Чернильное Сердце

Подходил к концу ноябрь, приближался декабрь, а мы так до сих пор и не определились, что будем играть на концерте. Хотелось привлечь и Харуку. И спорили уже пятую репетицию подряд. И никак не решались из чего выбрать, или классику, или металл, или что-то с родины Харуки. В прошлый раз наша с ней игра на цинях очень даже зашла. И у девушки было несколько предложений, сыграть что-то из сборника Ёкаи, переложив партии на скрипки, виолончели или даже на клавиши. Но японскую этническую музыку все же лучше слушать на оригинальных инструментах. Так что выбирали что-то из металлического. И Драко, от усталости и злости в сердцах послал нас всех в Ад к Люциферу. И тут меня торкнуло:

— Драко, а это идея! — сказал я. Друг не понял, переспросил:

— Какая именно? К Князю тьмы в его чертоги наведаться? — и махнул рукой, сказав: — вперед, в добрый путь, — и хотел выйти, как я остановил, предложив вариант для выступления:

— Есть такая группа, как AC/DC, а у них есть песня Highway to Hell (Шоссе в ад), предлагаю сыграть ее. Для начала дам вам всем ее послушать, а потом решить, подойдет она для концерта или нет. Виолончельные и струнные партии я напишу. И сяду за ударную установку. Для тебя Харука тоже напишу нотные партии, или гитарные, если захочешь.

— Я, пожалуй, откажусь от выступления, Мика-сан. Могу предложить свою кандидатуру в другом, пока вы играете, я использую Чары Души или Магию Музыки. Уверена тебе будет не до этого, с палочками в руках, стуча по барабанным установкам, — не спорил, ей виднее, а если что я не откажусь выступить с ней в отдельном номере.

— Вот и отлично, пять минут и решим, играть нам «Шоссе в Ад» или снова что-то выбирать и думать над выступлением, — я ушел к себе за плеером и диском, а принеся друзьям, сказал: — слушайте, — потом слизеринцы долгих двадцать минут гоняли эту песню, улыбаясь и пританцовывая, а последний раз даже подпевая вокалисту группы. Решили, что это и правда отличный вариант для рождественского выступления. А я выдохнул, сказав: — Слава Богу!

На этом договорились и разошлись. Ребята по своим делам, а я писать нотные партии для каждого. В следующие выходные сыграем и поймем, как звучим. А пока у нас уроки и задания. За ними пролетела неделя. Ничего такого не произошло, не считая пронзающего взгляда бывшего директора, полного желания меня убить самым жестоким способом. Но я плевал на него с башни Астрономии, как и на все его попытки меня или ослабить, или убить, как в случае с Розмарином. К счастью, сон о смерти Розмарина и летящих на его спине друзей меня не преследовал и спал я спокойно, без кошмаров. Но все равно просил друзей не летать на фестрале, мало ли что. Они не спорили, говорили, мне виднее.

И вот, наступило время репетиции. Мы пришли с ребятами в музыкальный класс и разобрали инструменты. Я сел за барабанную установку, а слизеринцы разобрали смычковые. Первым начал перебирать струны Тео, а я вступил на ударных. Потом к нам подключился Драко. Панси же играла на скрипке в теме припева, сливаясь с мелодией Драко и Тео. А Харука же напускала на нас же Чары Души, и мы видели каждый свою картину. Лично перед моими глазами пустая, бескрайняя дорога, ведущая в закат. В общем разошлись мы довольные, уставшие, пальцы едва сгибались, а ноги не шли, но мы разошлись и кое-как добрели до гостиных. По пути спросил Харуку о дуэте, есть ли у нее желание сыграть на цинях, сямисенах или гуджоу, девушка сказала, что подумает, а так не прочь повторить прошлогоднее выступление. И сборник «Ёкай» нам в помощь.

Недели до рождественского концерта пролетели незаметно, как всегда за уроками и заданиями от профессоров. У большинства профессоров задания носят теоретический характер, что-то написать, рассчитать, куда-то внести и снова рассчитать, но не у профессора Амбридж. Ее задания, для нас, для группы с практическим направлением — это спарринги, чтобы отрабатывать связки и щиты. Еще раз порадовались за то, что нам в очередной раз попался адекватный и знающий свое дело и предмет профессор.

