Волчье Иго

Они из разных миров.

Амелия поняла это еще в первую секунду знакомства, и этот неоспоримый факт продолжал напоминать о себе в самые незначительные моменты. Мысль, будто вспышка, возникала в мыслительном потоке каждый раз, когда Энзо появлялся в поле зрения.
Она возникла, когда он изучающе смотрел на Амелию во время завтрака, словно еще не успел подобрать к ней «пароль». Возникала, когда она разглядывала его тату исподтишка.

Но понять – это одно. Однако принять... совсем другое.
Амелия была волком по натуре. А он – чересчур уверенной в себе жертвой. Мысль ясна, как день.

После стычки в ванной Амелия таки дождалась своей очереди в душ. Она покорно стояла у двери после того, как Энзо прогнал ее, зачем-то мысленно вела обратный счет от ста до одного и изучала свои рваные кроссовки. Когда-то они были серыми, но во время побега приобрели цвет торфа. Ей бы попросить кого-нибудь прикупить ей новой одежды по размеру, раз уж все ее вещи остались в Патрии. Футболки и шорты Уолсена, конечно, хороши, по крайней мере за неимением лучшего, но в овер-сайз (так эту одежду называла Кая), Амелия чувствовала себя не очень комфортно. Она будто шла ко дну. К слову, воду она не очень любила.

Она досчитала до пятидесяти трех, когда дверь в ванную отворилась. Энзо быстрым шагом прошел мимо, не удостоив Амелию и взглядом, словно она была предметом мебели. После него в воздухе остался висеть приятный прохладный аромат мужского геля для душа.

Не зная зачем, Амелия провожала его широкую спину взглядом, и Энзо, похоже, это почувствовал. В двух шагах от лестницы, ведущей на первый этаж, он обернулся.

Отводить глаза Амелия даже не думала. Она лишь надеялась, что щеки ее не сильно зарделись. Энзо, по всей видимости, тоже не планировал проигрывать это негласное соревнование.

Но и глядеть долго в его планы явно не входило. С усмешкой на лице Энзо поднял руку и продемонстрировал ей средний палец. Амелия не успела среагировать, а Энзо уже скрылся из виду.

Придурок. Благо, ей знаком этот жест, и она не чувствовала себя дурой. Ник подобным образом часто посылал Дэна куда подальше. Интересно, были ли еще какие-нибудь грубые приемы, о существовании которых Амелия пока не знала? В ту самую секунду ей страшно хотелось догнать этого идиота и проявить всю накопившуюся ярость.

Понедельник подобрался чересчур быстро, а это означало, что табличка на стеклянных дверях менялась на «открыто». Дряхлое местечко выглядело довольно скудно, проигрывая большинству забегаловок в этом районе, и не привлекало много клиентов. Полной посадки, как говорил Уолсен, в последние годы не случалось. Эксперименты над телом требовали огромного количества времени, и пока Уолсен пытался навсегда избавиться от волчьей оболочки, кафе медленно приходило в запустение. Позже из-за недостатка средств пришлось уволить официантов и двух поваров, и вот в забегаловке «У Уолсена» остался лишь один Уолсен.

День откровений пришелся на утро того самого понедельника. Братья спокойно перенесли ночное вынужденное перевоплощение и настроение у обоих было приподнятым. Энзо и Кая покинули кафе, намереваясь наведаться к знакомым, у которых собирались перекантоваться первое время. Сначала Дэн не хотел отпускать их одних, потому что риск нарваться на полуволка оставался довольно велик, но Энзо не стал его слушать и махнул рукой на просьбу быть осторожнее. Плевать они оба хотели. Ну и пусть. Пусть. Амелия даже надеялась, что они наткнуться на Ника и познают настоящий гнев полуволка. И почему Дэн вообще пытался оградить их от опасностей, защитить? Неужели он, как и Виль, просто души не чаял в обычных людях и доверял абсолютно всем и каждому?

Так или иначе, Уолсен рассказал правду, и Дэн набрался сил рассказать свою. Он сделал для них слишком много, и скрывать настоящую причину побега, по мнению Дэна, было просто несправедливо по отношению к нему.

