And flames will break out

Куроо просыпается от глухого стука рядом с головой. Что-то лупит частыми толчками под капотом машины, рядом тихо шипит Акааши, а над головой уже ярко светит солнце. Он смыкает пальцы в замок, потягивается - разминает затёкшую спину и вытягивает ноги, пока они не упираются в дно автомобиля, больно бьётся коленями о бордачок. Приоткрывать глаза неприятно, свет падает прямо в лицо, слепит.

- Где мы? - голос после сна хриплый, почти не разобрать.

Бокуто отвечает более жизнеспособно, чем следовало бы:

- О, - тянет он, - проснулся!

Звучит будто никто и не ждал, что Куроо вообще глаза откроет.

- Около ста миль от Ян Ро и где-то пятьсот от столицы, - спокойно отвечает Акааши.

Куроо приоткрывает один глаз. Кейджи не видно за открытым капотом, Бокуто стоит рядом, опирается бедром на закрытую дверцу и внимательно наблюдает за ним. Куроо широко зевает, пихает Котаро локтем и вылазит из машины. Акааши шумно вздыхает, вытирает перепачканные в машинном масле руки о тряпку и захлопывает крышку капота.

- Энергия закончилась, - скорбно говорит он и достаёт из кармана штанов пачку сигарет, - дальше пешком.

- У нас же есть портативная батарейка, - восклицает Бокуто и машет руками в сторону Куроо, но Акааши отрицательно качает головой и чиркает зажигалкой.

- Слишком большой заряд просто сожжет аккумулятор, - Кейджи выпускает в воздух облако сизого дыма, - Куроо-сан, в моей сумке на заднем сиденье есть карта, подайте пожалуйста.

Куроо обходит машину и лезет на заднее сиденье, где грудой свалены спальники и четыре походные сумки: две из которых, самые потрёпанные, принадлежат Бокуто, одна его и самая маленькая - Акааши.

Тецуро щёлкает маленькой застёжкой на рюкзаке, тихо хмыкает и выуживает два плотно скрученных свитка. Всё лежит в абсолютном порядке, будто Кейджи не собирался впопыхах, а, как минимум, за пару месяцев планировал побег и сложил всё заранее. В сумке Куроо тоже лежит карта, которую туда сунул Яку, Бокуто взял только еду и немного оружия.

Карты выгружаются на капот машины и придавливаются по краям мелкими камешками, которые Бокуто подбирает с дороги. Акааши смотрит на свитки внимательно, кажется, думает - сигарета, зажатая между тонкими пальцами, медленно тлеет и Куроо краем глаза отмечает, что Бокуто кривит нос и старается не чихнуть, в лицо попадает едкий дым.

- Мы сейчас вот здесь, - говорит Котаро и достаёт из кармана кусочек угля, рисует крестик, ровный настолько, что аж противно - такой же Куроо рисует на своей жизни и даже ментальный получается более кривым, на карте Страны Огня.

- Нужно добраться до Республиканского города, - Куроо тычет пальцем в маленькую отметку на мировой карте, усаживается на капот чтобы легче было достать.

- Самый быстрый путь - идти на северо-запад, к острову Року, а оттуда через горячие источники к городу, - Акааши тушит окурок носком сапога и ведёт пальцем по карте.

- Нет, - Бокуто качает головой, складывает руки на груди, - во-первых остров Року - мемориальный комплекс, там полно охраны и солдат, во-вторых придётся пересекать море Фу Ко, это слишком большая водная масса, а у нас нет транспорта.

- Может махнём таки к Ян Ро, потом к острову Китового хвоста, воздушные кочевники не будут против, я думаю, дальше через пролив к деревне Чин и там по суше? - предлагает Куроо.

- Нет, даже если мы проскочим в порту, где вас ищет каждая собака и доберёмся до Царства Земли, при лучшем раскладе, придётся делать слишком большой крюк, путь займёт около полугода, если не больше, - Акааши трёт переносицу ребром ладони, - так больше шансов нас поймать, времени на такое расстояние попросту нет.

- Что если идти не через остров Року, а вдоль него, - задумчиво говорит Бокуто и хмурится, - мы можем пройти по долинам, между островами совсем небольшие проливы и пересечь их будет не трудно.

- Дальше море Мо Сё, - тянет Куроо и вытаскивает из оставленной Акааши на их импровизированном столе пачки сигарету.

- Я смогу обеспечить переправку. - Кейджи кивает сам себе и протягивает Куроо зажигалку, но тот лишь качает головой и прикуривает от маленького огонька на кончике пальца. - Один мой хороший друг не откажет в помощи, надо только добраться до ближайшего населённого пункта.

Куроо давится дымом, смотрит на Акааши ошалело. Кейджи прячет улыбку в уголках губ, пожимает плечами и отвечает:

- Что? Я ведь родился в Омашу. Парочка знакомых осталась.

Сигареты у Акааши тонкие и совсем лёгкие, Куроо не курил давно, но даже горечи на языке не чувствует. Они с Кейджи не общаются так тесно, как, например, с Бокуто, тем не менее смог идёт не в лёгкие, в голову и оседает там навязчивой мыслью с привкусом вины: он втянул их в это. Бокуто смотрит заинтересованно, уже открывает рот, чтобы спросить, но Акааши, будто мысли читая, говорит раньше:

- Я пошёл по доброй воле.

Куроо угрюмо кивает, затягивается. Летний полдень жарит, будто стоишь на огромной сковороде. Вокруг на несколько миль одни пустоши, камни и редкая растительность в виде мелких сухих деревец. В воздухе одна пыль и та особенная летняя вонь, когда воздух спёрт, как от большого скопления людей. Куроо бросает окурок на землю и лезет в сумку за водой, не находит и берёт яблоко, спрашивает:

- Ну и куда двинем дальше?

