты умеешь не падать духом и даже посмеяться над собой! Ты не зря носишь свой шрам, так что, конечно, успела заметить, что это очень редкое качество, но поверь: оно ещё реже, чем кажется, говорю это с высоты своих лет. Ниджат, почему не все твои друзья такие оптимисты? Или их так мало, что ты их боишься на свет доставать и нам не показываешь?
— Они просто тебе наскучили, мама. Большинство из них ты знаешь со времён моего детства.
— Это правда, — отвечала Лейли, всё ещё хихикая, — но вернёмся к теме: Ирада, а о каких таких подвигах мне сегодня всё утро рассказывал Ниджат? Он говорит, что ты вполне нашла себя на охотничьем поприще, не так ли? Будь любезна, расскажи!

И она рассказала — снова, всё то же самое. Истории, которые давно перестали быть для неё поводом для гордости. Перебили её всего два или три раза: каждый раз, когда Тай Леван тянулся к тарелке с жареной свининой, острыми соусами или жирной выпечкой, Лейли стучала ложкой по столу и сверхгромким шёпотом затягивала: "Та-а-ай! Что нам сказал доктор? Мм? Что велел нам доктор, Тай?", — и тот, тяжело вздыхая, возвращался к варёным овощам. После пары перемен блюд и десятка уточняющих вопросов, Лейли вынула салфетку из-за воротника и, откинувшись на спинку стула, обратилась к Ниджату:

— Сын, ты коварен! Нет, ну каков, а? "Мямя, мёзьно ли позьвать..." — тьфу! А я-то дура сижу, думаю! Ладно, молодые люди, — теперь она обращалась и к Ираде тоже, — ваш план сработал, я согласна. Только дайте мне минутку, надо сообразить кое-что...
— Дорогая, быть может, сперва десерт?
— Тай, какой тебе десерт?! Ты...
— Да почему сразу мне! — он хлопнул ладонями по столу. — Молодёжи!
— Мама, папа! — лицо Ниджата выражало страх и стыд, Ирада же изо всех сил старалась понять, что происходит, но при этом не выдать растерянности. — Давайте, действительно, прервём ужин ненадолго? Давайте я попрошу Текера принести карту, чтобы мы могли всё сделать как следует...

Лейли при этом закивала.

— Да-да-да, действительно, куда спешить, ночь только начинается, — она позвонила в небольшой, но весьма пронзительный колокольчик. — Умут! Прибери тут и скажи, чтобы десерт через полчаса.

Появившийся на мгновение в дверном проёме слуга кивнул и исчез.

— Давайте принимать решения на свежую голову, действительно, — Ниджат, поднялся из-за стола, — Ирада, не желаешь взглянуть на наш огородик?
— Обязательно, обязательно взгляни, Ирада! — поддакивала Лейли, направляясь к мужу. — Дорогой, не хочешь прогуляться? Сходи за моими очками, они должны быть на секретере. А я сама за картой схожу, не надо звать никого. И покурю заодно.

Огородик болотных растений во внутреннем дворе особняка Леванов и впрямь был очень красивым, но это Ирада рассмотрела только при последующих визитах — в тот вечер ей было не до того. Когда они с Ниджатом оказались вдали от посторонних глаз и ушей, он сразу же начал объясняться, то и дело оговариваясь, заикаясь. Она же продолжала изображать невозмутимость, чтобы не давать ему подсказок.

Выяснилось следующее: городской совет ещё месяц назад одобрил предложенный Лейли Леван план по разведке короткого пути через малоизученный сектор болота. Увы, из-за сильной оппозиции пришлось соглашаться на компромиссный вариант: разведку Лейли Леван выполняет силами своего предприятия и без какой-либо поддержки от города. Как она это сделает — совет не волнует, но если сделает, то получит щедрую компенсацию и подряд на прокладку пути.

