10. ЕГО ВЫСОЧЕСТВО И ЕЁ БОГОПОДОБИЕ (ч.1)
Чем сильнее наступаешь природе на хвост, тем громче она вопит. И тем сильнее рано или поздно тебя цапнет – не в отместку, а просто чтобы ты, олух несчастный, наконец, убрал ногу.
Правда жизни
«...но бывают ночи, когда ветви древних деревьев Великого леса расступаются и на мир тёмных алаев проливается серебристое сияние лун. Это ночи грандиозных празднеств, когда все эалы Ал Эменаит собираются на берегах подземного озера Дар и поют «Шэамиэ» – великую песнь жизни. Воздев морды к небу, они прославляют Бесконечный и свою прекрасную наэй, а Аласаис благосклонно взирает на них. Свет Глаз Её пронизывает землю, делая каменную толщу прозрачной, как плоть стеклянной лягушки.
Эта гигантская линза, припорошенная слюдяными пластинками палой листвы, изрезанная корнями и звериными норами, рассыпает по глади озера тысячи радужных бликов. И Дар оживает. Из глубин его поднимаются мириады прозрачных рыб. Чешуя их разгорается цветным пламенем всё ярче и ярче, веера плавников раскрываются, и, кружась в неистовом танце, рыбы одна за другой начинают взлета...»
На этом патетичном моменте литературному путешествию Анара в «таинственные недра Великого леса» суждено было закончиться. Алай потёр ушибленное место и засунул книгу в рюкзак. В последние дни лоб Его Высочества страдал удручающе часто. Видимо, интуиция Анара решила взять долгожданный отпуск – за компанию с его внутренним цензором и царственными манерами.
Всем нормальным героям, по мере продвижения к цели похода, положено матереть, превращаясь из бесшабашных искателей приключений в Героев с большой буквы – солидных господ, раздувшихся от осознания своего могущества и важности избранного пути. Но Анар и Аниаллу явно были не из числа этих нормальных. Чем глубже уводили их коридоры Запретного Подземелья, тем больше мудрая Тень Аласаис походила на одну из тех «шерстноухих вертихвосток», которые только и знают, что сплетничать по углам да лакомиться свиснутыми из чужих карманов мышиными ушками. И спутник её ни в чём не уступал госпоже сианай, засыпая её вопросами (один другого крамольнее), носясь по туннелям «с неподобающей резвостью» и строя бесконечные планы на будущее.
Вскоре тетрадка, заведённая им для вышеозначенных планов, стала походить на бальную книжку богатого анлиморского холостяка, где даже поля исписаны именами, адресами, датами и названиями мероприятий. Он собрался объездить весь Наэйриан: от парящего в облаках Бриаэллара до подводного И'нель'ора; от распутного, богемного Лар'эрт'эмори до чопорного Элидана; от Академии Агадара, где ещё можно было отыскать следы его украденного детства, где он впервые сказал решительное «нет» своей безумной матери, обрёл лучших друзей и познакомился с Аниаллу, до загадочной Долины Снов, царства дурманящих туманов, накрепко связавших его родителей... Дракона Повелителя Ветров и кошку Аласаис.
Анар не мог без улыбки вспоминать о случае, натолкнувшем их с Аниаллу на разговор о весьма и весьма своеобразной родословной его якобы чистокровного высочества. Всё началось с очередного приступа Анарова «летучего лунатизма».
Он проснулся от удара. Что-то холодное и шершавое проскребло по его виску, едва не ободрав кожу. Анар открыл глаза – сталактит... или сталагмит? Не угадаешь. Земное притяжение утратило власть над алаем, и он не мог с уверенностью сказать, куда занесло его спящую тушку – парит ли она под потолком пещеры, или же зависла над её дном. Недовольно заворчав, Анар схватился за неопознанную каменную сосульку и, выкрутив руку, повернулся к ней спиной. Перед алаем разверзлась пропасть. Отвесные стены колоссальной расщелины тонкой оливковой лентой соединял подвесной мост. Он начинался у подножия широкой каменной лестницы, на нижней площадке которой, свернувшись клубком в чаше высохшего фонтана, спала Аниаллу – эдакий шарик мороженого в креманке. Неподалёку медленно остывала постель Анара...