Амелия ожидала, что Уолсен будет в шоке или хотя бы слегка удивится услышанному. Но тот лишь почесал рыжую бороду, задумчиво глядя на столешницу, которая блестела благодаря его стараниям. Он совсем не был шокированным планами ее отца, будто бы даже знал, к чему все идет. Странно, что Уолсен относился к этому месту так трепетно. Старательно делал вид, что забегаловка «У Уолсена» ничем не отличается от других кафешек. Он прибирался, насвистывая какую-то надоедливую мелодию из рекламы по телевизору, готовил бургеры и отменную картошку, не забывая при этом потряхивать рукой с пальцами, собранными вместе, и хвалить себя коротким «Какой я молодец!». В общем, Уолсена совсем не смущало отсутствие клиентов.

«Еще не вечер...» – мысленно напомнила себе Амелия и подняла глаза на уткнувшегося в комикс Виля. Тот увлеченно пожирал картинки глазами, совсем позабыв об остывшем кофе. Ничего его не тревожило, даже Дэн, рубивший правду-матку в присутствии Уолсена. Вот уж у кого жизнь удалась. Добился-таки чего хотел.

– Мы с вами боремся за одно, Уолсен, – продолжал Дэн, не моргая глядя на него. – За право выбора.

Право выбора!

Амелия вмешалась:

– Ну конечно, у меня ведь тоже был выбор. Никто не заставлял меня убегать. Никто не заставлял меня насильно поступать в какую-то человеческую школу.

Это правда. Сейчас полным ходом шла подготовка документов Амелии для поступления в учебное заведение. Энзо обещал подключить знакомых, благодаря которым подделки будут выглядеть едва ли не лучше оригинала. Выглядел он при этом очень увлеченным, будто нашел себе новое занятие на ближайшее время. Его явно порадовала открывшаяся правда. Конечно же, мнение Амелии по этому поводу никто не спрашивал. Было дико осознавать, что потихоньку она начинала свыкаться с мыслью, что никто не воспринимал ее всерьез. Так не должно быть. И она старалась не подавлять свой гнев. Наоборот, питалась им, жила, чтобы в один прекрасный день взорваться и...

– Я знаю, ты считаешь меня монстром. — Дэн положил огромную ладонь на сжатый кулак Амелии. Как комично смотрелась ее маленькая ручка в сравнении с его успокаивающим жестом.

– Но поверь, только превратившись в волка ты поймешь, насколько невыносимо это существование. Никаких чувств. Никаких эмоций. Только инстинкты. А отец, я уверен, был бы и не против сразу же избавиться от человеческого сознания. Теперь представь себе эту жизнь, Амелия. Ты готова жить в теле животного? Готова каждый день рисковать шкурой? Каждый день охотиться и убивать? А готовы ли на это дети, чью жизнь он буквально отбирает?

«Я была готова...»

Может, дело в том, что ей с самого детства внушали, что таково ее предназначение?

«Нет»

Отец ведь не просто так ее удочерил. Он хотел, чтобы она стала полуволком.

«Но хотела ли этого ты?»

– Я запуталась. Я уже ничего не понимаю. Мне страшно думать о будущем. Всю свою жизнь я стремилась лишь к одному, и теперь ты и отец отобрали мою единственную цель. И после этого ты расстроен, потому что я обижена? А как бы чувствовал себя ты, Виль, забери я твои дурацкие комиксы?

И с этими словами Амелия вырвала из его рук журнал. Виль опомниться не успел, а она уже разорвала комикс на части. Это было легко, гладкие глянцевые страницы сдались почти без сопротивления. Наверняка этот экземпляр стоил немалых денег. Но Амелии было все равно. В эту секунду ей лишь хотелось отобрать что-то и у них, показать, каково это – лишиться того, без чего не представлял свою жизнь. Да, разорванный комикс Виля не залечит ее душевные раны. Зато сделает больно ему. Не так сильно, как ей, но хотя бы немного. Все лучше, чем ничего. Амелия швырнула испорченный журнал в дальний угол зала.

Виль вскочил с места. В его глазах кипела ярость. Раньше Амелия не видела его таким злым.

– Неблагодарная дура!

До этого, он никогда не смел повышать на нее голос. Виль всегда был самым уравновешенным из братьев, прикрываясь маской шута. Но теперь он сорвался с цепи.

Пока Дэн извинялся перед Уолсеном за некрасивую сцену, Виль побежал подбирать разорванный комикс. Уолсен в ответ на извинения лишь отрешенно пожал плечами и быстро удалился на кухню, наверняка беспокоясь будущем его излюбленного заведения.

Амелия осталась сидеть. Она лишь слегка повернула голову в сторону Виля, которого от срыва удерживал поднявшийся с места Дэн.

