Без названия, Часть 1
Темнота окутала всё. Она пробралась в каждый уголок, взбила здешний воздух своим головокружительным танцем со Страхом, что давно стал её неизбежным и полюбившимся спутником. Темнота окутала и меня. Накрыла голову шёлковым подолом бального платья, впутывая в свою игру, сковывая тончайше сплетёнными нитями и отдавая на съедение беспощадному партнёру. Страх, не привыкший церемониться с долгожданными гостями, угодившими под покров тёмного вечера, тут же обнажил клыки и атаковал, желая вновь ощутить трепет такой хрупкой человеческой души. Но сегодня он не ощутил. Его клыки, коснувшись меня, тотчас обратились в пепел, что нагло похитил попутный промозглый ветер, иногда усиливающийся настолько, будто посягал и на меня. А я и сама не знаю, почему ему никак не удавалось это: внутри было пусто, внутри была зияющая той же самой темнотой дыра, и мне даже чудилось, будто я подобна пёрышку. Только ветер всё равно не уносил меня к небу.
Я никогда и не думала, что такой мрак внутри может родить тяга к человеку. Не думала, что даже темнота сольётся со мной воедино, принимая за частичку себя, из-за какой-то непонятной тяги к человеку, с которым мы никогда не сможем быть вместе. Уличные фонари сопротивлялись тьме изо всех сил, изрезали её кусочками, освещая дорогу проходящим по ней путникам. Некоторые, может, и были рады этим крохам спасительного света, но только не я... Они резали по мне столь же жестоко и нещадно, заставляя плыть рассудком, терять картинку усыпанной мокрой осенней листвой дорожки перед уставшими глазами. А в мыслях всё настойчивее и настойчивее всплывали воспоминания о первой и самой незабываемой встрече...
Я встретила его такой же сырой осенью. Таким же тёмным вечером, далеко за десять, когда солнце уже скрылось за горизонтом, в который раз оставляя мир беззащитным. Он был таким же грустным и одиноким, снедаемым мглою, что поселилась внутри без всякого спроса. И притягательно красивым. Красивым настолько, что я, позабыв о всяком приличии, пялилась без тени стыда и стеснения, прожигала незнакомца, которого прежде ни разу не видела в этом отдалённом парке, где коротала свои вечера, любопытствующим взглядом. По-видимому, мой взгляд он чувствовал очень явственно и то и дело оглядывался, словно искал кого-то. А я всё смотрела... В голове не было ни единой мысли, способной отвлечь меня от простого и, уверяю, невинного созерцания прекрасной фигуры юноши. Его лицо выглядело уставшим и замученным, таким надломленным, словно на его сильные плечи в один миг навалились все беды нашего мира. Однажды в неоправданном порыве я решилась подойти к нему, но, сделав лишь один шаг навстречу, отказалась от этой идеи. Он тоже поднялся с лавочки. И мы просто разминулись, так и не осилив ещё несколько шагов. Так продолжалось изо дня в день. Пока очередным дождливым вечером он не подошёл ко мне первым.
Я просто шла под зонтом, укутавшись в свой чёрный плащ, а он вновь, по старому и отыгранному сотни раз сценарию, проходил мимо. Я снова почувствовала его душистый жасминовый парфюм с тонкими ягодными нотками, снова кротко насладилась им, едва миновав парня. Как тут услышала, как он окликнул меня. Тогда мне показалось, что это какое-то мимолётное помутнение, но я всё же обернулась и застыла, глядя на него в упор.
— Как вас зовут?
Я скинула завившуюся от влаги прядь тёмно-русых вопрос с плеча и ответила:
— Триана.
— Какое редкое и красивое имя. Меня зовут Ча Хакён, — он протянул руку из-под зонта.
Я видела, как на его кожу с оглушительным, как мне показалось в ту секунду, звоном падают капли холодного осеннего дождя, но всё же протянула свою руку в ответ, ощущая влажную прохладу и на своей коже. Будь это кто-то другой, я бы даже не ответила, не то что протянула руку для рукопожатия. Что-то в нём опасно тянуло меня...
Таких, как я, не очень любили. Достаточно того, что я полукровка. Хоть и считается, что полукровки или смешки — те, у кого один из родителей азиат, а другой иностранец, — до безумия красивы и сказочно популярны, в действительности всё далеко не всегда так. Как бы то ни было, люди не очень любят тех, кто отличается от них. Очень заметно, когда человек не свой. Так и со мной. С самого рождения я жила в детском доме и всегда была там чужой. Тот факт, что я полукровка, давал моим сверстникам массу поводов для издевательств, пускай внешность моя и не особо выделялась на их фоне: необычным можно было счесть разве что неестественно голубой цвет глаз при азиатском разрезе.