Он досадливо поморщился – более глупое положение трудно было представить. Анар не мог прибегнуть к «нормальному» заклинанию левитации – окружающее пространство так и кишело ловушками, срабатывавшими в ответ на чары подобного рода. Управлять же странной силой, незнамо за какие грехи превращавшей его в воздушного змея, Анар не умел. Оставалось надеяться, что ему удастся спикировать на мост, оттолкнувшись от потолка. Анар немного покрутился на месте, выбирая правильный угол, отпихнул сталактит и полетел... но не по плавной дуге в направлении лестницы, а камнем вниз.
Ветер засвистел в его ушах, выжимая из глаз слёзы, размазывая по спине трепещущие внутренности. Собственная рубашка, вздувшись пузырём, казалось, вознамерилась удушить Анара петлей воротника, верхняя пуговица так и впилась в горло. Алай сменил форму. Выровняв положение тела мощными взмахами хвоста, он вытянулся, раскинул лапы и растопырил пальцы. Воздух скользил между ними плотной шёлковой тканью, немилосердно трепля перепонки.
Хотя Анар мучился молча, Аниаллу всё же почуяла, что что-то не так. Выпрыгнув из своей «креманки», она пронеслась по мосту и, растянувшись поперёк него, оглушительно рявкнула:
– Прекрати падать сейчас же!
Этот раздражённый окрик кнутом хлестнул Анара. Он так удивился, что не сразу сообразил... что больше не падает. Воздух снова подхватил его незримым сачком.
– Вот так-то лучше, – промурлыкала Аниаллу. – Как ты там оказался?
Анару ничего не оставалось, кроме как поведать ей о своём несчастье.
– Ты не могла бы сходить за верёвкой? – попросил он.
– Не-а. Я считаю, что грех не воспользоваться этой ситуацией в образовательных целях.
– Ты издеваешься? – обиженно буркнул Анар.
Неловко дёргая лапами, он забарахтался в воздухе, пытаясь посмотреть в глаза этой усатой ехидне. Глаза смеялись.
– Как можно?
– И что же, госпожа наставница, мне делать?
– Лети сюда!
– Как?
– Хоти и лети.
Анар очень хотел, но, сколько бы он ни буравил взглядом Аниаллу, представляя себя стоящим рядом с ней, это не помогло ему сдвинуться ни на пядь. Он уже начинал терять терпение, когда госпожа сианай лукаво прищурилась и, сделав ему знак подождать, скрылась за краем моста. Через пару минут она вернулась, но вместо вожделенной верёвки в руке её розовел здоровенный шмат лососины. Помавая им в воздухе, она стала приманивать Анара, как избалованного домашнего кота:
– Киса-киса! Ну, лети сюда, котенька. Ах, какая у нас сегодня рыбка. Свеженькая, жирненькая, с языком проглотишь! Кис-кис-кис!
Лососина и правда пахла одуряюще прекрасно. Анар подумал, что в жизни не обонял ничего лучше. Усы его недвусмысленно обратились вперёд, желудок требовательно заурчал.
– У-у, так бы сама и съела, – продолжала сианай, разделяя ломоть на две половинки, соединённые тонкой серебристой шкуркой и жадно обнюхивая его, – слюной захлебнуться можно. Давай же, иди сюда, а то вдруг заветреет.
Анар сглотнул. Лосось завладел всем его вниманием. Он притягивал его, завораживал, казался всё больше, и больше, и больше... пока Анар не уткнулся в него носом.
Аниаллу тут же отбросила шмат и, ухватив Анара за шиворот, затащила его на мост.
– Вот. Нужно так же, но без рыбы.
Не до конца уразумев смысл её слов, золотой кот возмущённо зарычал.
– Да не отнимаю я её у тебя, не отнимаю. Кушай на здоровье. Это я так, на будущее.
Анар набросился на угощение с приличествующим случаю голодным урчанием. Рыба кончилась неожиданно быстро, и он с досады пару раз лизнул пол, подбирая последние капельки.
– Вот. Кому-то хорошо, а кто-то теперь целый день будет благоухать рыбой и хотеть сам себя съесть, – пробормотала Аниаллу, брезгливо подёргивая пальцами.
Анар устыдился своего эгоизма. Как истинный рыцарь, он решил не бросать прекрасную даму в беде и, оставив в покое пол, принялся за её руки. Он был сама серьёзность, а она, поворачивая порозовевшие кисти так и эдак, с очаровательной беззастенчивостью жмурилась от удовольствия...
– Эх, хочешь не хочешь, а придётся тебя на ночь за лапу привязывать, – сказала Алу наконец.
