Баланс

Ох, как ужасно. Я снова возвращаюсь через год.
Двадцатая глава должна была выйти еще 30 декабря двадцать первого, в честь вашего нового года. Но возникли неполадки, в ходе которых моя Бета не могла проверить текст, и это так затянулось на месяц, а... Дальше произошло то, что происходит сейчас. И это все так страшно и отвратительно. Пострадали многие мои близкие люди, кого-то я потеряла навсегда. В общем, у меня не было никаких сил, возможностей и желаний притронуться к текстам или хотя бы выложить их: двадцатые главы получились слишком светлыми, я не могла позволить себе такое, когда наш мир крутится на грани катастрофы. Не будем о грустном, за этот (ОПЯТЬ) почти год я не сидела просто так (в прошлом году я тоже не сидела, я переписывала ВЕСЬ фанфик), а сейчас я написала парочку новых глав, которые за это время ТОЖЕ успела переосмыслить и местами переписать. И, вы знаете, я выросла вместе с этим фанфиком. Баланс — начало моих начал. Как говорит один близкий мне человек «...и кончало кончал». И да, я пропадала, годами даже, ругала работу и думала, что брошу. Но я все еще слишком сильно люблю его. Я не писала ничего, кроме Баланса (был ю донт край еще, но там кроме двух жалких глав не вышло ничего, я вам запрещаю его читать). И вот я возвращаюсь опять. Ещё через год. Вот так.

Ииииии... Огромная просьба подписаться вас на мой Фикбук, где выходит Баланс С ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМИ МАТЕРИАЛАМИ, ВОУ. Также вы можете заметить, что эта глава выложена сюда не полностью, и полностью она будет тоже там. Вот такая я тварюга и гений маркетинга.

И ещё, очень важная инфа, жизни и смерти просто. У меня теперь есть телеграмм канал, куда в первую очередь сливается весь стафф по балансу. И спойлеры (!!) к главам тоже там будут)) Это чтобы вы в перерывах между главами не думали, что я ничего не делаю. Потому что я делаю.

Ссылки есть в профиле, сюда тоже добавлю, но они будут неактивными:

Телеграмм: https://t.me/RivtSecret
Фикбук: https://ficbook.net/authors/3706849

***

   — Вот это срач у вас, — заявил Эррор по приезде тогда.

   И был совершенно прав: неумелые Киллер с Дастом, неучастливый Хоррор и подавленный Найтмер запустили дом до крайности. И отказывались это признавать, поэтому дружно чуть ли не отправили бедного Эррора в мир иной, так отчаянно до этого пытаясь его оттуда вызволить. А он не злился: сам было хватался за веник и крутил конфорки плиты. И снова слышалось: «Не трожь! Это к ужину!» и «Не ходи по помытому». И в ответ недовольное: «Ну ма-а-ам».

   Все вернулось на круги своя даже слишком быстро, — пропуская вовсе всякую рефлексию на этот счет. А Эррор, кажется, стал в одно мгновение фарфоровой вазой: ему не позволяли даже самостоятельно вымыть за собой тарелку — как будто у него отвалятся руки, ей Богу! Тут же подскакивал Найтмер, добродушно, совершенно невинно, улыбался и сам выполнял всю грязную работу. И Эррор злился, ругал их всех про себя. Потому что, правда, зря он что ли жертвовал собой? Ведь он не представлял себе на самом деле, что это так трудно — будучи счастливым и беззаботным, — оставаться в состоянии готовности ко всему. Есть, пить и, как ни в чем не бывало, скользить по коридору мимо чужой спальни, где Найтмер удрученно смотрит в окно, раскуривая вонючую сигарету, и бормочет про себя что-то. Что-то, что не мог рассказать даже Эррору. И дом был полон по своему обычаю: мельтешили фигуры Даста, Киллера и Хоррора, — но Эррор чувствовал себя так одиноко, что был готов взвыть, вышвырнуть остатки здравомыслия и вернуться в дом Гено. И смириться со странностями Инка, с непониманием со стороны шайки Найта и вообще со всем, что было здесь самым невыносимым. Он пытался понять, как живется нормальным монстрам, и не мог. В своей жизни он всегда был потерянным и испуганным.

   И как объяснить все это — неясно. Потому что каждый из них говорил: «Понимаю, Эррор, ты не переживай так». Но никто не понимал. Даже всезнающий Хоррор жал плечами: будто до таких далей ему не добраться. Но особенно было обидно отторжение Найтмера, который до того всегда понимал Эррора с полуслова. И, может, он действительно ошибся: тогда, во время пути с поля снежной битвы. И ошибался все время после этого. Наверное, оттого, что шел, поверив тому, что Инк при свете дня расскажет ему что-то важное... И может не было бы ничего дурного, вернись Эррор домой в тот день. Уж что-то объяснить бы себе он сумел. Хотя бы то, как нужны этому миру они и Найтмер. Потому что эта мнимая пропасть, которая пролегла сейчас между ними, душила и была бесконечно глубокой. И еще, может быть, потому, что Найтмер был ему очень дорог. А сейчас ничего не осталось — даже страха.

   И та светлая, наивная привязанность, служивавшая батарейкой Эррору с момента знакомства с Найтмером, сейчас вдруг угасла, исчезла, как при перегоревшей лампочке. И он соврет, если скажет, что не хочет ее вернуть. Он боялся пытаться. Потому что за время его отсутствия, все слишком сильно изменилось. И было непонятно, хорошо ли это или плохо. Нужно было думать, как жить дальше. Эррор не умел ни думать, ни принимать решений: потому что однажды стал одной из жертв этого мира, научился подчиняться. Как и было нужно.