А к выступлению мы с ребятами были готовы, произведение давным-давно отрепетировано, и последние репетиции мы лишь наслаждались музыкой, а Панс и Драко на партиях припева даже подпевали. С этим произведением и названием мы шли к директору записываться. Когда Флитвик услышал, что именно мы будем играть, чуть не рухнул. Это он еще о Чарах Души не знает, о них мы умолчим. Так же принял и записал наш с Харукой отдельный номер, спросив, не боюсь ли я одного бородатого, долькожрущего субъекта, который постоянно портит мне жизнь. Сказал, мне на него плевать, как и на его пакости. Ему не долго на пьедестале стоять осталось. Этот год от силы, а дальше лишь сточная канава.

— Вам виднее, Михаэль, — сказал директор, записав нас с Харукой, как дуэт «Ёкаи», в честь того сборника, который мы представляем на концерте. Оговорили и наш с Харукой облик. Оденемся в японском стиле, в кимоно и юкато, наложим иллюзию облика ёкая, о котором будем с помощью мелодии и Магии Музыки рассказывать историю. Директор назвал меня «камикадзе» и отпустил готовиться к выступлению, не забывая про подготовку к полугодовым экзаменам и отдых. Пообещал и ушел к нам с Гером в комнату. А там ушел в медитацию и настраивался на предстоящие выходные.

Выходные! А с ними рождественский концерт и каникулы. Пробные экзамены мы сдали и ждали лишь результатов, которые нам объявят на праздничном ужине. А утром, мы с ребятами еще раз прогнали наше выступление и были готовы вести всех дорогой в Ад. Потом отдельно с Харукой играли на гудженах и в образах ёкаев. Друзья, что зеленые, что желтые были в шоке и восторге одновременно. А пришедшая на музыку Луна назвала произведение, которое мы будем играть с Харукой. Сказала, что она увидела именно того ёкая, о котором мы хотим рассказать. Пожелала нам с Харукой удачи, как и смычковому квартету «Медовый Клевер».

***

Наше с квартетом выступление разошлось на «Ура!» и «Бис!» у всех, кроме одного конкретного — бывшего директора. Дорогу в Ад видели лишь те, кто ее заслужил, остальным же виделось только то, что ассоциировалось у них со свободой и легкостью. Например, профессор Хуч сказала мне, что видела себя сидящей на метле, впереди лишь чистое, безоблачное небо, внизу, под ногами едва различимый лес, и подхватывающий ее ветер, несущий вперед. Профессор МакГонагалл видела себя бегущей по набережной, которой нет конца и края. У каждого то, что делает их свободными и ощущающими ветер в ушах. Так что не мои проблемы, если бывший директор видел дорогу именно в Ад.

А мы с Харукой ждали своего выхода. Перед нами выступали рэйвенкловцы, потом гриффиндорцы, и последними снова гриффиндорцы, исполнившие пантомиму. Даже раскрасились под мимов. Смешно и мило. Потом настала наша с Харукой очередь. Директор Флитвик приготовился объявлять наш с Харукой дуэт и подготовленный нами номер.

— А теперь знакомый вам восточный дуэт. В том году, во время Святочного Бала это было что-то вроде экспромта, дружественного, между школами номера и выступления, но в этот год эти два волшебника объединились в музыкальную пару официально. Итак, дуэт «Ёкаи». На гуджене — Харука Готье, на тайго (барбан) — Михаэль Поттер. Музыкальное произведение называется «Кицуне».‌

Мы с Харукой согласно нашей договоренности облачились в традиционную японскую одежду темных цветов, я в хаори, а девушка в юкате, наши лица прятали маски с лисьим ликом, а за спиной распушились хвосты. Харука вступила первой, медленно перебирая струны коготками-медиаторами на каждом пальце. Потом подключился я, ударяя в такт, едва касаясь поверхности тайго. Мелодия перекликалась и сливалась воедино. И снова партия Харуки, ее легкие, едва касающиеся струн переборы, и я задающий ритм. И так все произведение, мы то перекликались ударными и струнными, то словно не замечали друг друга.