– Не надо. У тебя будет повод ещё раз угостить меня этой вкуснятиной, – блаженно вздохнул Анар, нехотя выпуская свою жертву. – Или... Или дело было не в рыбе? Ты что-то сделала с моей головой, верно?
Аниаллу кивнула. Она выглядела сконфуженной и явно удивилась, когда Анар заявил:
– Отличная приправа! Надо пользоваться ею почаще.
– И тебя не смущает, что я влезла в твою голову?
– Нет. Ты же не носок меня уговорила сжевать. И потом, моя драгоценная царственная шкура была в опасности.
– В старые добрые времена это не показалось бы тебе достойным оправданием, – заметила Аниаллу.
– Старые времена... Насколько я понял, мои спонтанные полёты – привет из прошлого? Ты можешь объяснить, как я это делаю?
– Нет, конечно. Я же так не умею, – пожала плечами Аниаллу.
– Как я могу уметь что-то, чего не умеет тал сианай? – не отставал Анар.
– Обыкновенно. Тал сианай Аниаллу – чистокровная алайка, истинная дочь Аласаис. А наследник руалского трона – полукровка, иноверцев сын, – припечатала Алу.
– Ты хочешь сказать, что эти фокусы – наследство моего отца? Но неужели дар чужого бога может передаваться по наследству? И почему ты уже второй раз называешь меня полукровкой? Или... мой папаша был эльфом? Или человеком?
– Нет. Всё ещё хуже, – состроила скорбную гримасу Аниаллу. – Он драко-он! Дракон Изменчивого, шилозадое дитя нашего Повелителя Ветров[1].
– Но дракон... он же большо-о-й... – Анар оторопело попятился назад и замер, подняв в изумлении переднюю лапу – точь-в-точь котёнок, впервые увидевший своё отражение в зеркале. В сочетании с его грозной мордой это выглядело презабавно.
Чтобы не расхохотаться, Аниаллу тоже сменила форму.
– Да, драконы высокие, но... – она икнула от смеха. – В общем, у них, как и у нас, есть несколько форм.
– Но такого быть не может! – Анар стукнул напряжённым хвостом по полу. – У меня нет чешуи, и крыльев тоже нет... – Он непроизвольно заглянул себе за плечо и тут же устыдился этого, нос его вспыхнул.
Аниаллу опустила глаза, делая вид, что ничего не заметила.
– Мы же слишком... разные! – продолжал Анар. – На этот раз ты уж точно смеёшься надо мной, да?
– Не-е-ет, – не оставила ему надежды Аниаллу. – Во имя Великой и Пушистой! Да неужели ты совсем ничего не знаешь о себе? Амиалис никогда не рассказывала тебе ни о Криане, ни о Драконьих Клыках и Долине Снов?
– Два последних названия мне знакомы. Это те места, куда однажды по воле богини отправилась моя мать. В Долине Снов она встретила отца – алая, как я всегда считал, – страдающего в изоляции от кошачества, – чёткими, рублеными фразами заговорил Анар. – Мать спасла его из этого гнилого болота, лишающего существ разума и, к несчастью своему, ещё и полюбила... привезла в Руал...
– Ну а дальше, дальше что было? – нетерпеливо спросила Аниаллу. – Ты говори, говори, – махнула она лапой, – а потом я тебе тоже кое-что расскажу. – Лапа легла на землю, за ней последовала другая, и Аниаллу растянулась во всю длину, положив на них голову и навострив уши.
– Но он, мой отец, – продолжал Анар, – как оказалось, принёс в наш благословенный город гнилостный дух иной веры, уже отравившей его изнутри, уже неискоренимой... Совет жрецов постановил изгнать его из города, а мать... мать последовала за ним, желая исцелить его от этой чудовищной болезни и вернуть назад истинным служителем Аласаис. Тогда жрецы посчитали, что и она поддалась искушению чужого, злобного божка, и когда Амиалис не пожелала по их приказу убить своего мужа и вернуться, заставили её подписать отречение. Это всё... кажется. А имя «Криан» я впервые услышал от тебя. Мать никогда не говорила мне, как зовут... отца.