   Но сейчас его ни о чем больше не просили. Словно его авторитет разрушился в одно мгновение, словно его жизнь — это дурацкoe, глупое недоразумение, ошибка природы. Тогда зачем же он сидит здесь? Зачем ждет, когда сможет что-то изменить?

   Эррор отодвинул штору и взглянул в окно. Даже сама вселенная без него помутнела, стала невнятной калькой былой красоты. И ромашки в саду — умерли и иссохлись, как брошенные старики.

   — Пересадить бы их... — пробормотал Эррор.

   И вдруг решил, что помешать копаться в земле сада ему не смогут — вот она, оставшаяся отдушина. И там он наконец сможет подумать. Желательно не о том, как он сейчас несчастен. Не о том, как надо менять ситуацию. Не о том, как можно ничего не делать. А о том, что он знает... И что он может. О том, как вернуть  отношения с друзьями. И жить, наконец, нормальной жизнью.

   Вооружившись семенами и грубыми рабочими перчатками, он подошел к цветочному саду. Вернее к тому, что от него осталось. Растения, чувствующие все эмоции вокруг, совсем как Найтмер, удрученно склонили ветви и коричневые листья. Будто поддерживая общее вселенское настроение. Небо было затянуто бурыми тучами, но пустынно сухо, не сбрасывающее и капли дождя. Ветер нес по дорожке, вздымая пыль, комок засохшей глины. И было так пусто, что Эррор вздрогнул, будто вспомнив об анти-пустоте. Да, надо убирать этот безобразный мусор.

   Только Эррор опустился на колени перед клумбой и коснулся чуть живых цветов, как небо поджалось, шмыгнуло и зарыдало так, словно хранились в нависших тучах плачи, сдерживаемые долгое время, дожидаясь, когда придет тот, кому можно выплакаться. И мало того, что стали набухать слезы, которых Эррор даже не видел больше, завыли ветра, и засверкали молнии. И все эмоции вселенной в одно мгновение показались, хранимые до этого в сотах тишины и напряжения, высыпались вниз.

   А потом вдруг вышло солнце. И Эррор, с ног до головы мокрый, почувствовал себя выздоровевшим. А ромашки подняли головы ввысь, шелохнулись и счастливо стряхнули с листьев росу. Радостно хмыкнув, Эррор встал и побрел к дому, напевая что-то себе под нос. Хотя Эррор был по-прежнему зол, в душе его расцветал далекий от злости весенний дух. Игнорируя расспросы остальных, он взлетел по лестнице, ввалился в спальню и повалился в постель, свободный и совсем пустой. В эту ночь ничего не снилось.

***

   — Ты чего натворил вчера? — спросил Найтмер, когда зевающий Эррор вошел в кухню.

   — Ничего, — честно признался тот. — Хотел в саду покопаться, и дождь полил. Е-рун-да.

   Найтмер что-то задумчиво пробормотал и влил сливки в кофе, слишком нервно размешивая его ложечкой. Эррор подумал, что это, наверное, от вчерашних переживаний, и присел за стол. Найтмер отодвинул свою чашку, задумчиво повертел в руках ложечку и воткнул ее в омлет, отломал кусочек и попробовал. Сморщился.

   — Пересолил, паразит...

   Эррор засмеялся. И Найтмер тоже. Потом они принялись молча завтракать пересоленным омлетом и кофе со сливками. И все казалось таким правильным и прекрасным, что даже стыдно было портить такой день ненужными сейчас разговорами. Мыли посуду. Потом спустились к пруду и посидели на камнях, глядя на пробегающую воду. И по телу от воды разливался странный покой, в котором было что-то мистическое. И все — молча. И не пригождались банальные советы: в неловком молчании говорить о погоде. Потому что не было это молчание неловким. Им было хорошо и молчать вместе.

   Вдруг рядом с Эррором воткнулась лопата. Он поднял взгляд, над ним возвышался довольный Киллер.

   — Чего удумал? — спросил Найтмер, кажется, совсем не удивленный такой внезапностью.

    — Ничего не удумал, — обиделся Киллер, — будем с Ошибычем садоводить.

   — Нет слова такого.

   Киллер проигнорировал замечание и потащил Эррора за капюшон, на мокрую землю за шесть метров от пруда. Они опустились на колени, и Киллер торопливо стал срезать длинную зеленоватую лозу с земли. Он опасливо оборачивался, проверяя, не идет ли за ними Найтмер, но тот достал из внутреннего кармана куртки книжку и сигарету: в общем, было ему абсолютно все равно, в какой грязи копаются эти двое.

   — Чего я хотел-то... — полушепотом сказал Киллер, наклоняясь совсем близко, чтобы слышал только Эррор. — Не знаю, говорил ли кто тебе, потому что, блин, ну, кажется, всем вдруг стало очень пофиг, так вот короче...

   Киллер говорил быстро и нечетко, словно опасаясь, что если потратит на слово чуть больше одной секунды, придет Найтмер и вмажет ему в лицо одним из векторов.

   — В о-о-о-общем...

——————————
Отчета не будет, ибо часть неполная.
Я должен снова извиниться за то, с каким интервалом выходят части. Люблю всех вас!