Николас Мальсибер. Зависть.
Примечания:
Музыкальное сопровождения для части Marilyn Manson & Korn - Cry for You
За́висть — социально-психологический конструкт/концепт, охватывающий целый ряд различных форм социального поведения и чувств, возникающих по отношению к тем, кто обладает чем-либо (материальным или нематериальным), чем хочет обладать завидующий, но не обладает.
Николас Мальсибер, любитель красивых женщин и крепкого солодового виски, завидный жених с завидным счётом в Гринготтсе. Вечный хозяин, радушно принимающий в родном поместье, разнообразных увеселений, на которые съезжалась добрая половина Лондона. Человек утончённый, гладко выбритый и пахнущий дорогим французским парфюмом. Но, по иронии судьбы, жадный до славы и слухов, которые порой пускал сам о себе. Ему было невдомёк, что быть настолько зацикленным на чужих достижениях, совершенно ненормально. Ядовитая, тягучая, как нуга, неприятно жужжащая у самого уха зависть, поедала его уже, кажется, целую вечность.
Мама, его игрушка лучше, я хочу такую же!
Папа, его метла лучше и быстрее, я хочу такую же!
У него сногсшибательная любовница, я хочу такую же!
И так всегда и абсолютно во всём. Николас завидовал своим друзьям, коллегам, даже великому Тёмному Лорду в его могуществе. Его самолюбие задевало наличие у людей вещей лучше его собственных; что мужчинам доставались красивые женщины, а женщинам увесистые украшения; что родители были благосклоннее к своим детям и дарили им больше любви. Ему всегда было мало того, что он имел и чего достиг в рядах пожирателей. Паранойя настигла его, когда сравнивая метки с Люциусом Малфоем, Мальсиберу показалось, будто метка Люциуса была ровнее и ярче.
Он впадал в ярость, когда дело доходило до всего, чем он не мог завладеть. Всегда находились те, у кого было нечто чуждое Николасу, но всё ещё нужное, просто чтобы было.
В день своей свадьбы, он гордился своим выбором — миловидной черноглазой Катрин, дочкой итальянского зельевара. Даже, набравшись смелости и наглости, подошёл к Родольфусу Лестрейнджу, и высказал всё по поводу его горе-жены, которая каждую неделю испепеляла одну из комнат их поместья.
— Посмотри на мою Катрин, прелестное создание самых чистых кровей. Помнится, ты говорил, ещё на пятом курсе, что я буду завидовать твоему браку, но ты был не прав. Теперь завидовать будешь ты! — Так и говорил Мальсибер.
Как показали годы дружбы Николаса и Родольфуса, последний был прав. Друг завидовал его выбору, ведь жена ему досталась, необычайно красивая, начитанная, из благородной знатной семьи. Конечно, характер временами она показывала, но Родольфус был готов простить ей любое «представление», особенно когда она подарила ему сына — единственное о чём всегда молчал Николас Мальсибер; его хватало только на кривую усмешку, смотря на то, как окружающие его мужчины рано или поздно становились отцами.
Той майской ночью тысяча девятьсот девяносто седьмого в Николаса попало режущее проклятие Фреда Уизли, тем временем, когда Джордж Уизли атаковал Макнейра. Безупречная чёрная мантия пропиталась кровью, которая сочилась из разных размеров ран; палочка была утеряна в бою. Мальсибер оглядывал всё, что попадало в поле его зрения, в том числе тело Макнейра. Мантия была идеальна, будто он всего мгновение назад очистил её. На лице ни царапин, ни ссадин, а в руке крепко сжата серебряная маска пожирателя.
— Даже смерть ему лучше моей! — Слова ядом сочились с его языка. Ядом под кратким названием — зависть.