– Криан, Криан ан Сай, – помолчав, проговорила Аниаллу. – Он не был чистокровным драконом – в Долине Снов Криан гостил у своей бабки-долинницы, той самой женщины, от которой ты унаследовал свой дар видений. Там он встретил твою мать. Они полюбили друг друга, поженились, и она вознамерилась привести его в Руал, чтобы посадить на трон рядом с собой. Но это было не под силу даже твоей всесильной мамаше – жрецы ощетинились и заявили, что не потерпят неалая над собой. Амиалис вспылила и принародно отреклась от престола. Потом очень об этом жалела, но было поздно. Вот и вся басня – никого она не спасала, да и Аласаис ничего ей не приказывала. В молодости Амиалис была не та, что сейчас: она самовольно, нарушив запреты жрецов, отправилась посмотреть на внешний мир, а что было дальше, я тебе уже рассказала. И летаешь ты, не творя заклятий, именно потому, что вы с воздухом и ветрами некоторым образом родственники.
– Невероятно...
– Драконы Изменчивого – существа чрезвычайно свободолюбивые. Мой маневр с лососем любой из них счёл бы величайшей бесцеремонностью. В лучшем случае. Да, в самом лучшем...
– А в худшем? – полюбопытствовал Анар.
– Чем-то вроде изнасилования. Только хуже. Внушить дракону мысль или желание – гнуснейшее из преступлений, достойная кара за которое – смерть.
Анар присвистнул.
– Остаётся порадоваться, что я полукровка... И много нас, гремучих помесей, водится в Энхиарге?
– Десятка три-четыре наберётся. Мы, алаи, славимся своей способностью иметь потомство практически от любого разумного существа, подходящего нам... хм... по размерам, что ли.
– И полукровок не считают... выродками?
– Нет. Их считают большими счастливцами, – завистливо вздохнула Аниаллу.
– С чего бы это?
– Алайская кровь значительно увеличивает природные способности, унаследованные отпрыском от второго родителя. Допустим, отец такого ребёнка был светлюком (в смысле, элаанцем), а мать – алайкой. Так вот, созданная их сынком или дочуркой молния будет лететь намного дальше, наносить большее повреждение и легче преодолевать всевозможные защитные барьеры, чем папашина. А это, согласись, приятно и достойно зависти.
– А как все эти способности передаются? На уровне тела или души? Или духа?
– Духа.
– А как именно это происходит?..
Сианай издала неслышный миру стон – поток вопросов у этого ходячего любопытства явно не думал иссякать.
Нет, она была не прочь поболтать, но временами Анар набрасывался на её память с такой жадностью, что сианай чувствовала себя матерью-кошкой, осаждаемой ватагой прожорливых котят-переростков (исхудавшая бедняга выгнулась мостиком, едва касаясь лапами земли, и смотрит на мир жалобно-жалобно, поминутно подпрыгивая, когда чей-то нос особенно сильно тыкается в её многострадальное брюшко). Анар хотел знать решительно всё и скакал с темы на тему как безумный. Пытаясь не отставать от него, Аниаллу заработала себе настоящую, добротную мигрень, от которой не помогли ни снадобья, ни чары.
Единственным, что хоть как-то облегчало Алу жизнь, позволяя немного передохнуть, были многочисленные ловушки. Большинство их сохранилось с тех древних времён, когда паломничество в Подземелья (тогда ещё, разумеется, не запретные) служило своего рода экзаменом на знание обрядов, каковой каждый благородный руалец обязан был сдавать раз в шестнадцать лет. Взыскательные заклятия-стражи не реагировали на путников, исполнявших нужные гимны, и жестоко обрушивались на всякого, кому не посчастливилось перепутать слова молитвы. Ловушки этого типа не доставили алаям особых хлопот, благо Аниаллу загодя запаслась копией воспоминаний жреца, некогда успешно добравшегося до Гробниц. Но были и другие ловушки – гораздо более юные и зубастые. «Не иначе, мать постаралась», – ворчал Анар, обезвреживая очередную смертоносную пакость... ворчал, а затем продолжал свой допрос с пристрастием.
Впрочем, Анару тоже доставалось – подчас, когда он «выстреливал» в Алу очередным вопросом, «отдача» была так сильна, что он несколько часов ходил под впечатлением от услышанного. Его ждало одно потрясение за другим, самым большим из которых, пожалуй, оказалось то, что Великая Мать Всех Кошек Аласаис не была создательницей Бесконечного. Отнюдь. Он существовал задолго до того, как она пришла сюда из-за Ребра Миров – преграды, разделяющей Вселенную на две бесконечно огромные части.
– А что там, на той стороне? – тут же стал допытываться Анар.
– Никто не знает, – ответила Аниаллу. – Великий Переход отнял у Аласаис и её спутников (мы называем их «наэй» – пришедшими) память.
– Полностью?