Играя эту мелодию, я видел легенду о лисице кицуне, о которой мне рассказывала Харука. О молодом юноше, искавшем в жены девушку невиданной красоты, он расспрашивал друзей и соседей, но никто так и не смог ему помочь. Тогда юноша отправился в соседние города, бродил и искал, но не находил. И когда он совсем отчаялся, то ноги сами привели его к заброшенному дому у края леса. И среди молочного тумана он увидел ту единственную, которая украла его душу и сердце. Юноша влюбился, а девушка ответила взаимностью. Через некоторое время пара поженилась, потом девушка родила ребенка, а одновременно с этим окутилась их собака. Щенок невзлюбил девушку и набросился на нее, а та обратилась лисой, убежав из дома. Юноша так любил свою жену, что готов был принять ее даже кицуне, лишь бы она его не покидала. Днем кицуне жила в облике лисицы, а каждую ночь возвращалась в человеческий облик.

И именно эту историю я и вижу, слыша музыку в нашем с Харуко исполнении. Ее партии — это кинуце в человеческом облике, которая возвращается к своей семье под покровом ночи, а наши совместные партии –​ это образ лисицы, бродящей по миру среди других ёкаев. Когда музыка закончилась, мы с Харукой поклонились и сняли маски. А публика еще долго не могла отойти от представшей перед их глазами картины и истории девушки-лисицы и юноши, любящего ее всем сердцем, которому не важно, человек она или же ёкай.

Оказалось, наше с Харукой выступление было финальным. Так сказать на сладкое или десерт. Нас пригласили всех на праздничный пир. Шли в чем есть, в концертных нарядах. И мне нравилось японское кимоно, удобно и свободно, нигде и ни чего не мешает. Пир был шикарный, наелись мы до отвала, еще несколько дней есть не захочется — точно, а позже раздали результаты пробного экзамена. И мы с Гером почти по всем предметам получили «П». У меня «Н» по Истории Магии, оно понятно почему, а у него две «В»: по Рунам и Истории Магии. Но в целом результаты у нас с другом хорошие. Как и у девочек. У них по две «В» и по одной «Н». По Рунам и ЗОТИ у обеих «В», у Сью «Н» по Трансфигурации, у Ханны по Зельям. Они довольны результатом не меньше нас с Гером. Так что на настоящих экзаменах, а не на тренировочных облажаться не должны.

После пира мы с друзьями разошлись по комнатам собирать вещи. В это Рождество я поеду к Сириусу. Мама и папа все еще меня «не помнят» и поэтому их в городе нет. Так что продолжаем придерживаться легенды и видимся только в летние каникулы. Да и рождество с Сириусом — это общение не только с ним, но и с Томом, который явно не оставит меня в этот праздник без внимания. Уверен, на свидание позовет или просто к Сириусу заявится. Так что ждем-с. И именно с этими мыслями о предстоящих каникулах я и уснул.

А Уром, как гром среди ясного неба: «Сбежали Пожиратели Смерти!» а в небе черная метка. «Зачем?» что хотелось спросить у Тома, держа лорда за грудки. Над тем, чтобы вытащить Пожирателей Смерти мы думали и учитывали этот момент в противостоянии бывшему директору, но я не думал, что Том устроит им побег так скоро. Скорее всего, у него были на это веские причины. Надеюсь, меня в них хотя бы посвятят, участвовать в его комбинациях и столкновениях с Орденом Альбуса я не собираюсь, по крайней мере, пока меня не вынудят.

Дорога до вокзала была шумной, мы всем нашим желто-сине-зеленым составом обсуждали действия Тома. И толком ничего не надумав, лишь предположив, что действия Тома вызваны тем, что Альбус, или что-то уже сделал, или только собирается сделать. Больше мыслей и предположений у нас не было. А если я узнаю и получу информацию от первоисточника, то непременно всем расскажу и мы так же, совместными усилиями будем думать и что-то предпринимать. Наша дискуссия закончилась как раз перед самым прибытием. Меня встречал крестный, к которому я тут же кинулся в объятия, говоря:

— Сириус.