- Нам следует дойти до города Ланг, - Акааши указывает рукой куда-то на юго-запад, - там я отправлю письмо в Буши, чтобы нас ждали. Заодно запасёмся питьевой водой.

- Письмом? - переспрашивает Бокуто, забирая сумки из машины.

- Звонок перехватят, телеграмму тоже, - тянет Куроо и забирает у Котаро свой рюкзак, хрустит яблоком, - письмами сейчас пользуются в основном старики, их никто и не станет проверять.

- Тецу, - Бокуто ничего не отвечает, бросает ему флягу, - идти далеко, не всё за раз.

- Знаю, - Куроо делает несколько глотков, утирает рот тыльной стороной ладони и передаёт воду Акааши.

Кейжи благодарно кивает, пьёт, засовывает фляжку в сумку и говорит:

- Нам прямо по этой дороге, до Ланг идти примерно семь миль по пустоши.

Куроо только сейчас замечает синяки под глазами Акааши. Его одежда помята, а пальцы немного подрагивают и вина снова больно колет по самообладанию.

- Ты всю ночь не спал, - не вопрос, а утверждение, Акааши показательно хмурится, - осилишь путь?

Кейджи одним слитным движением руки отодвигает оставленную машину в тень небольшого камня и весь его скептицизм виден только в вопросительном изломе бровей и хихиканье Бокуто, когда Куроо накрывает волна пыли и мелкого песчаника.

- Думаю, да, - Акааши становится увереннее, ковыряет носком сапога сухую землю и загораживает автомобиль несколькими каменными стенами; сверху ложится ещё один блок и вся конструкция - один большой ящик, - теперь можем идти?

Куроо стирает рукавом осевшую на ресницах пыль, смотрит в ответ оскорблённо, хмурится даже когда Бокуто, а он всё ещё смеётся, утешительно хлопает его по плечу и направляет поток воздуха прямо в лицо.

Когда город появляется на горизонте, Куроо готов плакать. Они шли несколько часов по солнцепёку и, не то что лёгкая рубашка, кажется, даже кожа липла, если хоть где-то соприкасалась. Бокуто обливался потом с ног до головы, но стойко нёс две свои сумки и разговаривал за троих. Акааши зной подкосил гораздо сильнее: на его обычно бледной коже появились красные пятна, волосы липли к шее и лбу, а у Куроо появилось стойкое чувство будто ещё шаг и Кейджи упадёт. Тем не менее, он упорно шёл и даже иногда вставлял редкие фразы вроде: "Нам туда", "Ещё немного" или "Отсюда направо", отвечал на вопросы Бокуто и с каждой секундой поднимался на ещё одну ступень воображаемой лестницы терпения, которую Куроо водрузил у себя в голове, и пока они дошли до города забрался на божественный уровень. Они стоят на вершине небольшого холма, внизу, в долине, среди каменистой пустоши, зияет словно дыра в пространстве, словно что-то инородное, маленький городок. Множество приземистых домиков залазят друг на друга, пересекаются, сталкиваются, накладываются, сливаются и срастаются в самые странные формы. Окружённый каменными стенами, из-за которых неловко торчат верхушки сухих деревьев, он выглядит, как муравейник в пустыне. Нелогично и не к месту. Зелёная, красная, желтая черепицы крыш яркими всполохами бросаются в глаза то тут то там, закрывают собой длинные, тянущиеся дальше чем видят глаза, линии проводов, столбы натыканы почти везде.

- Мы на месте, - тихо говорит Акааши, делая глоток из фляги, указывает на покосившийся указатель, который уже наполовину занесло песком.

Надпись не разобрать, краска потрескалась и стала больше похожа на засохшую на солнце грязь.

- Хорошо, у нас кончилась вода, - Бокуто говорит бодро, будто и не шагал несколько ужасных часов, жарясь на солнце, трясёт пустой флягой и направляется вперёд.

Под ногами уже появляется редкая сухая трава, когда они спускаются с холма. Мелкие камни скользят под ногами, осложняя спуск, но сил злится попросту не остаётся. Куроо оторван от цивилизации всего ничего, часов 15, не больше, но уже готов продать душу и всё своё скромное имущество за душ и глоток воды. До ворот города остаётся совсем ничего, когда Акааши резко тормозит и тащит их за небольшой каменный выступ. Тряпка, которую Кейджи пихает прямо в руки, воняет машинным маслом, табаком и чем-то ещё, знакомо, но не разобрать.

- Наденьте, в городе нас могут узнать, - Акааши натягивает поверх своего жилета грязно-серую накидку, прячет лицо под капюшоном, - скорее всего шофёры не забыли случайно упомянуть, что нас трое, поэтому войдём через разные ворота и встретимся у фонтана на центральной площади через час. Я схожу к почтовому отделению, Бокуто-сан, вы за водой, а Куроо-сан за едой, - Кейджи меряет его взглядом из-под капюшона, - что-нибудь кроме яблок и шоколада.