Неужели Виль был готов напасть на нее?

– Думаешь, мы рады выслушивать твое нытье изо дня в день? Думаешь, нам доставляет удовольствие видеть тебя такой подавленной? — Хрипловатый голос Виля звучал чуть ли не умоляюще.

– Мы спасаем твою чертову жизнь, сестренка. Подкидышам с детства внушают желание скорого перевоплощения, и уж поверь мне, это сравнимо с промывкой мозгов. Я и Дэн не раз говорили тебе, что существование в волчьей шкуре далеко не рай. Но конечно же этого было мало. Рядом всегда был Ник, осуждающий нас, и Шона, готовая вешать тебе на уши столько лапши, сколько понадобится. Про отца я вообще молчу. Мы не смели открыто бросить ему вызов, так как и сами до определенного момента считали волчью оболочку благословением. Но с приближением твоей Церемонии все становилось яснее некуда. Ты не видела настоящей жизни, поэтому считаешь, что волк – твоя единственная надежда вкусить ее. А я видел. И поверь, Амелия, это чертовски круто. Человеческая жизнь – вот где настоящий рай. Так что позволь, пожалуйста, показать тебе, что она из себя представляет. И прекрати вести себя как ребенок...

Двери «У Уолсена» распахнулись, отбирая у Виля возможность продолжить.

В уголках глаз Амелии успели собраться слезы, но она не позволила себе раскиснуть и быстро сморгнула их. Переведя взгляд на дверь, она наткнулась на непривычно сосредоточенные лица Энзо и Каи.

– Как ребенок? – первой подала голос Кая. – И это говорит парень, сжимающий книжку с картинками в руках.

Виль выпрямился и кивнул Дэну, показав тем самым, что успокоился. Подкол со стороны Каи быстро охладил его пыл.

– Это подарок на день рождения, – тихо сказал он, будто ребенок, у которого отобрали любимую игрушку, вздыхая и присаживаясь на место.

Амелия шмыгнула носом, но не стала вмешиваться в разговор. Ей стоило больших усилий оставаться сейчас здесь, с ними, а не во вгоняющих в мрак мыслях.

– У тебя был день рождения? И ты меня не предупредил? – раздался звонкий голос Уолсена со стороны кухни. – Я ведь мог приготовить торт, да еще какой! Мои десерты – просто пальчики откусишь.

– Откусишь? – скривилась Кая, шумно присаживаясь рядом с Энзо за полюбившийся им столик.

– В Патрии день рождения не празднуется, – почти шепотом сказала Амелия, проигнорировав ее.

– Благо, леса Патрии остались позади, – вставил Дэн.

– Уолсен, ну что ты в самом деле! Мне ничего не нужно!

Виль, как и вся компания, повернулся на звуки бренчания посуды. Уолсен уже успел достать половину необходимых продуктов и увлеченно занимался поисками венчика. Амелия поняла это по его приглушенному бормотанию.

– Не слушай его, Уолсен! Я всеми руками «за» торт, – бодро ответил Энзо.

Уолсен радостно взмахнул найденным венчиком.

– И когда тебе успело исполниться девятнадцать? – спросил он. Удивительно, что Виль уже успел рассказать почти все о себе этому мужчине.

– Двадцатого августа.

– Два дня назад! – вскинул брови Уолсен.

Амелия надулась. Она на очереди. Стоит ли напоминать братьям, что в день ее семнадцатилетия должна будет состояться Церемония Перевоплощения? А осталось до него всего ничего. Что сделает отец? Все отменит?

– Насчет «чудаков» я была права, – медленно проговорила Кая, косясь на ухмыляющегося Энзо. – Не праздновать день рождения! Я пропустила момент, когда отмечать достижение определенного возраста стало грехом.

– Это не грех, Кая, а пустая трата времени и нервов, – ответил Дэн.

– Жизнь в лесу – вот пустая трата времени и нервов, – вмешался Энзо, отрывая глаза от вовсю готовящего Уолсена.

– Поэтому ты решил поджечь наши дома? – переключился на него Дэн.

– Нет, – пожал плечами Энзо. Амелия не поняла, что промелькнуло в его взгляде. Сожаление?

В разговор включился Виль, жующий картошку:

– Знаешь, будь ты героем комикса, тебя бы пришибли на первых двух страницах. Ты тот самый персонаж, смерть которого двигает сюжет.

– Хорошо, что я воспринимаю мир таким, какой он есть. И в настоящем мире, Виль, существует такое понятие, как «разумность».