— Видишь ли, формально мама могла бы собрать всех необходимых по протоколу специалистов, а там должны быть два водных инженера и представитель департамента путей сообщения. Но понятно же, что мы там втроём просто потонули бы в трясине. И мама решила отложить этот план до лучших времён, пока у неё на примете не будет какого-то человека, которому она могла бы доверить нашу безопасность... и она думает, что я рекомендую тебя на эту роль, понимаешь?
— А ты не планировал?
— Ирада, пойми меня правильно: мы с тобой знакомы всего сутки, разве вежливо было бы тут же звать тебя шататься по болотам и рисковать здоровьем?
— Но, скажем, через неделю или две ты был бы готов мне это предложить?
— Я не знаю, когда именно... послушай, я хочу сказать, что я знаю, как это выглядит: как будто я тебя сюда привёл специально для того, чтобы матери в работницы сосватать, и я надеюсь, что ты не думаешь обо мне... ну, то есть...

Это чувство вины было необходимо использовать — неважно, искренним оно было или показным. Как говорил отец Фарии, отдавать долги — это хорошо, не отдавать — ещё лучше, но самое лучшее — это убедить кредитора, что на самом деле это он — твой должник.

— Если я правильно поняла твою маму, она готова доверить мне это дело?
— Да, ну, в смысле... она считает, что я тебя рекомендую, и разумеется, она доверяет мне...
— Ниджат, я понимаю, что у меня при себе нет рекомендательных писем и свидетелей, чтобы...
— Нет-нет, я вовсе не к тому! Ирада, прости, пожалуйста, я совсем не хотел сказать, будто я тебе не верю...
— Значит веришь? И рекомендуешь? Имей в виду: если тебе нужно, чтобы я подыграла, то я готова. Ты хочешь, чтобы я сделала вид, будто мы действительно всё спланировали заранее? Мне несложно, правда.

Ниджат выглядел так, будто его, едва не утопшего, достали со дна.

— Да, пожалуйста! Ещё раз прошу прощения, что так...
— Пожалуйста, не переживай, — Ирада улыбнулась, — я, конечно, не планировала путешествовать в болота так скоро по приезду, но мне совсем не трудно передвинуть планы. Давай, пока возвращаемся, введи меня в курс дела, чтобы выглядело, будто мы самое главное обсудили заранее.

Вновь собрались в гостиной они уже втроём: Тая и Ясмины не было. Оба солнца уже давно скрылись за горами, так что теперь всё освещение было искусственным, и в воздухе стоял запах спирта — видимо, нечаянно пролитого. На треногом мольберте крепилась карта болотного леса, на границе которого стоял город. Проблема была очевидна сразу: два выселка, что добывали белобумажный тростник в самой чаще, не имели друг с другом прямого сообщения. Путь можно было проложить двумя способами: если болото было неглубоким, то делали насыпь и клали гати; если глубоким, то углубляли ещё немного и натягивали тросы меж деревьев, чтобы обозначить канал, по которому могли бы пройти шаланды. Но сейчас эти выселки не были связаны ни так, ни эдак: пожелай кто добраться из одного в другой, минуя город, то потребовалось бы то идти по суше, то по воде. Если бы речь шла о передвижении одного человека, то он, предположим, мог бы плыть в одноместной лодке-скорлупке, а на сухих участках маршрута нести её на спине, но о движении грузов тут уж говорить было нечего. Но будто мало было напастей, так жители выселков ещё и страдали от какого-то жуткого суеверия: дескать, в топях бродят не то блуждающие огни, что заманивают путников в омут, не то болотный призрак, что рубит головы зашедшим в его владения, не то кровожадный великан-людоед, маскирующийся под остров. Жители центральных районов, понятно, в эти сказки не верили, да и не пристало цивилизованному человеку такой бред даже слушать, а уж тем более — жить с ним в согласии. Тем не менее, предоставлять проводников местные наотрез отказывались, а значит прокладка дороги целиком ложилась на городских. Впрочем, таково бремя образованных и состоятельных — заботиться о своих менее удачливых собратьях.