Куроо протяжно вздыхает и закручивает шею и голову длинной тряпкой, которую Бокуто окрестил "шарфом", прячет лицо, на подобии хиджаба. Сам же Котаро жизнерадостно ухает, когда Акааши натягивает на него вязанную шапку и сдувает с лица упавшие волосы. Бокуто укутывают сильнее всего, "Ваши татуировки слишком приметны Бокуто-сан" от Акааши его почти убеждает, но "Они же доказывают, что я невероятно крут! Ну, Акааши, ну", кажется, основательно выводит Кейджи из себя. Он растягивает губы в улыбке и Куроо видит, как душа покидает Бокуто, когда Акааши понизив голос почти до шёпота, говорит что-то вроде "Но вы ведь круты и без них", почти ничего не разобрать, Бокуто качает воздух в себя с таким шумом, что дышать становится нечем и Куроо правда волнуется о том, что скоро здесь образуется вакуум. Ещё минут пять уходит на то, чтобы привести Бо в чувства: он просто неотрывно пялится в какой-то камень, пока Тецуро трясёт его за плечи и хлопает по щекам.

Они расходятся почти у самых ворот и Куроо кажется, что вся эта затея заведомо обречена на провал. Он без проблем минует стражников на входе и попадает на узкую улочку, больше похожую на подворотню. Прямоугольные домишки, спутанные в непроходимый лабиринт, склеены друг к другу так плотно, что на затоптанной, выложенной бледно-жёлтым камнем дорожке им с Бокуто, иди они бок о бок, было бы не протиснуться. Стены вокруг высятся над головой на добрых метров пятьдесят и покрыты краской с мелкими камешками, что уже давно выцвела на солнце и цвет не разобрать: может зелёный, может синий. Куроо старается не глазеть по сторонам, когда медленно тянется по улице. Выхватывает взглядом цветы в корзинках висящих под окнами, пожилую пару с загорелой, сухой кожей, сидящих на скрипучей скамейкой под домом, шляпную лавку, неизвестно зачем взявшуюся в таком месте. Духота не отступает, даже когда улица становится чуть шире и превращается в небольшую торговую площадь, к ней добавляется толкотня, стальные леса, плотным кольцом окружающие достраивающиеся дома, кирпич, пыль и снова спёртый летний воздух - всё разом вызывает омерзение и окончательно завершает и без того отталкивающий колорит картины. Куроо нестерпимо хочется покинуть этот душный кукольный городок, который одним своим существованием давит на него, когда ко всему этому винегрету запахов добавляется вонь из распивочной на углу улицы. Вход в неё был с тротуара по лестнице вниз, в подвал и Куроо думает ровно тринадцать секунд прежде чем спустился вниз. На входе он сталкивается с двумя вусмерть пьяными мужчинами, которые поддерживая друг друга за плечи, выбираются на улицу, хотя часы в книжной лавке напротив показывают всего шесть вечера.

Пивная грязная и воняет в ней всё так же, но в подвальном помещении прохладнее и Куроо чувствует жажду настолько сильную, что горло, кажется, как та краска на стенах, сейчас треснет. Он садится на высокий стул прямо за стойкой, ставит локти на залитую чем-то, липкую деревянную поверхность и заказывает у грузного мужика, кажется, владельца сего заведения, кружку холодного пива. Первую опустошает с жадностью одним глотком, на языке кислит и про себя Куроо сетует на чёртову брагу, заказывает второй стакан и, медленно его потягивая, осматривается. Внутри темно, единственный источник - окно под потолком, в росчерках света из которого летает клубами пыль и дым, который какой-то хмельной старик выпускает из трубки. Блики падают на бутылки в шкафу, который стоит за стойкой: матовое стекло ловит отблески, раскрашивает их и снова разбрасывает по грязным каменным стенам. Тем не менее тут тихо и даже просторно, народа почти нет: только он, старик и человек, что сидит в самом дальнем углу, закрутившись в кокон из тёмно-зелёной накидки и флегматично, будто стакан стоящий на столе его даже малость не интересует, водит по стеклянному краю указательным пальцем. Куроо делает ещё глоток, морщится и ловит на себе пристальный взгляд карих глаз из-под мантии. Может брага уже ударила в голову, а может плохое освещение играет с ним злую шутку, но в какой-то момент Куроо отчётливо видит в карем красные отблески. Паника накатывает как-то несвоевременно и он оставляет пару юаней за пиво на стойке, собирается уйти как можно быстрее, но путь ему загораживает фигура довольно высокая. Не то чтобы Куроо сам был низким, в этом-то и дело. Незнакомец одинаков с ним ростом, так что он уверенно может сказать, что фигура высокая. Глаза из-под мантии, закрывающей лицо, смотрят лениво, щурятся, оценивают. Куроо чувствует костлявые пальцы на своём предплечье и уже открывает рот, чтобы высказать всё своё недоумение разом, но взгляд незнакомца мечется к хозяину пивной, снова возвращается к нему, одна бровь вопросительно ломается. Развязывать драку и привлекать внимание - опрометчиво, - говорит рациональное зерно его личности и почему-то голосом Акааши. Куроо улыбается, сам не знает кому, лица не видно за шарфом, и кладёт руку поверх пальцев на предплечье, слушает зубной скрип и наблюдает как в уголках глаз напротив собираются морщинки от улыбки. Руку убирают и Куроо кивает хозяину, заказывает ещё пива и усаживается за самый дальний столик.

- Больно вообще-то, - тянет незнакомец и голос у него ещё неприятнее, чем взгляд.

- Да ну, - наигранно поражается Куроо, складывает руки на сердце и скалится в ответ, - я просто был добрым родителем, который научил тебя не распускать руки, особенно в торону незнакомых людей.

- Ну-ну, Куроо-сан, вы оскорбляете мои лучшие чувства. - человек улыбается в ответ и постукивает пальцами обожжённой руки по столу, на коже вздуваются волдыри.

- Разве сказал я хоть что-то оскорбительное? - Куроо играет словами, меняет их местами, плюётся концентрированным недовольством, - Разве мог я случайно оскорбить того, кого даже не знаю?

