Это честно.

- Это честно, - Вэй Усянь все никак не мог оторвать глаз от свежей могилы, когда рядом прозвучал голос Не Хуайсана.

Когда умер Лань Цижэнь, тишина в Гусу, казалось, стала просто непреодолимой. Глубокой, как небо, как пропасти. И от этого было еще тяжелее.

Вэй Усянь, после прощальной церемонии, в тот день и в тот вечер оставил Лань Ванцзи вместе с братом. А сам долго не мог уснуть, просто сидел на расстеленной постели и смотрел в далекое темное небо, в котором, как назло, не было ни облака. Все думал – ушла целая эпоха. Теперь они – самые старшие. Проснулся от сдавленных рыданий и на миг растерялся, а после обнял супруга. Нужных слов – вот уж некстати – не находилось, только «мм», да «ээ», да «Лань Чжань». Только и мог, что держать его в объятиях, поглаживать по волосам и спине и что-то неразборчиво бормотать.

Лань Ванцзи очень нескоро смог взять себя в руки.

Лань Ванцзи ушел во сне. Вэй Усянь еще удивился – утро давно, а супруг не встал. Вот она старость. Был готов долго шутить на эту тему, и не сразу поверил... понял... А как понял – онемел. Сидел и держал Лань Чжаня за руку, чуть покачиваясь... кто знает, как долго... пока их не нашел заволновавшийся Лань Сичэнь.

Вэй Усянь всегда смеялся над словами из разряда «похороны прошли как в тумане», считая их слишком пафосными, но сейчас не смог бы подобрать лучшего описания - он мало что осознавал, не ел и не спал, никого не замечал, а если и замечал, то не понимал, что ему говорят или что от него хотят. Время от времени, забывшись, он звал Лань Ванцзи или говорил себе, что любимый супруг отошел по делам и вот-вот вернется, что ему просто приснился дурной сон, но похоронный обряд, вернее пустота на том месте, где была душа, и отклик, такой знакомый и сейчас такой тошнотворный, мертвой сущности – вернее всего жестоко и беспощадно смирили его с реальностью.

Лань Сичэнь буквально силой притащил его к себе в комнаты, на столе стояла «Улыбка императора» и что-то еще... .... это было неважно. Они не выпили ни глотка. Пытались поговорить, но горло словно онемело у обоих, отказывалось проталкивать звуки. Вэй Усянь только и смог, что сказать:

- Спасибо.

Он понимал, что сам бы не справился, если бы ему пришлось... обо всем заботиться.

Вэй Усянь тихонько комкал в кармане ту самую налобную ленту, что супруг не успел надеть тем утром, когда краем глаза заметил что-то узкое и белое, небольшую полоску ткани, что торчала из-под стола. Лань Сичэнь дрожащими кончиками пальцев поглаживал разложенную на коленях налобную ленту с вышитыми голубыми облаками. Вэй Усянь не стал спрашивать чью. Они так и просидели друг напротив друга, пока небо не посветлело. А на рассвете Вэй Усянь сбежал.

Вэй Усянь бесцельно слонялся то там, то тут, и то ли его не искали, то ли не нашли. Он все равно все решил для себя – это дорога в один конец, дорога прощания. Вэй Усянь не понимал, как так вышло. И понимал – Лань Ванзци не раз надрывался, спасая непутевому Старейшине Илина жизнь. И кто знает, как повлияли на его здоровье те тридцать шрамов от дисциплинарного кнута. Лань Ванцзи никогда не жаловался, и Вэй Усянь сейчас это искренне ненавидел, хотя и он сам... только когда припрут к стенке... Вот уж... Лучше бы он не рождался! И все же – они прожили долгую и счастливую жизнь... вместе... и вместе должны бы были уйти... Так нечестно!

