Исцеление Лазаря
Тёмная комната освещалась одной лишь тусклой керосиновой лампой с грязным, покрывшемся пылью и пятнами стеклом. Тени, отбрасываемые окружаемыми предметами плясали на заклеенных серыми, пожелтевшими с прошедшими годами обоями, местами порванными и свисающими лоскутами почти до самого пола, такого же старого и изгрызенного глубокими трещинами.
Столь же глубокие морщины покрыли лицо старого Лазаря, тихо сидящего в самом тёмном углу. Только этим он и мог заниматься последние три года, чудом пережив удар. Безвозвратно утратив способность ходить. Доктора не смогли ничего ни сказать, ни сделать, молча отвернувшись и оставив Лазаря и его родных наедине со своим горем. Стоит ли думать о том, каково было принять новую истину бедному старику. Вряд ли. В таком случае всё становится понятно без слов и мыслей. Но, как повелось испокон веков, беда не приходит в дом одна. Спустя несколько дней он совсем перестал разговаривать.
Шло время, и с его ходом на глазах менялся Лазарь. Остекленевшие, пустые глаза смотрели на чёрно-белый мир с невыразимым безразличием. Лицо его стало бледно и безобразно. Очень скоро он стал тощ, настолько, что стали чётко различимы рёбра под кожей. Мир. Да что такое мир. Сама жизнь утратила для него свою ценность и перестала хотя бы что-то значить. Всё равно было ему, льёт на землю свои лучи горячее летнее солнце, или обмораживает нищим голые пятки трескучий мороз. Всё исчезло для него. Не было более ни родных, ни друзей, ни шумных соседей. И сам он, казалось, исчез для себя.
И вот теперь, сидя в кромешной темноте, еле-еле разгоняемой тусклым светом лампы, этот жалкий несчастный старик с грязной седой бородой смотрел в середину комнаты. Взглянув со стороны, можно было подумать, что он дремлет. На деле же он глядел на маленького мальчика, играющего возле самой лампы. Всё обилие его игрушек составляли плюшевый заяц без уха с пуговицей вместо левого глаза, сломанный оловянный солдатик, небольшой стеклянный шарик и смятый бумажный комок.
Но дети есть дети. Что для взрослого обычный мусор, для ребёнка может быть самой дорогой вещью на свете. Ни за что не променяет он эту вещь на другую, не позволит обращаться с ней неподобающим, по его мнению, образом и очень сильно расстроится, если с ней что-то случится, или она потеряется. Только ребёнок может мыслить так. Только ребёнок может настолько увлекаться своей игрой, что она становится для него таким же реальным миром, как тот, в котором живёт он, его мама и папа. Для него заяц становится живым, может разговаривать, как человек, и никогда не откажется от чашки чая, сломанный солдатик – самый настоящий генерал, шарик может предсказывать будущее, а бумажка раскладывается в летающий ковёр. И нет для этого ребёнка ни зла, ни опасности, ни страха. Он не знает ещё и не может знать, что такое зло. Он – всего лишь ребёнок. Важнее всего для него его собственный мир, в котором он находится прямо сейчас.
Маленький мальчик играл посреди комнаты. Это был Лей – внук Лазаря. Старик не помнил точно, когда именно он появился в их доме, а, может, просто не замечал его, слишком сильно уцепившись мыслью за свою беду. Теперь же он очень внимательно наблюдал за внуком. Он не был в столь трезвом уме очень долго. Целую вечность. Каждое движение маленького тельца, каждый его звук Лазарь выхватывал и тут же закреплял в своей памяти. Но было во всём происходящем что-то странное, непонятное и непривычное старику, на долгое время замкнувшемуся от всего мира в своей крохотной обители.
Не мог понять Лазарь того, как могло улыбаться и смеяться это маленькое существо. Наверное, оно просто ещё не осознавало, что живёт в их ужасном мире. Грязном, пропитанном ложью и злом глубже, чем проросли его корни, прогнившем в своём собственном истоке. Как этот мальчик, выросший в нищете, среди пыли и копоти, рваных обоев и чёрного потолка, мог радоваться хламу, который стал его игрушками. Никак не мог понять этот старик счастья, которое испытывал его внук.
Горе и озлобленность, ненависть к остальному миру, который не смог ему помочь, когда помощь была необходима, затмили его разум, наполнили его маленько сердце, и теперь, когда занавес чуточку приоткрылся, этот мир поразил его. Открыл новое ощущение, затронувшее его изнутри. Страх перед неизведанным охватил старика. Всю жизнь его окружала только самая тёмная темнота этого мира, а теперь. Так странно.
Раздался крик, за ним плач. Маленький Лей хотел подойти к маме, но запнулся, упал и больно ударился о пол.
Страх его отступил. Разум стал ясен.
Лазарь встал и пошёл.
О человек, какой странный ты порой бываешь и какие странности и чудеса творишь!
Старик молча приблизился и навис над плачущим Леем. Мальчик вздрогнул, когда сухая грубая рука легла на его плечо. Не описать того, что творилось в душе Лазаря, когда он неожиданно притянул к себе внука и крепко обнял. Это было ни с чем не сравнимое чувство, будто огромный камень упал с души его. Будто внутри пала толстая нерушимая стена. Тогда он понял то, что было ему непонятно. Понял, когда почувствовал это самое счастье, которого до того не было в его жизни, вновь обретающей свой яркий цвет.
Губы Лазаря задрожали. Слишком долго он был мёртв. Целую вечность. Сколько времени он потерял напрасно! Сколько радости и того самого желанного счастья невозвратимо упустил!
На мгновение старик заглянул в глаза Лея. Этот взгляд, испуганный, но такой невинный и чистый взгляд больших детских глаз он помнил до самой своей последней минуты. Но в тот момент это не имело никакого значения, как не имело значения случившееся чудо. Впереди у него было ещё очень много времени, и он знал это. Впереди была целая вечность.
В глазах Лазаря стояли слёзы.