- Нисколько, - человек сдвигает ткань с лица и растягивает губы в ухмылке, - для меня честь познакомится с бежавшим принцем.

Из горла рвётся рык, но Куроо только благодарно кивает мальчишке, который приносит выпивку и кидает ему юань. Улыбается максимально добродушно, спрашивает:

- Как не хорошо, когда при знакомстве только один знает имя, правда? Похоже на подпольный бардель, ты знаешь меня, я знаю человека, который знает тебя. Как мне стоит тебя называть? Может Ли?

Человек заливисто хохочет и Куроо клянётся больше никогда не дразнить Бокуто, ну, потому что <i>вот это</i> не смех. <i>Вот это</i> - гвоздём по стеклу, Яку, если поджечь его постель, пока он спит в ней, сотня ломающихся кофемашин за раз, что угодно, но только не смех.

- А ты забавный, Куроо-чан, - незнакомец утирает воображаемую слезу и Тецуро в упор не видит в сказанном ничего смешного, - может это натолкнёт тебя на определённые мысли.

В стол перед ним втыкается шестиконечный сюрикен и Куроо нехотя достаёт его из мягкого дерева. Пальцы цепляются за небольшую бороздку и Тецуро, стараясь не выдать удивления, разглядывает аккуратно вырезанного на металле орла.

- Ты из Широторидзавы, - Куроо втыкает сюрикен в многострадальное дерево, хмурится, - что в таком месте забыл наёмник?

- Что в таком месте забыл изгнанный своим народом принц? - незнакомец проводит перебинтованным пальцем по лезвию, хитро щурится, - Не волнуйся, я не по твою душу.

- Очаровательно, - фыркает Куроо и делает крупный глоток.

- Тендо, - тянет человек, - Тендо Сатори.

- Не приятно, - Куроо кривится и замечает, что хозяин сидит совсем недалеко, слушает, в его захолустье вряд ли часто заглядывает хоть кто-нибудь малость интересный, - Тендо-сан, что вы забыли в этом очаровательном месте?

Сатори меняется в лице, смотрит серьёзно, Куроо даже не верит. Щурит глаза, рассматривает, как насекомое под лупой и голосом, надменны, словно у повелителя мира, отвечает:

- Жду друга, но это, простите мою наглость, не вашего ума дело, - от тона электрическим разрядом по позвоночнику расходится злость и Куроо чувствует как теплеют кончики пальцев.

Тендо поправляет свой капюшон и из-под него вылезает огненно-рыжая прядь, Куроо вопросительно изгибает бровь, усмехается.

- Знаешь, забавная ситуация: рыжая ведьма и маг огня заходят в бар...

- Не продолжай, мы итак знаем чем закончится шутка, - перебивает Сатори, - ведьма превращает мага в капустного червя.

- Это другая шутка, - с видом знатока поправляет Куроо, - в этой: маг огня засовывает огненный штырь ведьме в место помягче.

Тендо скалится, хочет сказать что-то в ответ, но дверь в пивную хлопает так сильно, что люстра под потолком покачивается. В помещение с шумной улицы заваливается целая компания человек из пяти, да ещё и с гармошкой. Люди громко переговариваются и до Куроо долетают все фразы целиком. Он почти не слушает сказанное, но слух режет отголосок сказанного:

- Это правда? - спрашивает голос, наполненный скептицизмом.

- Да говорю же тебе! - восклицают в ответ, - Это чистой воды правда! Матушка моя, сегодня с утра от соседки слышала! А той сын сказал; Шу у неё такой парень ладный! В Столицу отсюда перебрался, живёт теперь там, инженером на электростанции пашет! Эвона как!

- Да ну? Наш Шу? В Столице?

- Да года два уж как! Так вот! - мужик перебивает сам себя, продолжает, - Ну и говорит он ей, матушке своей, соседке нашей: мол повстанцы эти совсем обнаглели! Ночью этой пролезли на станцию и все энергоблоки переломали!

Тендо слушает тоже, молчит и даже глаза прикрывает.

- Так что ж это? - вмешивается хозяин, - Теперь электричества не будет? Сколько? Неделю?

- Куда там неделю, - гость сплёвывает прямо на пол и натужно говорит, - Станция-то эта, ну, которую сожгли-то, всю околицу питала! Не знаю я, не разбираюсь! Так вот оно как получается: станция-то большая была! Огромная! Восстанавливать с полгода будут!

- Да ну! Врёшь ты всё! - перебивает его тот старик, что всё время молча сидел, - Я от зятя вчера телеграмму получил! Он на Горячих источниках с женой сейчас отдыхает, есть у них там электричество!

- Слышишь меня вообще, дед? - возражают в ответ, - Говорю же, в окрестности: от Столицы до самого Пепельного перевала никакого электричества и в помине нет-то!

Куроо встаёт резко, ноги почти не слушаются и Тендо без проблем усаживает его на место. Снова цепляется пальцами за шарф, шипит:

- Привлекаешь много внимания, остынь!

- Не уберёшь руку - сожгу и эту! - в тон ему шипит Куроо и рука опасливо пропадает с запястья.

Тендо делает глоток позабытого на столе пива, хочет что-то спросить, но дверь в пивную снова открывается, тихо, почти не слышно и в помещение проскальзывает тень. Осматривает всё так сурово, что Куроо накрывает желанием вжаться в угол или запустить в очередного незнакомца огненным шаром.

- А вот и мой друг! - восклицает Тендо и машет руками, - Семи! Эй, Семи, сюда!