Ноги сами привели его к горе Луаньцзан. Похоже и впрямь – места лучше не сыщешь. Он здесь уже умирал. И он умер второй раз – когда понял, что Лань Чжаня больше нет. Он уже мертв – а мертвые должны упокоиться.

Подняться повыше, туда, где облака и синее небо не над головой – под ногами. И прыгнуть навстречу любимому, ждущему его где-то там.

- Молодой господин Вэй, - мягкий голос, что не изменился с годами, вырвал его на полпути. – Молодой господин, как хорошо, что вы пришли. Я как раз собирался вас разыскать.

- Вэнь Нин!

- Молодой господин, я прожил уже так долго. Я видел, как вырос Сычжуй, как у него родились дети. Молодой господин, мне уже тягостно и дальше влачить такое существование. Я хочу... обрести мир.

- Мир? – казалось, перед лицом непрестанно крутят калейдоскоп из серого, белого и черного. Растерянный Вэй Усянь пошатнулся.

- Я прошу – упокойте меня, - голос Вэнь Нина был полон уверенного умиротворения. – Я прожил достаточно, меня ждут. Молодой господин?! – сознание покинуло Вэй Усяня.

Маленький деревянный домик на горе отстроили заново еще в незапамятные времена, когда Вэнь Нин решил воздать почести и похоронить как следует людей своего Ордена на горе Луаньцзан. Ну а после не раз Лань Сычжуй и вся прочая молодежь из разных кланов наведывались в места незадавшейся боевой славы и навещали его. Этот новый маленький деревянный домик был гораздо уютнее и просторнее того, что был на его месте прежде. И, как в давние времена, Вэнь Нин готовил для истощенного пациента бульон и лекарства. Вэй Усянь пришел в себя от смеси запахов, и, несмотря на их аппетитность, его мутило. Все было некстати, но отказать Вэнь Нину... в этой последней просьбе... с учетом того, что сам собирался сделать... Это было неправильно - уйти, оставив за собой такой долг. Он вернул его в этот мир, ему и следовало его отпустить. И именно ему проводить самой безопасной и теплой тропой. Вэй Ин усмехнулся – как он мог про это забыть, такой эгоист! Недаром Учитель Цижэнь до последнего ворчал о его самовлюбленности и моральной близорукости. Ведь если бы судьба не свела их сейчас – создателя и творение – какой конец ждал бы Вэнь Нина? И кому пришлось бы... вместо него... Лань Сычжую?.. Нет, это его право, его долг, его обязанность. Это единственная возможность отблагодарить за всё, что Вэнь Нин сделал для него и тех, кто ему дорог, за все эти годы. И проводить его надо с улыбкой. Так что – долой скорбную мину!

Вэнь Нин попросил умереть на закате. «Вместе с солнцем» – так он сказал с застенчивой улыбкой. Рядом с людьми из своего Ордена. И попросил извиниться перед Лань Сычжуем, что ничего не сказал. Не хотел отрывать от любимой жены и детей – трое пацанов пошли явно не в папу, не раз и не два нарушая покой Облачных Глубин (хотя Вэй Усянь посмеивался – как раз-таки в папу и в ближайшую ланевскую родню, а сам Сычжуй говорил, что это все влияние дяди Вэй Ина)... Да и невестку его не хотелось расстраивать, ведь внука все-таки ждут.

А больше всего – ему не хотелось прощаться. Ведь он просто... возвращается домой. Наконец-то возвращается к тем, кто его так сильно любит и так долго ждал.

- И не расстраивайтесь вы так из-за супруга, молодой господин Вэй, - сказал напоследок Вэнь Нин. – Уж сколько раз вы с ним ссорились, сбегали, а все равно возвращались и мирились. Все обязательно хорошо будет.

Он не знал! – Вэй Усянь только сейчас это понял. И ему не хватило духу сказать.