– Ну кое-что уцелело, но по этим жалким крохам, увы, весь пирог не восстановишь. Нашей Аласаис, правда, повезло больше, чем другим наэй – она хотя бы помнит, что было в первые часы после Перехода. – Аниаллу поскребла когтем нос, вспоминая, и процитировала: – «Нас раскидало по склону одной из Серебряных скал, неподалёку от озера Скорби. Несколько минут мы растерянно озирались, глядели, как разрушаются наши оболочки и всё то, что мы взяли с собой из-за Ребра. Пока у меня ещё были ноги, я встала и от души пнула кого-то из них – уже не помню кого. Наверное, мы не слишком ладили в прошлой жизни... А потом...», – Алу широко раскрыла глаза, – а потом Бесконечный вдруг взял и распахнул перед наэй свою Память – как какое-то небывалое меню, из которого каждый из них мог выбрать блюдо себе по вкусу. Наэй получили возможность слиться с определённой стихией (если только сны, смерть или эмоции можно так назвать), обрести над ней власть, несравнимо большую, чем власть любого бога.
Анар дёрнул уголком рта, пряча улыбку, – приятно было сознавать, что покровительница его народа всё-таки оказалась весьма и весьма влиятельной персоной.
– Некоторые из наэй, собственно, перед выбором не стояли, – продолжала Алу. – Лайнаэн, к примеру, не могла стать ничем, кроме Света (в некотором роде она была им и в допереходные времена). У других же он был относительно широк. И всем им – Неллейну, Элленике и Изменчивому, Веиндору, Тиалианне и Аласаис – пришлось в спешном порядке сделать его, исходя своих целей и... склонностей.
– И из всего этого многообразия Аласаис выбрала эмоции и чувства, – усмехнулся Анар.
– Да. А что бы выбрал ты?
Он задумался на мгновение.
– Магию, наверное. Или знания, или... нет, так быстро не сообразишь. Но уж точно не что-то настолько... зыбкое. Это бы мне даже в голову не пришло.
– А ей, как видишь, пришло, – пожала плечами Алу. – Она не думала о могуществе или о том, как сможет послужить общественному благу. Аласаис просто хотела облегчить себе жизнь и попросила у Бесконечного то, чего ей самой, как ей тогда казалось, недоставало – власть над эмоциями и дар понимать природу чужих душ.
– И она не пожалела?
– Нет. Насколько мне известно, никто из наэй не пожалел, хотя некоторые из них в придачу к новым возможностям получили и массу обязанностей. Бесконечный призвал их к себе на службу, вверив им судьбы триллионов населяющих его существ.
– Вот, какая-то изнанка всё-таки была. Я только хотел спросить тебя, с чего это он так расщедрился?
– Бесконечный хотел измениться. В нём царил полнейший хаос, ничто не имело места и смысла. – Алу поморщилась. – Одна из наших жриц-наставниц очень красочно описывает этот... вселенский бардак. У высших жрецов Веиндора (это наэй Смерти) есть примечательная способность – даже если взять и прокрутить одного из них через мясорубку, душа его останется в теле и примется восстанавливать изрубленную тушку. Бесконечный, когда наэй только пришли в него, очень напоминал такого жреца, хотя и с рядом оговорок. Во-первых, несмотря на то, что «тело» Бесконечного представляло собой подобие фарша, «клетки» его сохранили жизнеспособность. Они медленно хирели в окружении чуждых им «клеток», с которыми в силу своих различий не могли нормально взаимодействовать, но продолжали... влачить своё жалкое существование. Во-вторых, Бесконечный представления не имел о том, какое строение должно иметь его новое тело – старого-то у него на самом деле не было. В-третьих, каждая его «клетка» была невыразимо ценна: она была отдельным разумным существом, со своей особенной душой, своими склонностями, желаниями, возможностями, чувствами, наконец, и Бесконечный, в отличие от Веиндорова жреца, не мог позволить одним из этих «клеток» отмереть, другим – велеть делиться, а третьим – изменить строение и функции. Наоборот, своё собственное устройство он должен был продумать таким образом, чтобы каждому существу, какова бы ни была его природа, нашлось место, причём место такое, где его таланты смогут раскрыться наиболее полно, где оно сможет быть собой, не мешая быть собой окружающим. Именно это позволило бы Бесконечному развиваться, сделало бы его более гармоничным, и для того, чтобы решить эту сложнейшую головоломку, ему, способному скорее чувствовать, нежели мыслить, и потребовались дополнительные мозги – мозги Аласаис, Тианы и Веиндора, которыми он придумал Пути и многое другое. Мозги, конечно, в переносном смысле. Уф.