Взгляд останавливается на их столике, серые глаза по-орлиному щурятся, будто в ярости и тень идёт прямо на них.

Куроо ненавидит пивные с этого самого момента. С того самого, как Семи Эйта усаживается напротив него, смотрит своими пугающе-серыми выразительными глазами и спрашивает:

- Это тот самый?

Куроо хочется сказать "нет, не тот самый, кто бы это ни был, вы обознались, простите и всего хорошего", свалить подальше и найти Бокуто с Акааши.

- О, да, тот самый, - тянет Куроо и выпрямляется, чешет подбородок, - единственный в своём роде.

Семи смотрит с некой долей разочарования и говорит:

- Пойдём отсюда, у нас ещё есть дела.

Куроо сидит почти неподвижно, когда Тендо молча поднимается вслед за ним.

- До встречи, лохматая сволочь, - бросает Сатори на прощание.

- Надеюсь больше никогда, рыжий ублюдок, - бросает в ответ Куроо и слышит как Семи бурчит себе под нос что-то про идиотов и шутки основанные на волосах и половых признаках.

Он сидит в пивной ещё с полчаса и только потом замечает оставленный Тендо в столе сюрикен. Крутит металлический диск в руках, ковыряет ногтем вырезанного орла и вспоминает о времени. На ходу бросает хозяину деньги за пиво и выбегает на улицу. Солнце медленно клонится к западу, а часы в лавке показывают половину восьмого. На закупку провизии уходит ещё час, продуктовые лавочки разбросаны по городу, как те маленькие деревья в пустоши - одна на милю. Когда Куроо наконец добирается до площади с фонтаном, Бокуто уже беспокойно меряет мостовую шагами и махает руками, о чём-то суетливо говорит сидящему на бортике фонтана Акааши, который к слову выглядит немного отдохнувшим, и меланхолично жующему булочку с мясом. Нервозность Кейджи выдают только мелко подрагивающие пальцы, когда он отворачивает обёртку дальше и бегающий взгляд. Куроо улыбается, выходит из-за угла дома и Акааши замечает его первым, что-то говорит Бокуто и тот, поворачивается так резко, что слышен хруст позвонков и бежит прямо на него.

- Задушишь, Бо, - хрипит Куроо, когда Котаро силится сломать его рёбра, обнимает.

- Ты где был?! - возмущение в голосе разит за милю, но объятья легче не становятся.

Акааши подходит ближе, легонько хлопает Бокуто по руке и, когда хватка ослабевает, говорит:

- Мы волновались, Куроо-сан. Думали, что вас схватили.

- Я расскажу эту увеселительную историю, - говорит Куроо, разминает затёкшие суставы, - как только мы выберемся из этого ужасного места.

Бокуто согласно ухает, возвращается к фонтану и подхватывает сумки. Куроо выделяется пара минут на то, чтобы вымыть в прохладной воде лицо и руки.

Когда они покидают Ланг, вокруг уже темно. Становится заметно прохладней, но Акааши разрешает снять с себя дополнительную одежду только далеко за чертой города. Они останавливаются на привал у большой торчащей из земли коряги и только тогда Куроо рассказывает всё от начало до конца. Блики от разведённого костра жутковато чертят тени на лице Акааши, когда он спрашивает:

- Кто такие Шираторидзава?

Бокуто усмехается, откидывается на свой рюкзак, как на подушку и начинает:

- Ни кто, а что. - заумно говорит он и смотрит куда-то в небо, - Ширатори - группировка наёмников. Кто-то говорит, что они собрались в Царстве Земли и теперь шляются по миру, устраняют важных шишек за хорошие деньги.

- Одни из лучших, - Куроо ковыряет в костре палкой и Бокуто согласно кивает.

- Я думаю, что они мешанина из опытных бойцов и солдат изо всех уголков мира, - продолжает Котаро, - мой наставник Ямиджи когда-то говорил, что их предводитель, как его там... Вашиджо! Так вот он тот ещё фрукт, подбирает самых высоких и сильных, хотя самого от земли не видно.

- Может у него комплекс неполноценности, Бо, это грубо, - Куроо усмехается и облокачивается на корягу, закидывает руки за голову.

- Ага, а его правая рука...этот как там его, - Бокуто щёлкает пальцами, - ну Ойкава ещё встретил его, когда подавлял мятежи на северной границе, жаловался потом ещё долго...

- Ушивака, - подсказывает Куроо, - и Ойкава всегда на что-то жалуется, уточняй в следующий раз.

- Да-да, точно! - живо отозвался Котаро, - Ушивака!

- Кто это? - подал голос Акааши, всё это время сидящий молча.

- Оооо, - тянет Бокуто и потягивается, - великий человек...

- Он вывел Ойкаву из себя за шестнадцать секунд, - поясняет Куроо.

- Как? - брови Акааши взлетают к линии роста волос и эта самая яркая его эмоция за сегодня.

- Он... - начинает Бокуто и оставляет драматичную паузу в конце, - сказал, что Ойкава восхитительный.

Все молчат пару секунд, тишина разбавляется только потрескиванием дерева в костре и воем ветра, который гоняет песок по пустоши.

- Что? - переспрашивает Акааши и его губы ловят эхо последней "о" и остаются в такой форме.

- Хах, они встретились, когда Ойкаву и его ребят приставили охранять какого-то крупного чиновника в Иши во время дебатов. По счастливой случайности Ширатори наняли его убить. - ожидаемо весело начинает Бокуто, - И когда они сцепились прямо в студии, Ойкава так поразил Ушиваку своими навыками ведения боя, что тот остановил бой и позволил Иваизуми закрутить себя в металлический пласт, только для того чтобы сказать ему это.