Вэй Усянь закопал тело Вэнь Нина там же, где покоились ныне те самые остатки Ордена Вэнь, и долго сидел на прогретом солнцем склоне горы. Он не знал, что ему делать – свершить задуманное или же выполнить просьбу умершего – вернуться в Гусу, всем сообщить о кончине Призрачного генерала и передать его последние слова. Долг или желание, отправиться назад или «уйти» – сомнения раздирали его.

Через две недели в маленьком деревянном домике его нашел Сун Лань.

- Я сожалею, - тихие участливые слова - пусть и написанные, но для Вэй Усян прозвучавшие как наяву, - заставили задрожать руки и слезы хлынуть из глаз.

- Вы знаете, - сглатывая, проговорил Вэй Усянь.

- Да, - за долгие годы внешность бывшего даочжана поистрепалась. Конечности были пришиты, и явно не раз. В теле не хватало части плоти. Видимо, Сун Лань в самом деле честно следовал данному обещанию – уничтожал нечисть везде и повсюду. Но для лютого мертвеца все это не несло боли, лишь небольшие неудобства.

- Вэнь Нин... не знал... - Вэй Усянь снова с усилием сглотнул, проталкивая наружу эти слова.

- Он не хотел знать. Он давно хотел умереть навсегда, он нарочно всех попросил какое-то время дать ему побыть в уединении. Он боялся, что если хоть что-то снова затронет его – он не сможет, - во взгляде Сун Ланя были смирение и печаль.

- А вы?

- И я, - Сун Лань вскинул голову и посмотрел прямо в глаза Вэй Усяню, - это жестоко, я понимаю, но я, все же, не настолько вам близок, так что прошу...

- А как же?

- Не вышло, - два мешочка-для-душ прижались друг к другу на столе. - Лишь немного помог А-Цин.

Призыв дался Вэй Усяню легко – как и всегда. Призрак А-Цин уже не ужасал, как прежде. Исчезла кровь, восстановились глаза, появился улыбка. Но речь так и не вернулась.

- А... ааа... Аа, - Вэй Усянь и так понимал, что его благодарят за все и просят... всех вместе... отправить туда.. дальше, но Сун Лань, все же, перевел просьбу.

Вэй Усянь взял мешочек с душою Сяо Синчэня и чуть-чуть ослабил горловину. Осколки души звонкими искрами золотились и рвались наружу. Что-то склеилось, но этого было так мало. Сун Лань отвернулся, и Вэй Усянь готов был поклясться, что будь даочжан Сун снова живым, он прятал бы слезы.

- Я не смог, - голос Сун Ланя теперь звучал глухо. – Мы не смогли. Столько лет. Мы просто пойдем за ним, может в другой жизни... получится его спасти... может... в другой жизни... мы обретем друг друга... иначе... и все сложится... иначе...

- Он вас простил, давным-давно простил, - Вэй Ину, как вживую, вспомнилось то «Сопереживание».

Сун Лань покачал головой, неотрывно смотря на мешочек-для-душ в руках бывшего Старейшины Илина. Призрак А-Цин грустно вскрикнула.

- Видимо, этого было недостаточно.

Вэй Усянь хотел сказать, что такой преданности, любви и заботы не могло быть недостаточно, но... мешочек-для-душ с осколками души придавил его язык, словно камень. Может, в самом деле, чтобы душа вновь собралась, не хватило сущей малости. Еще одного человека – рядом. Одного человека – который был истинным злом во плоти. Одного человека – искалеченного телом и душой с искалеченной судьбой. Одного человека – который много лет был рядом, с которым Сяо Синчэнь ходил на Ночную охоту и рынок, готовил еду, делил дом и мысли. Тот, что стал частью его семьи... души... сердца... Тот, кто разбил его сердце и душу. И тот, кто после всем сердцем желал собрать эту несчастную душу вновь воедино. И тоже не смог. И, возможно, теперь без этой малости душа не хотела становиться вновь целой. Но сказать об этом сейчас... Сун Ланю... и А-Цин... было бы поистине кощунственно. Он затянул завязки на мешочке и положил его в руки Сун Ланю, сжав его ладони своими вокруг мягкой ткани:

- Когда?