– Как это – он придумал их мозгами? – не дав ей перевести дыхание, спросил Анар.
– Каждый из наэй отдал большую часть своего разума на службу Бесконечному. Например, Тиалианна как личность не может повлиять на решение Тиалианны как Силы, создав чей-то Путь исходя из своих прихотей, а не из интересов существа.
– Всё это выглядит как-то... перевёрнуто. Что первично, что вторично... – потряс головой Анар. – Я всегда думал, что Аласаис создала каждого из нас с какой-то определённой целью, для наискорейшего достижения которой нам и даны все наши способности... особенности души.
– Существа вечно так думают, глядя на своих правителей, – развела руками Аниаллу. – Им и в голову не приходит, что это не они должны трудиться на благо своих царей с королевами, а, наоборот, те должны работать для их счастья или благополучия.
– Аласаис работает на нас? Что-то я не припомню, чтобы работник обращался с работодателем так, как она с нами!
– Ты просто не видел мою служанку Шаду, – проворчала Аниаллу. – Чуть что не по ней... хвост открутит.
– То есть – всё было с точностью до наоборот?
– Да. Не наши души создаются под какой-то Путь, а наш Путь создаётся с учётом природы нашей души. Именно поэтому говорят, что, идя против своего Пути, ты идёшь против собственной души. Всё это сделано для нас, чтобы нам хорошо жилось. Тиалианна – она как служба профориентации и клуб знакомств в одном лице.
– Но если Аласаис не создаёт наши души, как же тогда получается, что все алаи похожи друг на друга?
– В Бесконечном из мира в мир циркулируют миллиарды миллиардов душ, народившихся где-то за Ребром Миров, Аласаис присматривается к ним и прикарманивает подходящие.
– И так происходит не только у кошек?
– Нет. Каждый наэй постоянно ведёт охоту за новыми душами. Тем, кто менее разборчив, везёт чаще, и они становятся многодетными родителями, а привередам, вроде Аласаис и Веиндора, приходится довольствоваться жалкой горсткой «отпрысков».
– Когда ты говоришь обо всех этих... силах вот так, запросто, мне становится не по себе, – поскрёб себя за ухом Анар.
– Ты привыкнешь. Гораздо быстрее, чем тебе сейчас кажется. Ведь всё, о чём я тебе рассказываю, это не красивые мифы или священные легенды – это то, среди чего мы живём. Каждый день. Хотим мы того или нет...
– А если мы не хотим? – подхватил Анар. – Если я, например, не хочу идти по своему Пути, каким бы распрекрасным он ни был?
– Можешь не ходить, – немного грустно пожала плечами Аниаллу. – Никто не заставляет. Тиана лишь расставляет дорожные знаки: поедешь направо – будет тебе счастье, поедешь налево... сейчас, как это... попадёшь «в тупик отчаяния и вечного сожаления». А уж куда свернуть – решать тебе. Хочешь саморазрушаться? Саморазрушайся на здоровье. Путь не лишает нас свободы, но знание о нём помогает избежать ошибок и не потратить жизнь зря.
– То есть для каждого существа есть только одна дорога к счастью? Все остальные неизбежно ведут в тупик?
– Нет, конечно. В тупике существо окажется, если решит двигаться в направлении, уводящем его от Пути. Выбрав же тропинку, идущую рядом с Путём, оно может быть вполне довольно жизнью. Вот только ему вряд ли удастся испытать то острое, глубочайшее ощущение полнокровности своего бытия, которое хорошо знакомо всем «Путёвым» существам.
– Ослушников не карают?
– Нет, конечно. Их жалеют (ведь они добровольно отказались от собственного счастья), но уважают их выбор.
– И эти... танаи, дети Тиалианны – тоже?
– Танаи – делают вид, – вздохнула Аниаллу. – И выходит у них из лап вон плохо.
– За неимением у змей лап, – вставил Анар.
– Да. Тут мы с ними расходимся. Танаи недолюбливают «добровольно неПутёвых» существ. Ведь те, не желая идти по своему Пути, вредят не только себе, но и всем тем, чьи судьбы на их Путь «завязаны». А так как все наши Пути переплетены между собой... В общем, танаи считают такое существо злостным вредителем. «Путёвый» поступок, в их понимании, каким бы он ни был – это добро, «неПутёвый» – несомненное зло.
– А сама ты как думаешь?
_____________________
[1] О драконах Изменчивого можно прочитать в Приложении 2.