- Они сейчас в тюрьме? - спрашивает Акааши и подбрасывает в огонь ещё пару поленьев.

- Нет, - вмешивается Куроо, - бежали сразу же, как только Ойкава отказался идти в Шираторидзаву.

- Позже это стало локальной шуткой, - Бокуто трёт бровь и усмехается, - я никогда не слышал чтобы Иваизуми так сильно смеялся, как на дне рождения Ойкавы, когда ему от анонима пришла посылка, в которой была официальная форма Ширатори, металлическая брошь и записка от Ушиваки.

- Конечно одежда и записка были сожжены, а брошь превращена в непонятной формы кусок металла...

- Который Маттсун и Маки потом восстановили, - хихикает Бокуто, - и впаяли в стену в кабинете Ойкавы.

Акааши усмехается и стягивает с себя тонкий стальной пояс, растягивает его, меняет форму и Бокуто смотрит на его пальцы восхищённо и как-то преданно. Металл меняет очертания, абрис расплывается в умелых руках и собирается снова в виде цельного прута, напоминающего по форме удлинённую сверху букву "п". На него, как на шампур, Кейджи нанизывает купленную сегодня говядину, ставит над костром и только тогда говорит:

- Скорее всего, Ойкаву-сана выдвинут как наследника престола.

Куроо скрипит зубами, но соглашается.

Акааши и Ойкава не знакомы лично, только по их с Бокуто рассказам. Иногда, Иваизуми заходил в оружейную лавку, которую держат родители Акааши, и с пугающей серьёзностью говорил что-то на подобии "Этот идиот прыгнул с самолёта". Кейджи тогда с полной невозмутимостью доставал из-под прилавка бутылку перцового джина, закрывал лавку и ставил на небольшой столик в самом дальнем углу помещения, подальше от оружия, два стакана.

- Он может отказаться, - веско говорит Бокуто, но всё внимание отдаёт мясу на вертеле.

Куроо пару секунд наблюдает за ним, обдумывает, не является ли эта фраза сказана в слух случайно, будучи всего лишь мыслью по поводу добавки, если кто-то откажется от своей порции. Тем не менее он продолжает:

- Ты же знаешь Ойкаву, он может с маниакальным видом нестись на идущий полным ходом поезд, а потом несколько часов ныть по поводу испорченной причёски.

- Не думаю, что он откажется от такой власти, - Куроо на секунду прикрывает глаза и трёт веки.

Акааши выглядит задумчивым весь остаток вечера: пока снимает мясо с вертеля, пока разрешает Бокуто взять остатки, пока они дерутся за последний кусок. Говорит только, когда все укладываются на ночлег, сидит в позе лотоса и играет с монеткой.

- Ойкава-сан откажется от поста, - холодное серебро скользит по костяшкам, ныряет под мизинец и снова бликует от угольков костра, появляясь под большим пальцем.

- С чего ты это взял? - Бокуто перекатывает во рту соломинку и закидывает руки за голову.

Куроо прислушивается, наблюдает за монеткой в руках Акааши и, наконец, спрашивает:

- Думаешь, это связано с помолвкой?

- И с этим тоже, - Кейджи кивает и смотрит куда-то в пустоту перед собой. - но мне кажется, что Ойкава-сан слишком...

- Буйный? - пробует Бокуто.

- Фанатичный? - подсказывает Куроо, но Акааши только отрицательно качает головой.

- Свободолюбивый, - монетка зависает в воздухе, слегка дрожит и становится маленьким сычом, - я хотел сказать свободолюбивый. К тому же у него есть своя небольшая армия и такое количество связей, что я не уверен - нужен ли ему титул, как дополнение, разумеется.

- Некоронованный король? - Бокуто усмехается, переворачивается на бок и приподнимается на локте, - Что думаешь, Тецу?

- Акааши прав, скорее всего. - Куроо царапает ногтем корягу на которую опирается и та жалобно скрепит в ответ, - Но не стоит забывать: он занимает такое же высокое место, как и я, - кашляет, поправляется, - ранее.

- Эти размышления уже ни к чему не... - Акааши раскладывает свой спальник и резко замирает, обрывая себя на полуслове.

Бокуто открывает рот, чтобы спросить, но Кейджи цыкает на него раньше и встаёт в полный рост, зарывается босыми ступнями в горячий песок, прикрывает глаза и молчит. Секунды летят в тишине, напряжение разливается в воздухе омерзительной гарью и, когда веки Акааши трепещут и он смотрит ошалело и немного напугано, говорит тихо, но в молчаливой пустыне его голос гремит и стирает в пыль камни:

- Бежим.

Они подрываются с места быстрее, чем можно услышать топот за соседней скалой и, спихивая вещи в сумки, снова начинают марафон по пустынным равнинам. Пыль забивается в глаза и горло, но её тут же пробивает глоток горячего воздуха, как сильный поток воды дамбу, жжёт легкие - то ли от непрерывного бега, то ли от песка во рту, а может и от всего сразу. Прятаться негде: вокруг только небольшие камни, больше похожие на кладбищенские памятники, и тонкие сухие стволы деревьев. Миля или две, три, может больше мешаются с усталостью и сухостью в глотке - коктейль отвратительный, Момос давится смехом.

- Куда мы вообще бежим?! - загнанно орёт Бокуто на полном ходу, на исходе сил, - Вокруг один только сраный песок!