Стоял жаркий полдень. Разнотравье гудело и звенело от обилия насекомых. Безоблачное небо и яркое солнце, безграничный простор – куда ни посмотри.

- Сейчас, - Сун Лань вздохнул. – Нам же без разницы.

- А тело?

- Закопайте, сожгите, как будет лучше. И еще – не спешите за нами, - Вэй Усянь усмехнулся неожиданной проницательности Сун Ланя. – Вам кажется, что во всем мире нет никого, кому было бы больнее, чем вам. Но прямо сейчас немало людей смотрят в окно или просто вдаль, волнуясь за вас. И, если вы умрете, им будет так же больно и плохо, как и вам теперь.

- Но... как же...

- Судьба вернула вас к жизни. Вам не кажется, что это было просто невероятно - что всё так совпало, что всё получилось? Человек пожертвовал своей жизнью и душой, чтобы вы смогли получить новый шанс. И вы собираетесь всё это выбросить из-за собственного эгоизма? Вы просто обязаны жить – за него тоже. Пока ваш путь не закончится сам по себе. И, послушайте человека с чуть большим опытом, хотя мы уже оба прошли немалый жизненный путь – не стоит спорить с Судьбой. Пройдите свой Путь до конца с гордостью – вы же не хотите краснеть за слабость перед умершими? Вы же не хотите... расстроить вашего мужа?!

- Л-Лань Чжань, - может впервые с момента побега Вэй Усяню удалось произнести это имя вслух. Горе ударило вновь, но стыд... Ему уже столько лет, а его до сих пор можно взять «на слабо». - Спасибо!

Сун Лань едва заметно улыбнулся, покачав головой, а Вэй Усянь подумал, что даочжан – это не статус, а призвание. И жизнь или смерть – ничего не меняют.

В ярком свете дня сияние душ почти мгновенно растворилось в синеве неба. Опустевшие мешочки Вэй Усянь положил на грудь Сун Ланя, и так его и закопал. Убрал все следы пребывания в доме, заготовил запас дров для возможных гостей и плотно закрыл дверь.

Время пришло.

Возвращаться.

Лань Сичэнь ушел следом за братом, не прошло и полгода. Этому никто не удивился. Недаром у них было такое прозвище – Две-половинки-Нефрита – куда одна, туда и вторая. Но горе от этого меньше не стало. Вэй Усянь, стоя у гроба, поразился, насколько он был опустошен. Сычжуй и Цзинъи, как всегда, понимали друг друга с полуслова, - подошли и подперли его с двух сторон. Похоже, эти детишки ему не дадут сбежать в этот раз, да он и сам не собирался. Вэй Усянь слабо улыбнулся своим мыслям – у Сычжуя внучка недавно родилась, а он их все детишками зовет по привычке. Чтобы Лань Чжань сказал...

- Учитель Вэй, Учитель Вэй! – заплаканные лица, горестные возгласы – ученики Ордена Лань окружили его. Еще одна причина остаться. Кто-то должен быть рядом с ними, привычный и надежный. Вэй Усянь машинально отвечал, говорил слова утешения, трепал по головам и даже улыбался. Учитель... Вот Лань Чжань был настоящим Учителем, который в самом деле стал достойной заменой Лань Цижэню. Дух Старого Учителя Лань с гордостью смотрел, наверное, на него из родовой усыпальницы. А вот он – скорее всего, был и остался Мастером, так и не отказавшись от своей мечты - все хотел придумать способ, чтобы темным путем можно было пользоваться безопасно. Совместить с обычным, привычным путем, с золотым ядром. Доработал, наконец, старые вещи, изобрел кое-что новое. Но как же часто они из-за этого ругались с Лань Чжанем. И сколько раз он после убегал, зарекаясь возвращаться... то ли в Гусу, то ли к хождению по Пути Тьмы. И сколько раз понимал, что, неважно какой путь его ждет – без Лань Чжаня там пусто и одиноко. Вот опять... хотя похороны... слезами тут никого не удивишь...