— Но его друзья-хлюпики, — указательный палец Лейли, объятый золотым перстнем, был направлен на Ниджата, — в лесу и дня не протянут. Если в луже не утонут, то съедят отраву. Или об комара руку сломают, ха! — собственная шутка ей так понравилась, что Лейли от смеха даже слегка закашлялась.
— Мама, они профессионалы...
— А я разве спорю? Сынок, я разве спорю? Профессионалы, конечно. В своей, узкой области. Короче, Ирада. Палатки, костры, отпугивать хищников — это то, зачем мне нужны люди, вроде тебя. Цель — дать этим профессионалам сделать их работу и довести их живыми из пункта А в пункт Б. Даже если по пути ничего не случится и дело окажется пустячным, ты будешь придавать им уверенности. Да и на привале расскажешь что-нибудь эдакое, ты хорошо умеешь.

На Ираду впервые с самого приезда обрушили такое количество комплиментов, так что торговаться за размер гонорара она даже не подумала. Но гонорар всё равно оказался солидным: во-первых, он был в зёрнах белобумажного тростника — самой твёрдой здешней валюте. Во-вторых, на эту сумму вполне можно было жить целый месяц — если продолжать делать это так же экономно. Ниджат потом объяснил, что в случае успеха всю выплаченную его матерью зарплату компенсирует казна, так что расценки она установила наивысшие, какие только бывают за эту работу. Видимо, Лейли Леван не сомневалась в успехе.

По возвращении домой Ираде сперва пришлось снять кота с росшего во дворе дерева. В темноте сделать это было непросто, да ещё и надо было сперва переодеваться в походное — не лезть же в выходном. Кот всё это время продолжал орать, так что в итоге за акробатическими этюдами Ирады наблюдали не только Фанис, Генже и Карим, но ещё и соседи слева и справа по улице. Карим, впрочем, был полезен: подсказал, с какой стороны к этой иве подступиться проще всего — лазил и сам, когда здоровье было покрепче. Пока Ирада снимала кота с ветки, Генже придумала ему имя — Йок.

Слуги были весьма обрадованы, что ужин в доме Леванов прошёл настолько успешно. Во всяком случае, Ирада всячески старалась убедить в этом их, а заодно и саму себя. Как бы невзначай она поинтересовалась, как бы, по мнению Фаниса и Генже, к такой работе отнеслись её отец и мать. Не сразу, но Генже вспомнила:

— Так ведь Наиль и сам в какой-то комиссии заседал! И путешествовал с ними, инспекции у них там какие-то были или что...

В конечном итоге Ирада кое-как убедила себя сосредоточиться на главном: во-первых, она будет делать работу на городской совет, а это достойно. Во-вторых, она будет делать её в компании образованных и, без сомнения, достойных людей. К тому же ей нравилась сама формулировка: "обеспечивать безопасность". Это ведь не только солидно звучало, но и вроде как означало, что эти люди будут ей в чём-то подчиняться. В чём? В вопросах безопасности. Но что это за вопросы? Увы, на этой мысли она заснула.

На протяжение всей этой недели Ирада готовилась к экспедиции — сама она это называла "маскировала самозванство". Разумеется, никаким экспертом по выживанию на болотах она не была даже близко — пара эпизодов выездной охоты не в счёт, тем более что каждое болото настолько же уникально, насколько каждый лес и каждая горная долина. Разрабатывать новый план было некогда, а потому Ирада работала привычным методом: всю светлую часть суток проводила на болоте, а после заката сидела в городской библиотеке. На четвёртый день появилась какая-то уверенность и определенность; в сущности, ей не нужно было знать всё — достаточно выяснить, каковы основные угрозы и как их избежать. Местные болота в этом плане не были чем-то особенным: несколько видов ядовитых змей и опасных птиц, насекомые, пауки, а также пара растений, которые лучше не трогать. И лягушки-бегемоты. Самое главное — лягушки-бегемоты.

Во время очередного визита в библиотеку Ирада обратила внимание, что у них есть стенд с прессой — в том числе иногородней, хотя, конечно, с некоторым отставанием по датам. Там она нашла и знакомую ей газету из родного города — и увиденное там лишило её покоя. На самой последней странице, в разделе "прочих происшествий", был один-единственный абзац, в котором констатировалось следующее: поместье семьи Даниф погибло в страшном пожаре; выживших нет.