— Мик, — треплет меня по волосам, — подрос, а всего четыре месяца прошло, — говорит крестный, а потом шепотом, — тебя на Гриммо кое-кто ждет-дожидается. Хотел связать и слегка пытать, но оставил эту часть тебе, — потом шепнул, — если что помогу, пару пыточных проклятий, не считая Круцио — помню, — я улыбнулся и был за предложение пытать Тома благодарен. У меня есть, что с него спросить.

Попрощавшись с друзьями, аппарировал с Сириусом на Гриммо. А там, у камина, с чашкой чая в руках сидел Том. Мой хмурый взгляд и его настаивающий, говорящий, что он делал так, как считал нужным. Я не отрицал, просто спросил о том, что им двигало. Ведь освобожденные Пожиратели или Рыцари, не важно, станут пунктом претензий к лорду со стороны магического правительства. На что Том сказал:

— Пусть сначала докажут, что я и Темный Лорд Волдеморт один человек. Метки с Рыцарей я снял, так что по ним на меня не выйдут, — а вот тут неожиданно, снял метки, но связь же нужно как-то поддерживать, этим способом стал кровный ритуал, завязанный на крови каждого верного лорду сторонника. Метка снималась, а клятва приносилась. Вот и весь способ.

— Удобно. И не больно, — я на это надеялся, ведь профессор Снейп такой же верный последователь Тома, как и сбежавшие из Азкабана Рыцари. И только сейчас понял, Тео увидит отца. Был за парня рад. А еще Том настаивал:

— Мик, навести со мной Рыцарей, поучаствуй в собрании, — спросил, зачем, ответили: — чтобы все Рыцари знали, кому именно принадлежит вторая половина моего сердца. И еще кое-кто не прочь пообщаться с тобой на тему профессора Люпина. Думаю, из-за разговора с ним тебе нужно пойти со мной на слет Рыцарей. И он как раз сегодня вечером, заодно узнаешь, почему я устроил и побег, — я смотрел на Сириуса, а тот не возражал и отпускал. Так что пытки отменяются. А жаль.

Ушел к себе в комнату, разобрал рюкзак, разложил вещи и переоделся в черные джинсы и синюю водолазку с горлом. Чтобы не пугать Рыцарей раньше времени спрятал волосы под шапкой. Завязал кеды и спустился к Тому. А потом камином, держа меня за руку, он провел к себе в менор. А там нас уже ждут. Профессор Снейп и лорд Малфой в том числе. Сдержанная улыбка обоих и собрание началось. Все нашли свои места за длинным столом, профессор сидел от Тома по левую руку, а лорд Малфой по правую. А я стоял за спиной, держа спинку стула.

— Так что Альбус решил восстановить проект «Дары смерти», а с этим призвать в мир Смерть и требовать с нее желание, как и гласят легенды. Тех, кто против — устраняют, к школе и магическому Лондону уже стягивается отряд за отрядом верных Альбусу Авроров и наемников, для того, чтобы захватить и школу, и министерство, если вдруг легенда о Смерть откажет ему и не исполнит желание.

— А такое может быть? — шепотом спросил, добавив: — милорд, — легка склоняя голову, чем вызвал у Тома улыбку, а у Рыцарей одобрение. Том ответил, что такая вероятность может быть, ведь этого всего лишь легенда, и кто знает, кому Дары Смерти откроют свою силу и мощь.

— Возможно, их сила и желание рассчитаны только на потомков Смерти, — сказал лорд, а я задумался и вспомнил свой первый год в школе. Мантия-невидимка, которая досталась роду Поттер от Игностиуса Певерелла — моя, по праву рождения. Мантия у меня дома. И вообще, зачем отдавать мантию, если она нужна для того, чтобы спросить с предка желание за все собранные Дары? На этот вопрос у меня был один ответ: — директор, как только узнал, что я выжил и не отбросил коньки в ноябрьскую ночь, решил воспользоваться мной и моей связью с предком, именно поэтому и подарил мантию на Рождество, надеясь на то, что я встану с ним плечом к плечу и призову Госпожу, загадав желание. А я не встал и призывать прародительницу на благо его личности не собираюсь. Так что пусть он катиться калачиком в лес, к Арагогу на ужин, как и все его последователи. На всех деток акромантула должно хватить.