- Дядя умер, - от письма Цзинь Лина перехватило дыхание. Короткое и такое же болезненно-резкое, как удар под дых. Это невозможно, всего три месяца прошло после похорон Лань Сичэня! Это... не шутка, Цзинь Лин никогда бы... Но как!

Лань Сычжуй, принесший письмо, был настолько мертвенно-бледным, что тут и не знаешь, кого первого... подхватывать придется. Лань Цзинъи умчался в Пристань Лотоса, чтобы поддержать Цзинь Лина. Искры между ним и «молодой госпожой Цзинь» были давно всем заметны. А вот отношения у них были под стать этим искрам – то разгорались в буйный пожар, то едва тлели, но никогда не гасли. За долгую жизнь эта парочка успела не одну тысячу раз поругаться и расстаться «теперь уж насовсем». В один такой период Цзинь Лин даже жениться успел, и успешно-то как – двойняшки: мальчик и девочка. А потом снова помирились. И так без конца год за годом. Нынешнюю госпожу Цзинь такой порядок, похоже, вполне устраивал. Хотя вся Поднебесная была в курсе – звонкая парочка бурно и шумно ругалась, но также бурно и шумно мирилась. И в процессе сметала всех и вся на своем пути. Так что нечисти и нежити в любой период их отношений доставалось немало. А уж если Лань Сычжуй примыкал к ним – Убийственная Троица была знаменита далеко за пределами родных Орденов. А что еще один ребенок родился в очередной «расстаемся навсегда» - так это и к лучшему. Будет наследник у Ордена Цзян родной крови. А вид двух мальчиков – постарше и помладше - и девочки у Вэй Усяня всегда вызывал спазм в горле и тихую светлую грусть.

Цзян Чэн так и не женился. Вэй Усянь не знал, почему. Пусть они за все эти годы смогли и поговорить, и все выяснить, и помириться – стать такими же близкими, как раньше, у них не вышло. Скорее, Вэй Усянь не захотел. Не захотел больше ворошить прошлое, не захотел делать лишний шаг навстречу. Ушел весь в новую, счастливую жизнь, где он любит и любим, где нужен, в ежедневную, такую приятную рутину... А Цзян Чэн... не стал настаивать.

Правда, одни поговаривали, что Цзян Чэн весьма и весьма сблизился с Лань Сичэнем, а другие – что с Не Хуайсаном. А кто-то с загадочным видом говорил о некой вдове. Да находились и те, кто на Призрачного генерала кивал – мол, недаром Цзян Чэн с такой страстью за ним гонялся, да так и не уничтожил. Людская молва такова – если бы Лань Цзинъи и Цзинь Лин настолько бы не светили на весь мир свои отношения – она бы и каждого из них с Главой Цзян свела!

Но – Цзян Чэн, как же так!

Цзинь Лин плакал взахлеб и никак не мог остановиться. Вэй Усянь хотел подойти и обнять его, но вдруг понял, что даже пошевелиться не может. А только смотрел и смотрел туда, куда только что закопали Цзян Чэна. Лань Цзинъи, обхватив за плечи, потащил нынешнего временного Главу сразу двух Орденов в дом, в воздухе за Цзинь Лином вилась белая лента. Он вцепился в нее обеими руками и не отводил взгляда, словно это было единственным, что придавало ему сил. Следом потянулись остальные.

Вэй Усянь все никак не мог оторвать глаз от свежей могилы, когда рядом прозвучал голос Не Хуайсана:

- Это честно!

- Это честно, - повторил Не Хуайсан. – Когда-то им всем пришлось тебя хоронить. Теперь твоя очередь.