Так вот оно что. "Пожар", значит. Думать на эту тему слишком много ей не стоило, чтобы не расшатывать самочувствие, но хотелось что-то предпринять ради спокойствия души. У Фаниса по прочтении газеты тотчас возник план, который он на следующий день с успехом воплотил. Он отправился на почту и там заявил служащей, что семья Фарии Даниф отправила ей письмо — да по ошибке не в тот город. А его, мол, попросили это письмо забрать, так как сама Фария за письмом никогда не явится, потому что тут не живёт и не будет, а он её представитель и специально за тем и прибыл. Он сказал, что не знает, дошло ли уже письмо сюда или ещё только должно прийти, однако назвал имена возможных адресантов и особо подчеркнул, что письмо будет "до востребования", без адреса, так как адреса отправитель не знал. Так он ходил на почту пять дней, и на пятый день, действительно, ему передали письмо, хотя и попросили об этом ничего не рассказывать, так как это нарушало какие-то инструкции.

Итак, на имя Фарии Даниф действительно пришло письмо из родного города, подписанное старшим братом, ранее застреленным у неё на глазах. То была подделка нижайшего качества: какой-то Токайский душегуб, выдавая себя за покойного Мири, в совершенно несвойственных тому выражениях описывал своё чудесное спасение и просил сестру откликнуться и дать знать, где она и всё ли с ней в порядке. Разумеется, письмо заканчивалось обещанием "вместе придумать план жестокой мести". Ирада изрядно просолила слезами эти мерзкие слова. Невыносимее всего было наплевательство, с которым они подошли к подделке. Токаи, конечно, не могли знать, что Ирада видела смерть брата. Но они должны были знать, что Мири никогда не предложил бы продолжение кровной вражды. Так почему они даже не старались?

Фанис подсказал дельную мысль: скорее всего, они понятия не имеют, где именно искать Фарию. "Где-то на севере или северо-востоке" — это большее, что они могут знать. Вероятно, они разослали эти письма по всем городам и весям без разбору — авось клюнет. "Во всяком случае, да простит меня хозяйка, так бы поступил я на месте злодея", подытожил ключник. В этом все они согласились, однако было неясно, что делать дальше. Раскрыть себя было бы самоубийством, а просить кого угодно о помощи означало бы раскрыть себя. Фанис был оптимистом: предположил, что Токаи просто не найдут Фарию, даже если будут искать в правильном городе. В конце концов, увещевал он, Сазлык большой, в него каждую неделю мигрируют люди, и никто этих людей не запоминает. Ну каков шанс, что они отыщут иголку в стоге сена, которая к тому же назвалась зубочисткой? Уж если удача не отвернулась от семьи Даниф даже в ту ночь, позволив спастись Фарии и её слугам, то и здесь она должна быть на их стороне.

Генже считала иначе. С Фанисом она, в общем, была скорее согласна, однако осторожно предположила, что Ираде следует обзавестись парой-тройкой друзей и получить от них какую-нибудь постоянную работу, чтобы круг общения и дальше разрастался. "Ну а вдруг у тебя с этими болотами что получится? Чай не последняя дорога, не последняя разведка, а потом строительство, подряд. Один раз пригодилась — пригодишься и два, если ни с кем не поругаешься". И потом, раз семья Леван ей благоволит, так быть может и о помощи потом можно будет их попросить. Да, быть в долгу — плохо, однако, напоминала Генже, и отец Фарии, и её мать, и даже сам дед не раз бывали в долгу, когда удача изменяла им.