Но Хакён оказался не таким. Он ничего не говорил о моей внешности, пожалуй, он вообще ничего не говорил. Ровно так же, как и я. Мы просто сидели вместе на лавочке и изредка обменивались беглыми взглядами. Но в один прекрасный момент, через месяц, пролетевший словно минута, мы решились посмотреть друг другу в глаза... И больше не могли оторваться. Наверняка эта причудливая картина со стороны казалась странной и, может, даже пугающей. Но я не чувствовала с ним никакого стеснения. Только спокойствие и комфорт. Нам вовсе не нужны были слова, чтобы почувствовать странную, непривычную связь, чтобы почувствовать скромный уют между нами, словно мы знакомы далеко не первую такую осень.
До боли холодный ветер обдал наши лица, заставляя меня поморщиться. Заметив это, Хакён чуть улыбнулся, снял свой шарф и заботливо намотал мне на шею, прикрывая половину лица.
— Вам же будет холодно, Хакён.
— Призракам не холодно, и мне тоже...
Эта фраза меня немного рассмешила и, в общем, воспринялась мной как шутка.
— Триана, мы с вами давно знакомы, но всё ещё общаемся на «Вы». Давайте перейдём на «ты»?
Я кивнула и улыбнулась в шарфик, чего, к сожалению или к счастью, Ча не увидел. Его шарфик пах тем самым жасминовым парфюмом и чем-то древесным, отдающим некой стариной и... одиночеством. Мы оба были одиноки. Меня не волновало то, что, возможно, сейчас дома его ждёт семья, девушка или, может, жена. Мне было всё равно, пока был кто-то, кто разделял со мной это тяжкое, виснувшее грузом одиночество. Мне было приятно, что этот кто-то — именно Ча Хакён. Я и не заметила, как начала думать о нём постоянно, каждую секунду своей пустой жизни. Это нормально? Как это называется?
Та осень была вовсе не красивой и красочной, она была мрачной, мерзкой и грязной: слишком много дождей, слишком много грязи и холода. Слишком много слёз, грусти и одиночества. Тусклый свет парковых фонарей еле попадал на лицо Хакёна, из-за чего я могла улавливать его черты лишь жалкими урывками, коих мне было непростительно мало. Он размеренно дышал, его губы были сомкнуты и поджаты. Он думал о чём-то и, Боже, как же мне хотелось узнать, о чём же он думал. Хакён повернулся ко мне и слабо улыбнулся. Так устало и замученно, что в моём сердце это отдалось колющей болью. Я прижала руки к груди и с болью посмотрела на парня.
— У тебя что-то случилось? — с дрожью в голосе спросила я.
Он осторожно поднял бледную руку и поднёс к моему лицу, убирая упавшую на глаза прядь, задевая и чуть поглаживая щёку. От этих движений по всему телу разлилось тепло и невиданная ранее нежность, так плотно сдавившая грудь, что дышать стало просто невозможным.
— Знаешь, как это чувство называется? — спросил он, не убирая своей руки.
— Какое?
— Которое ты сейчас ощущаешь...
Я лишь распахнула глаза, губами безмолвно очертив удивление, не в силах произнести и звука.
— В этом свете твои глаза ещё более красивые: такие чистые и светлые, нетронутые никем. Ты светлый человек, Триана, — отчего-то он перевёл тему, заставив пробудиться в дальних уголках моей души детское любопытство.
— Так что же это за чувство? — не унималась я, блаженно прикрывая ресницы от нежных касаний к щеке.
— Любовь, — эти слова раздались эхом в моём сознании и расплылись по телу сладкой истомой, наполняя каждую его клеточку ласковой дрожью.
Я чуть приоткрыла глаза, смотря на него из-под ресниц. В этом свете он казался таким сказочным, фарфоровым, ненастоящим... Он словно растворялся в пространстве, словно отдавал своё тело ветру, распадаясь в пыль. Словно ветер мог похитить его.
— Закрой глаза, — прошептал он, и я закрыла, полностью доверяя ему.
Его губы соприкоснулись с моими в лёгком, словно целомудренном, поцелуе. Нежном и трепетном, таком похожем на... прощание? Вскоре я перестала чувствовать его губы. Я притронулась к своим губам большим пальцем, не открывая глаз от страха, что его не окажется рядом. Но я почувствовала. Я почувствовала холод и пустоту того самого. Неразделённого одиночества. Он меня покинул...