Глава Не и так был невысоко роста и хрупкого телосложения, а с возрастом, казалось, усох еще больше. Пальцы сжимали веер, сильно сжимали, аж побелели. Он посмотрел на Вэй Усяня, вздохнул и подпер плечом.

- Боишься, кто следующий? – Не Хуайсан с возрастом стал еще мудрее и проницательнее. После тех событий в храме Гуаньинь он как будто вымерз изнутри. Как будто разом состарился и обрел всё, что свойственно старикам – безразличие и мудрость. Или же - наконец скинул маску, позволив всем увидеть, что годами скрывалось за нею. Женился, похоже, лишь по нужде, два наследника, и ни одного не назвал Минцзюэ. Как будто для всех закрыл ту страницу. Или же оставил лишь для себя.

- А ты – хочешь дождаться? – Вэй Усянь знал, что Не Хуайсан считает дни до момента, когда запечатанный им и Лань Чжанем гроб можно будет снова открыть. И достойно похоронить тело старшего брата. И уничтожить окончательно тело предателя.

Историю с Цзинь Гуанъяо на Общем Собрании Кланов решили замять. По официальной версии – во всем были виноваты Сюэ Ян и Су Шэ – покойникам ведь все равно. А восстановить честь, статус и престиж в глаза общества сразу трех Великих Орденов (и Ордена Цзян тоже, ведь на его территории такое! творилось – ай-яй-яй!, да и сам Яо был близким родственником, мало ли что), а также ряда кланов – ой как не просто бы было. Тем более, когда Главой одного из них теперь оказался несовершеннолетний племянник «всех обманувших предателя» - Цзинь Лин.

Что же касается Главы Цзинь Гуанъяо – его разум помутился от горя после смерти жены, чем и воспользовались «назначенные злодеи».

Может Не Хуайсан и хотел что-либо на это сказать... .... Но он промолчал. В конце концов, месть была свершена, злодеи повержены, правда для всех кланов раскрыта. И ее будут помнить – ведь недаром во всех событиях участвовали ученики разных кланов. А простые люди – лишние волнения среди них никому не нужны.

- Так что? – видя, что Не Хуайсан надолго замолчал, Вэй Усянь спросил снова.

- Хочу, но... - Не Хуайсан повернул голову и пристально, очень серьезно посмотрел Вэй Усяню в такие близкие глаза. – Если я не дождусь, ты...

Прежний Вэй Усянь рассмеялся бы – он немало переложил ответственности за им совершенное на плечи других людей, когда умер в первый раз, а теперь - раз за разом - принимает на себя груз чужих проблем. Но не сейчас, не когда мог оценить оказанное ему поистине глубокое доверие:

- Если сам к тому времени не умру, - слова о собственной смерти давались легко.

Не Хуайсан коротко кивнул и, отвернувшись, стал смотреть на линию горизонта. Алое солнце уже садилось, раскрашивая небо багрово-оранжевым, словно там полыхал гигантский погребальный костер, как принято в северных варварских странах.

Вэй Усянь задумался, каково это было Лань Цижэню остаться последним из своего поколения. Одиночество... и долг. Понимание, что ты последний оплот перед тем, как следующее поколение осознает, что оно смертно.

Вэй Усянь задумался, каково Не Хуайсану все эти годы было смотреть на него и видеть сразу двух небезразличных ему людей – Вэй Ина, с кем провел немало веселых дней в детстве в Гусу, и Мо Сюаньюя, с которым они решились воплотить тот страшный самоубийственный план, в первую очередь для них же самих. Он вспомнил, как они говорили об этом с Ванцзи, рукой схватился за грудь и осел наземь. Не Хуайсан с тревогой посмотрел ему в лицо, проверил пульс, но больше ничего плохого не произошло.

Глава Не так и остался рядом, позволяя о себя опереться. Они просто молчали, смотря куда-то вдаль, где, словно жизнь, угасал закат.