– Ага, именно это понятие подтолкнуло тебя к идее поджечь нас к чертям, я правильно понимаю?

– Как все сложилось с жильем? – перевел тему Дэн, обращаясь к жующего картошку Энзо.

– Я останусь у друга, – задумчиво ответил тот, все еще не поднимая глаз.

– Я у подруги, – подключилась Кая.

– А я у тебя, Уолсен, если пообещаешь сделать торт шоколадным, – громко добавил Виль.

Амелия не проронила ни слова. Вскоре их переговоры стали для нее лишь набором звуков. Бледным, размытым фоном. Она осталась одна. Зачем концентрироваться на словах, если те не несут в себе ничего значимого? Ей было странно глядеть на искрящиеся глаза Энзо и Каи. Странно видеть улыбки братьев, которые раньше не так часто освещали их лица.
Странно осознавать, что они променяли семью на двух несносных преступников, которые были готовы уничтожить их дом.

***

Ник Запанс проснулся в холодном поту.

Он старался выровнять тяжелое сбившееся дыхание, но попытки не увенчались успехом. Тогда он закрыл глаза. Прислушался к учащенному сердцебиению. Единственное окно в хижине было открыто нараспашку, и Ника до самых кончиков пальцев пробирал холод. Он плотнее закутался в одеяло. Лето подходило к концу, Алиену ждала дождливая и хмурая осень. Покидать постель и закрывать окно совсем не хотелось, хотя он и понимал, что этой ночью блаженное царство спокойного сна не раскроет ему своих объятий.

Вновь этот сон. Один и тот же сон на протяжении последних девяти лет. После него Нику никогда не удавалось заснуть.

Сегодня он в очередной раз предпочел не оставаться в шкуре волка. После вынужденного перевоплощения немногие покидали волчью оболочку. Предпочитали тесным хижинам приятный прохладный воздух леса. Но в последние дни, после побега его братьев и сестры, Ник все чаще оставался в теле человека. Он не знал, с чем это связано.

Яркую картину сновидения не получалось вытравить из памяти. Ник не переставая ворочался в постели. Кто-то словно всеми силами пытался закрепить сон в сознании.

Его начало трясти. Дрожь пробирала все тело. Оно не поддавалось сигналу.

«Хватит. Прошу. Хватит».

Обрывки сна, снова, вспышками возникли перед глазами.

Нику тринадцать лет, он бежит по лесу Патрии в волчьем обличье. Набирает скорость. Он – настоящий хищник. Никто и ничто его не остановит. Ветки с удовлетворяющим хрустом ломаются у него под лапами.

Отец говорил не убегать далеко. Отец предупреждал, что выход в город чреват ужасными последствиями. Ник был послушным сыном и всегда следовал правилам, поэтому у него и мысли не возникало, что его пробежка по лесу в поисках кролика может обернуться трагедией.

В ноздри ударяет человеческий запах. Ник резко останавливается. Среди густой листвы в ста метрах от себя он замечает наставленное на него охотничье ружье.

Он сглупил. Едва почувствовав запах, стоило развернуться и бежать что есть мочи к Альфе. Но Ник, как и всегда, полагал, что справится со всем сам и заслужит желанную похвалу. Откуда ему было знать, что перед ним в итоге окажется не заблудившийся человек, а охотник?

Тот держит его на прицеле. Еще секунда и воздух пронзит выстрел. Ник не дожидается наступления этой секунды. Он прыгает на охотника. Мужчина явно не ожидает подобного исхода, поэтому не успевает прицелиться вновь. Слишком поздно. Ник пускает в ход зубы.

Кровь. Кровь. Кровь. Как не вяжется это месиво с застывшей красотой родного леса. Земля впитывает и ее, и приглушенные крики невнимательного охотника.

Ник помнил разорванный в клочья охотничий костюм. Помнил мольбу, словно мужчина полагал, что волк пощадит его. Помнил едва заметную складочку возле уголка губ охотника. Все указывало на то, что тот часто улыбался. А лучше сказать – саркастично ухмылялся.

Ник убил его. А тело оставил гнить в канаве неподалеку. Там, где его уже никто и никогда не найдет.

«Убийца. Убийца. Убийца».

Стоит ли скрывать, что позже Ник выяснил все, что только можно было об убитом им человеке.

Стоит ли скрывать, что фамилия охотника была Приц. У него была жена, подарившая ему единственного сына.

Сына, которого звали Энзо.