Больше я не видела Хакёна в этом парке. Осень словно чувствовала мою разбитость: каждый день она поливала город солёным, словно слёзы, дождём, то ли откровенно потешаясь, то ли сочувствуя. Изо дня в день я сидела на той мокрой лавочке. Я ждала его. Надежда всегда умирает последней, не так ли?.. Я верила, что он вернётся. Он просто не мог меня бросить. А я просто не могла разочароваться в нём. Никогда и ни за что. Я подняла глаза к округлому фонарю, что висел над моей головой, словно одинокая луна висела на небе. Кажется, скоро будет зима.
Прошло много времени с того момента, как Хакён пропал. Я продолжала посещать этот парк, сидя на лавочке, наивно ожидая чуда. Я уже ни во что не верила. Ни в себя, ни в Хакёна. Ни в это самое чудо. Я шла сюда просто по инерции, чтобы хоть как-то скоротать своё время и одиночество. Ноги сами тянули сюда. Да и не только ноги. Каждый день я чувствовала адскую боль в сердце, но уже научилась не обращать на неё внимания. А смысл? Я больше никому не нужна...
Я встала с лавочки и направилась к выходу, с безразличием поглядывая на серое безмолвное небо, затянутое тёмной дымкой. В воздухе нежно кружились маленькие снежинки, кружились нарочито медленно, словно оттягивая свою собственную гибель, что неизбежно наступала, когда они падали на моё тёплое лицо, моментально тая на коже. На свете нет ни одной одинаковой снежинки — парадокс. Так почему же в мире есть похожие люди? Как мне хотелось найти такого же Ча Хакёна, чтобы забить это сквозящую щель в сердце. Чтобы, наконец, расстаться с породнившейся со мной темнотой.
Ча Хакён... Выдержка неожиданно дала трещину. Слёзы скопились в уголках глаз, не спеша срываться вниз по щекам. Они всё копились и копились, пока я не перестала видеть вокруг себя. Пока я не потерялась в этом пустом и холодном пространстве, оставаясь наедине со снедающими одинокую душу мыслями о том, что оказалось потерянным навсегда. Но вдруг я почувствовала этот парфюм. Жасмин... с нотками ягод... Моей щеки коснулась чья-то заботливая рука, поглаживая её знакомо до тесной теплоты в сердце, до дрожи поджилок. Слёзы наконец сорвались, пускаясь вниз по замёрзшим щекам.
— Хакён, — прошептала я.
— Триана, прости меня, — тихий шёпот на моё ухо и крепкие, такие родные объятия. — Прости. Я не могу быть с тобой.
— У тебя есть семья? Дай догадаюсь, ты обычный работник офиса, который устал от домашней рутины, жены и детей, поэтому приходил в парк, чтобы оттянуть возвращение домой? — кричала я, задыхаясь от слёз.
— Если бы, моя дорогая Триана, если бы, — прошептал он, поглаживая меня по голове. — Сходи на кладбище. Знай, я всегда буду с тобой. Я люблю тебя!
Я снова ощутила холодный ветер. И вновь... вновь мне нужно было открыть глаза. Вновь мне нужно было увидеть перед собой пустоту, ставшую без него такой болезненной.
На следующий день я всё же решилась сходить на кладбище. Оказывается, умирать необязательно, чтобы почувствовать себя мёртвой, — тогда я ощутила это особенно чётко. Моё тело было пустым. В нём не было ни грусти, ни страха, ни мерзкого и сырого одиночества. В нём не было ничего, и лишь могильный холод свободно забирался под кожу, разгуливая в этой пустоте беззаботно и развязно, излишне по-хозяйски, словно эта пустота была щедро подарена именно ему. Я апатично шла мимо надгробий, касаясь некоторых кончиками дрожащих пальцев, вглядывалась в надписи, не понимая, что же я ожидаю прочесть на них. Но вдруг я поняла. На одной из плит оказалось знакомое имя. Знакомое до боли, до разрядов тока, растекающихся по венам. Ча Хакён. Он умер. Умер таким молодым, именно тогда, когда впервые появился в парке. И в тот момент пустота заменилась тьмой, что вытеснила из меня всё, сливая с собой в единое целое. В тот момент я стала ненавидеть свет парковых фонарей. Я осела на землю, шепча:
— Прости...
Хакён нуждался в любви, которую никогда не ощущал и не чувствовал в этом мире. У него было незавершённое дело на земле. Он был одинок. И он нашёл такую же одинокую душу, как и он. Он впервые полюбил, он был любим. Он дух, она человек...
Сказка...
— Я буду ждать тебя...