— О чем задумался, Мик? — спросил Том, а я посмотрел на опустевший стол и замер, неужели я так глубоко погрузился в мысли, что простоял в прострации все собрание? Видимо да.

— О мотивах Альбуса, двигающие им, когда он дарил мне мантию на первом курсе, — спросил, что я надумал, рассказал: — о том, что с помощью моей связи он призовет предка и спросит с нее желание за все собранные дары. Но я не встал и просить Госпожу о его благе не собираюсь. И у меня еще вопрос. Геллерт сказал, что возможно, Альбусом овладел один из отпечатков души, оставшихся в энергетической составляющей артефакта. Тогда какой именно артефакт затмил его разум и душу, палочка, мантия или камень?

— Скорее всего — это камень. Палочка была очищена от чужой энергии Грин-де-Вальдом, мантия — Поттерами, так что остается Воскрешающий Камень. А он передавался из поколения в поколение в семье моей матери, Мраксы хранили кольцо, в которое как раз и инкрустирован камень.

— Думаете, оно у него?

— Раз он так поступил с Геллертом, то не исключаю, но надо все равно проверить. А для этого я попрошу тебя призвать душу моего покойного деда Марволо Мракса и пообщаться с ним, может быть, он в курсе, где находится кольцо, у Альбуса или в хранилище рода Мракс.

— Раз надо, то я не против пообщаться с лордом Мраксом.

— Только учти, он змееуст, и никакого другого языка не признает. Чтобы откликнулся наверняка, говорить надо на парселтанге, а то может и не прийти, — сказал, что учту и когда решу пообщаться с его дедом, то позову его и пообщаемся вместе. А пока у меня разговор с тем, кто настаивал на этом разговоре, ради кого я пришел на собрание.

Поговорить со мной о профессоре Люпине и его смерти хотел Антонин Долохов. У него к Римусу были невзаимные чувства. Пожиратель зашел в тот момент, когда Том из зала вышел. Мы с ним остались и сели друг напротив друга. И мне он чем-то дядю Родиона напоминает. И не зря, ведь у Антонина и дяди Родиона одна родина — Россия. Так что да, они похожи. Оба высокие, широкоплечие, с характерными чертами лица, карие глаза и темно-русые волосы. Натренированные, закаленные боями и войнами. Могут руками череп сжать и раскрошить, глаза одним движением выдавить, или одной рукой за несколько секунд шею сломать. Отличает их только магия. У Долохова она есть, а дяди Родиона нет. А так, я бы с удовольствием посмотрел, кто кого уделает.

— Что вы хотели обсудить, мистер Долохов?

— Римуса Люпина.

— Это я понял. Смерть профессора нас с вами объединяет. Как и желание самой страшной, мучительной смерти его убийце и организатору. Так что вы предлагаете, мистер Долохов? — спросил я Пожирателя. На что он ответил, что станет тем, кто принесет смерть убийце, нужно лишь имя убийцы. Организатором займется Том. Я не отказал Долохову в такой мелочи, как имя. Назвал с превеликим удовольствием: — профессора Люпина убил Аластор Грюм.

— Уверен, что это был именно Грюм, а не кто-то другой? Из Ордена или Аврората? — а я улыбнулся, прикрыв глаза, ответил:

— Спиритисту, как и некроманту никогда не врут, — говорю я Долохову и ловлю на себе полный непонимания взгляд, а потом тот выказал просьбу услышать полностью мое имя и статус крови. Не стал называться полным именем, а просто снял в волос шапку, рассыпав снежные пряди по плечам и спине, сказав: — так быстрее будет.

— Банши!

— Именно. И я видел смерть профессора, как именно он умер, точнее, как его убили, ощутил на себе его предсмертную агонию от серебра в сердце, — тут же Долохов попросил эти воспоминания, как и воспоминания о разговоре с профессором во время спиритического сеанса. Это все, что у него останется от любимого человека. И пусть его чувства не взаимны, ему этого хватит, как и мести за то, что этого человека забрали и не дали возможность найти подход и сблизиться. Воспоминания передал, а потом ведомый Томом вернулся на Гриммо.