ЧАСТЬ 3. Шанс.
Безжалостно вырванные из под беспечной маски, стремительно подхваченные отчаянием мелодии и разбившиеся на острия оглушительных криков строчки, сакраментальную боль которых нельзя расслышать из-за еле различимого шёпота сердца.
И только колыбельные ностальгии будут вечно хранить свой секрет забвения.
Слишком много света. Он проникает насквозь, от него съёживаются и прячутся по самыс заброшенным уголочкам души мои привычные постояльцы. Они равнодушны к отсутствию заботы, к редким посещениям, им плевать на то, что происходит извне, но они никогда не смирятся, если мои глаза станут привыкать к свету.
Я не помню на этом месте заброшенного склада, здесь должно быть здание администрации... хотя... меня здесь тоже быть не должно. Помню, как сюда приехала, это был обычный маршрут, но сегодня всё необычно. На самом деле меня мало волнуют эти вопросы, я всё еще поглощена неприятием искусственной белизны пространства. Я ищу уют среди ржавых и ледяных конструкций, которые уже обрели тень вечной нОчи.
Сквозь отрешённую констатацию своего положения, я всё же чувствую, как острые краешки тревоги с трудом выбираются из перины ватных мыслей.
С каждой секундой ко мне возвращается ясность восприятия, с каждым шагом я отдаляюсь от точки возврата. Я не упустила ни одного мгновения, я не сделала ни одного неверного движения, ничто не осталось незамеченным в моём поле зрения. Время здесь утратило свою власть. промедление больше не грозит фатальностью. Неосторожность не перерастёт в роковую ошибку. это место предназначено для тех, чьего прихода здесь просто-напросто ожидают.
Теперь я могу даже разглядеть терпеливого наблюдателя. Но первое, что вижу - огромный нож в руке незнакомого подростка. Вот она я, та, которая судорожно оборачивается только для того, чтобы еще раз убедиться, что позади тупик. Я сама в него зашла.
Мне нужно было чувствовать шероховатость и сырость ржавчины, ощущать контакт с холодом тёмных безмолвных силуэтов. Я перестаю себя узнавать, я больше не вижу своего трусливого и выдуманного Я, переполненного пафосным созерцанием.
Я не пытаюсь защитить себя.
Если бывают такие секунды, когда разум больше не контролирует происходящее, когда чувства больше не играют никакой роли, а физическое тело подчиняется невидимому кукловоду... то сейчас именно такой момент.
Меня не сковывает болезненная неизбежность его неторопливого приближения, я не рассматриваю черты его лица, мой мозг не кричит о приближающейся смерти...
Я вновь обретаю контроль, когда моя спина касается холода стены, когда я вспоминаю, что слышала лёгкое скольжение лезвия по металлической поверхности, спустя секунду после того, как моё тело слегка отклонилось в сторону.
Я боюсь упустить важные доли секунд, пытаясь понять, почему этот нож теперь в моих руках. Я до сих пор не осознала, что время больше не принимает чьих-либо сторон.
Кто теперь стоит друг напротив друга? Маньяк и его жертва? Два неприятеля? Я не пойму, но, похоже, он находится вне моего пространства. Я смотрю в его глаза и встречаю абсолютное спокойствие и забвение.
Он не хотел убить меня, он хотел во мне убить что-то. Разве что самого себя? Тогда он слишком хитёр, чтобы нанести точный удар. Грустные глаза говорят о другом. Может мне просто хочется думать, что он всего лишь олицетворение частички меня самой, настолько же пропитанной негативом, насколько и преисполненной заботой и любовью. Он такой родной, что пугает вывернутыми наизнанку тёмными зеркалами душевной боли, но и одновременно притягивает, подобно тому выходу, что ведёт к исцелению от смертельной болезни. Но она уже стала частью тебя самой, от которой нельзя просто избавиться, ведь ступить на порог вместе с ней, будет означать потерю самой себя. потерю всего, что ты считаешь родным. Может быть, в этом и есть смысл той двери, которая никогда не будет тобой открыта? Тобой, пока тебя держит страх потерять саму себя - Единое Целое своих собственных иллюзий.
Я чувствую свою слабость, всю тщетность происходящего, я себя настолько ненавижу за то, что позволила своей сути остаться слепой к протягиваемой руке помощи... я больше не могу видеть безучастное, понимающее наблюдение со стороны этого человека. Да, теперь он для меня лучше будет просто человеком, просто свидетелем моей духовной беспомощности, от которого можно избавиться. Мне всё равно что это не так, когда я вонзаю этот нож в его тело, я не могу видеть, что он ранен, что он истекает кровью, я хочу, чтобы он скорее умер, чтобы всё закончилось, я уже проиграла, наверное он знал о моём проигрыше заранее. Зачем тогда мне этот Шанс? Чтобы ещё ближе увидеть, насколько я далеко?
Моё отчаяние, заглушаемое яростью, просит о невозможном. Но он не умирает, он продолжает стоять на ногах. Кровь повсюду. На нём, на мне.
Но даже искусственный аффект ярости не в силах больше сдерживать жалость (жалость к себе?), чувство Единения с этим человеком, я чувствую его эмоциональную боль, вернее - Отражение своей собственной боли, я наивно хочу всё исправить, я хочу вернуть то, что уже нельзя возвратить.
Я ещё больше начинаю себя презирать. Даже от того, что пытаюсь посмотреть на себя его глазами, в которые вмещаю своё собственное презрение и ненависть.
Я беру его руку и вкладываю в неё злополучный нож, сжимаю своей окровавленной рукой его окровавленную ладонь.
Мой внутренний отсчёт времени останавливается, декорации и главные герои навсегда замирают в этом промежутке, когда ничего не происходит, когда кровь покрывает всё, и уже невозможно разобрать, что я чувствую, плачет ли моё сердце, цепенеет ли сознание от омерзение и чудовищности происходящего, и какая часть моей сути просто заворожена этой картиной, глядя со стороны. Нет, эти выбравшиеся на свет нОчи постояльцы, отлично понимают всю трагичность и фатальность, но именно это и кажется им в высшей степени притягательным действом.
Снято! Актёры свободны.
Это был сигнал, щелчок, запустивший невидимый механизм животного азарта, подхлёстываемого незримой улюлюкающей толпой, заведённой кровавым действом и требующей финальной развязки. Осознание того, что это прекрасный Шанс, который нельзя упустить, прокатывается обжигающими и пронизывающими иглами по оголённым нервам.
Это мой враг. Я лишь усыпила его внимание. Если он сумел стать частью меня, а я поверила в то, что времени для нас не существует, он не успеет разглядеть упаковку, позволившую мне собрать силы для верного, смертельного удара.
Он проиграл.
Я перестаю быть понятием себя самой, я больше не рассматриваю осколочки своего мира, время больше не раскраивается на ментальные панорамы.
Я с неимоверной расчётливостью и хладнокровием вонзаю нож в его сердце.
Он проиграл... но только ставку на мою победу.
Декорации тают. У меня больше нет безвремия, чтобы почувствовать очередное поражение. Меня снова выталкивают в привычную череду секунд.
Я просыпаюсь.