Ирада не знала, как поступить, но в одном все трое сходились: прямо сейчас важнее всего сделать предстоящую работу наилучшим образом и зарекомендовать себя, а потому Ирада налегала и на книги, и на прогулки по топям, во время одной из которых дошла до того выселка, из которого они планировали стартовать на следующей неделе. Путь был неблизким и весьма изнурительным, так как она намеренно усложняла его, периодически сходя с гати — надо было испытать новые болотные сапоги. Сапоги оказались хорошие, выдержали даже змеиный укус — проклятая тварь не испугалась ни дыма из курильницы, ни звона погремушки из металлических пластин, что болталась у Ирады на поясе. Это было неприятно, но не удивительно: звери, обитающие рядом с людским жильём или даже рядом с дорогами, привыкают к иной жизни и к новым раздражителям. Если ты гадюка и живешь рядом с дорогой, то ты не можешь шарахаться от каждого громкого звука и каждого незнакомого запаха; тебе нужно пересиливать страх и надеяться, что никто из этих громил не сойдет со своей рукотворной тропы и не раздавит тебя. Это несчастная жизнь, но если более сильные гадюки выгнали тебя сюда, то что ж поделать — по крайней мере, это всё-таки жизнь, а поэтому перестань топтаться на пороге этой чайной и входи уже внутрь, ты сейчас в грязи с ног до головы точно так же, как и большинство людей здесь, а если кто спросит, то ты по заданию от правительства, но ведь никто не спросит!

Чай был вполне ужасен, потому что как минимум на две трети состоял из лесного мусора — листьев и цветов растений, что росли неподалёку. Ужаснее был только взгляд хозяина, когда она подставила под носик самовара свою жестяную походную кружку — что именно его удивило, она так и не поняла. Допив, Ирада выгребла чаинки со дна и разложила их на ладони. Как минимум четыре вида растений — это какой-то гербарий, а не чай. Окончательно убедившись, что это место её не заслуживает, Ирада со спокойной душой направилась домой.

В шестницу она случайно столкнулась с младшей сестрой Ниджата в библиотеке. Ясмина этой встрече очень обрадовалась, хотя и не сразу объяснила, почему. Сперва они сели на одну скамью и какое-то время перешептывались о предстоящей экспедиции: Ирада поведала о своих болотных путешествиях, Ясмина по секрету рассказала, что её брат очень волнуется и принимает снотворное каждый вечер. Поняв, что им уже не до чтения, они решили прогуляться по крытому тростниковому саду у библиотеки. Пока они нарезали круги вдоль берега прудика с белёсыми стеблями, Ясмина, в свою очередь, полчаса ходила вокруг да около вопроса, который, наконец, решилась задать.

— Ирада, ты знаешь какие-нибудь истории про У?
— Конечно.
— Я имею в виду подробно, наизусть? Мне нужно по учёбе. Это выпускное сочинение, которое я пишу. Оно про У. Ну, в смысле, оно про истории про У, понимаешь? Вроде кажется, что мы все помним их одинаково, но на самом деле в каждом городе и в каждой деревне их рассказывают по-разному, как и другие легенды. Я пишу об этом, понимаешь? И у меня нет знакомых иногородних, у кого я могла бы спросить, как рассказывают у них. Ты можешь рассказать, как тебе в детстве рассказывали эти истории? Ну или не в детстве.

Ирада заметила, что у Ясмины глаза не только накрашены по-разному, но и сами не одинаковы: правый зрачок был постоянно расширен вне зависимости от освещения, а радужка вокруг левого была покрыта серебристыми точками. Карманы, тесёмки и галуны на брюках и жакете также были расположены асимметрично. Вряд ли всё это было совпадением. Родители действительно позволяли ей много.

— Боюсь, что хорошо я знаю всего одну историю. И она не совсем про У. Точнее, не только и не столько про У. Я могу рассказать, как мне бабушка рассказывала про войну на небесах. Там есть немного про У, если тебе это поможет.
— Да, это подходит! Только мне надо будет записать.
— То есть, ты хочешь, чтобы я рассказывала, а ты стенографировала? Это надолго.
— Я угощу тебя кофе.

Ирада хотела указать, что вежливость требует делать такого рода предложения иначе, но решила, что произвести хорошее впечатление на Ясмину сейчас важнее, чем всё остальное.

— Веди. Заодно узнаю, где здесь хорошая кофейня.