За спинами уже слышны крики преследователей и над головой летит первый огненный залп, когда Бокуто поднимает в воздухе песчаный смерч и ненадолго закрывает обзор. Акааши бросает камни куда-то в пустоту, ловит отголоски совести на задворках сознания и превращает браслет на руке в лезвие, метает его следом. Завеса мешает видеть и своим и чужим, дышать становится гораздо труднее.

- Держитесь! - голос Акааши тонет в рёве огня за спиной, когда земля под ногами расходится трещинами, формирует собой огромную вертикальную стену, падает вниз с таким грохотом, что шумит в ушах, поднимает новое облако пыли.

Куроо прикрывает глаза рукой и старается не упустить из виду Бокуто и Акааши, но цепляется за что-то ногой и неловко заваливается набок. Осколок камня больно впивается в плечо и, кажется, режет кожу, а в лицо лезут ветки. Вокруг ощутимо пахнет полынью и горький запах оседает на корне языка. Песок постепенно опускается - из-под своеобразных кулис уже видны очертания стражников и Куроо хочет громко обматерить весь этот театр, когда перед ним проступает узор высоких скал.

- Сюда! - голос хрипит и режет глотку не хуже пыли и камней, но приходится встать и, зажимая кровоточащую руку, бежать к горам.

Акааши бежит прямо перед ним, Бокуто за спиной, когда ночное небо расчерчивает прямо над головой вспышка пламени. Огненный шар проходит совсем рядом, кожа чувствует жар огня, и растворяется освещая дорогу впереди.

- Тем есть пещеры! - Акааши тоже кричит и его голос, обычно спокойный - сейчас надрывный, пугает до чёртиков, прибавляет сил бежать чуть быстрее.

Камни воют и раздвигаются впереди, сыплются на землю, пускают в свой лабиринт и Акааши падает сразу же, как только валун перекрывает ход преследователям. Бокуто успевает подхватить его за плечи, но сам медленно садиться на каменный пол. Куроо зажигает огонь кончиками пальцев, зажимает руку, шипит от боли и прислоняется спиной к холодному камню. Слишком частое посещение пещер за последние двадцать четыре часа давит на плечи низким каменным потолком, собирается в груди гадкой истерикой и дрожит где-то в коленях.

- Как он? - слова вылетаю из горла с хрипом и Куроо сползает на пол по стене.

Камни больно царапают спину под рубашкой, слипшиеся от пота волосы лезут в глаза. Куроо сдувает чёлку с лица, пытается отдышаться, но грудь ходит ходуном, а в воздухе всё ещё ощутимо воняет жжёной полынью.

- Я буду в порядке, - Акааши лежит на коленях Бокуто и смотрит в потолок, задыхается, - кого...кого-нибудь задело?

Бокуто отрицательно качает головой, еле касаясь убирает несколько прилипших ко лбу чернильных прядей со лба Кейджи и в этом жесте столько заботы, что у Куроо щемит сердце. Акааши накрывает широкую ладонь Бокуто своей, прижимает к щеке и смотрит в глаза, недолго, благодарно, потом говорит:

- Куроо-сан, ваше плечо, - он приподнимается и садится ровно, устало трёт лоб ладонью, - сможете немного потерпеть?

Куроо хочется смеяться. Он втянул их в побег из столицы, сделал разыскиваемыми преступниками номер один, протащил через пустыню и орду стражников, загнал в пещеру почти мёртвыми от усталости и Акааши, который не спал с того самого момента как сел за руль, под аккомпанемент взволнованных взглядов Бокуто, спрашивает может ли он перетерпеть неглубокий порез на плече? Кейджи читает по глазам, лезет в голову, но Бокуто говорит раньше.

- Эй, ну хватит, - голос громоподобным эхо отражается от стен туннеля, катится мурашками по позвоночнику, - я сам согласился идти с тобой, Акааши тоже! Так что возьми себя уже в руки! В таком настроении ты только потянешь нас ко дну и получается, что мы рисковали жизнями зря!

Бокуто звучит по-детски оскорблённым, но на Куроо действует, как ведро ледяной воды. Ноги омерзительно дрожат, когда он поднимается с пола. Тишина больше не чувствуется чем-то инородным под кожей.

- Сейчас главное добраться до города, - звучать привычно уверенно до гадкого приятно, растягивать пересохшие и потрескавшиеся под палящим солнцем губы в ухмылке - не очень.

- Дальше по туннелю есть развилка, правый вход - сеть пещер и проходов под горой, другими словами - лабиринт, - Акааши пошатывается, благодарно улыбается протянутой Бокуто руке и встаёт на ноги, - левый - тупик, но, скорее всего с подземным озером.

- Можно переждать там пару часов, нас буду ждать у выхода, - Бокуто закидывает руку Акааши себе на плечо и двигается вперёд.

- Сколь выходов тут по твоему? - Куроо плетётся следом, придерживаясь за стены.

Голова идёт кругом и огонь на ладони истерично поблескивает: слегка гаснет, снова светит ярче. На пальцах застывает кровь, покрывает их бурой коркой, капает на землю, оставляя след пройденного пути и расцветает огненными лилиями на рукаве рубашки.

- Около пятнадцати, не могу сказать точнее, - губы у Акааши синие и почти не двигаются, Бокуто забирает его сумку и покрепче перехватывает поперёк талии.

- Даже если стража будет не у всех - нам нужно отдохнуть, - ворчит Бокуто, но не идёт быстрее, лишь водружает багаж на свободное плечо.

Куроо падает ничком на землю, как только озеро появляется в пределах видимости. Краем глаза он видит Бокуто, терпеливо разбирающего спальники и Акааши, который еле передвигая ногами, валится на один из них полностью без сил. Куроо переворачивается на спину и смотрит на сводчатый потолок пещеры, густо усеянный кристаллами. От них исходит, разливается вокруг, мягкий голубой свет, отражается от воды и причудливыми волнами чертит узоры на стенах. Озеро совсем небольшое, вряд ли глубокое, но Бокуто опасливо становится на покатый берег и смотрит вниз, присвистывает. Одежда летит куда-то в сторону грудой сваленного багажа, а вода, как стекло, разбивается тысячей осколков-капель, звенит, когда Бокуто с разбега прыгает прямо в озеро. Тихо извиняется перед Акааши и с головой уходит под воду.

- Эй, Тецу, - Котаро капает на лицо водой с мокрых волос и глаза его в таком освещении выглядят немного пугающе, но фокусироваться выходит только так.

Куроо находи себя на полу пещеры, распластанным звёздочкой и широко зевает, смаргивает сон с тяжёлых век. Ловит себя на мысли, что квинтэссенция мира сужается до глаз Бокуто стоящим над ним и это единственная фокальная точка пространстве.

- Сколько я так провалялся? - шевелит пальцами и чувствует острую боль в руке, морщится.

- Не долго, я только что вышел, - Бокуто трясёт головой и довольно улыбается, - водичка что надо, ополоснулся бы.

Ощущение реальности постепенно возвращается: глаза привыкают к свету, кожа чувствует каждую неровность под ним, а в воздухе всё так же разливается гадостный запах полыни.

Лицо Бокуто смазывается, пропадает из виду и о его присутствии напоминает только гулкое эхо шагов где-то на периферии. Куроо кряхтит, поднимается с земли и широким шагом направляется к сумкам. В одной из них должны быть бинты, рвать рубашку - так себе перспектива. Акааши уже спит, подложив руки под щёки и всё, что выдаёт в нём жизнь - тихое сопение. Бокуто натягивает чистую рубашку без рукавов и откидывает назад мокрую чёлку.

- Всё в порядке? - он спрашивает мельком, будто и не интересно вовсе, будто разговор о погоде.

Куроо смотрит в ответ замучено, достаёт из сумки тугой моток бинта и скидывает пропитанную кровью и потом рубашку. Прохлада пещеры приятно щиплет кожу, но каждое движение рукой отдаётся глухой болью.

- Знаешь, Тецу, - ладонь Бокуто на плече холодная, от неё, словно круги на воде, расходятся волны какой-то уверенности, - я не дам тебе умереть. Я по горло сыт всем этим дерьмом, а мы в бегах чуть больше суток. Если не видишь смысла это продолжать, хотя бы вспомни ради чего это всё началось.

- Бокуто! - восклицание встречается злобным взглядом из-под нахмуренных бровей и косым взглядом в сторону Акааши, - Я развязал войну, понимаешь? Люди гибнут!

- Люди постоянно гибнут! - шипение разносится по пещере, а ладонь на плече сжимается, короткие ногти впиваются в кожу, - Но ты же не стоишь у постели каждого смертника?!

Спорить с Бокуто сейчас - заведомый провал. Куроо упрям, Бокуто упрямство всей своей сущностью.

- Конкретно эти люди умирают по моей вине, - злоба разливается жаром по всему телу и даже прохлада пещеры отступает, пугливо прячется в тёмных углах.

- Ты не заставлял их взрывать заводы и электростанции! Это был не твой план, они сами взяли в руки оружие, - вкрадчиво произносит Бокуто, говорит спокойно, но мимика выдаёт плохо скрываемую ярость.

В воздухе разливается запах озона, гроза надвигается и Куроо знает это, чувствует электрические заряды на кончиках пальцев. Уже подсохшие кончики волос Бокуто электризуются, распушаются и топорщатся вверх. Его глаза сужаются, смотрят осуждающе-злобно, крылья носа раздуваются, гневным шумом втягивают воздух, а губы сжимаются в тонкую полоску. Бокуто сам по себе увеличивается в размерах, будто надувается от втянутого воздуха, раздаётся в плечах. Куроо становится прямее, напоминает о паре сантиметрах разницы в росте, но это не особо влияет на ситуацию. Рука с плеча пропадает, температура вокруг падает, кажется, на пару градусов, воздух сжимается, собирается мелкими вихрями под ногами, облизывает голые плечи. Кристаллы на потолке мигают пру раз, почти гаснут, как старые лампочки и затихаю.

- Ладно, - Куроо говорит первым, нарушает напряжение, которое почти ощутимо плавится в руках, - я тебя понял.

- Нет, не понял, - Бокуто упрямо хватает его за руку и Куроо поражается, насколько тактильным может быть этот человек даже в ярости, - я пойду за тобой в ад, это ясно, но смотреть на то, как ты осознанно прёшься туда на всех парах - не собираюсь.

Куроо резко втягивает прошитый озоном воздух, снова ловит прогорклые нотки полыни и, если Бокуто не шутит про ад - его будет пахнуть и ощущаться именно так.

Он прекрасно понимает к чему всё ведёт. Упрямость колотится о грудную клетку, наливает жаром стучащие болью виски. В горле предательски сухо и всё что удаётся выдавить из себя - нелепое бормотание извинений. Кажется, лучше бы они просто наорали друг на друга, сжатая тугим комом злость гораздо хуже: она заседает рычанием в горле и огнём в кончиках ушей.

- Я пойду умоюсь, - Куроо неловко высвобождает свою руку из цепкой хватки и поворачивается к Бокуто спиной, - ложись спать, завтра пойдём с самого утра.

Когда он выходит из воды Бокуто уже спит, крепко зажав в руке лямку сумки.