14 глава. Лаванда
Ты-редкая птица, такие встречаются в лучшем случае одна на миллион.
Ричард Бах "Чайка по имени Джонатан Ливингстон"
Алёна моментально взлетела вверх по лестнице в свою комнату и переодевшись в найденное в шкафу платье выпорхнула во двор.
Вообще, двором это было назвать сложно. Скорее, это был парк. Очень большой парк, заросший до невозможности и ставший похожим на негустой лес со встречающимися кое-где пышными кустами роз. По обочинам узкая тропинка, ведущая в чащу деревьев, заросла клевером и кашкой. Вздымались, тянули к небу тёмно-зелёные верхушки вековые, потемневшие от времени сосны. Заброшенный парк, казалось, жил своей жизнью.
Тёплая пелена весеннего воздуха обволакивала её, и Алёна вдыхала глубоко и медленно, пропуская сквозь себя волшебство, чарующую таинственность этого места. Здесь было безумно красиво. Это была именно та странная красота, которая сводит с ума. Настолько прекрасная, что ты просто не знаешь, что с ней делать. Ты впитываешь её, рисуешь, фотографируешь, пытаешься раствориться в ней, но всё это кажется слишком малым. Эдакая сладость с примесью горечи.
Алёна мягко ступала по узкой тропке, а ветки кустов цеплялись за её белое кружевноев платье, будто хотели задержать её.
Парк был поистине огромен, подстать самому дому. Но на фоне узорчатого весеннего леса серый массив каменной стены смотрелся неестественно. Его хотелось стереть, как с листа бумаги, перечеркнуть, смять, словно неудавшийся рисунок.
И Алёна уходила подальше от него. Глубже в чащу, глубже в волшебство. Она чувствовала себя таинственной колдуньей в длинном легком белом платье (хотя оно, правда, совсем небыло длинным), со слегка вьющимися черными волосами, свободно рассыпавшимися по плечам и букетом из полевых цветов, который она по травинке набрала, пробираясь сквозь парк.
Когда перед Алёной открылась огромная лавандовая поляна, девочка пришла в полнейший восторг. В этих краях лаванда росла в больших количествах, вытесняя деревья с поистине гигантских территорий. Бледно-фиолетовое поле по-колено высотой с жесткими пахучими кустами и витиеватыми, крепкими корнями.
Алёнина мама всегда плела венки из лаванды, которые потом висели в засушенном виде по всему дому и распространяли приятный запах лета, тепла и маминого любимого мыла. От неё всегда пахло лавандой. Как и от маленьких акварельных пейзажей, которые она рисовала на плотной бумаге формата А5, сопровождая это булочками с корицей и кружкой крепкого кофе. Этот лавандовый аромат, сильно ударяющий в виски, так крепко вплёлся в Алёнину память, что она уже и не понимала, где кончается запах цветов и начинается собственный запах кожи её матери.
Алёна плюхнулась на тонкую полоску земли между двух пушистых кустов и сорвала первую веточку.
_______________________________________________________________________
Это был очень жаркий день, даже для середины весны. Солнце палило нещадно, покалывая кожу на шее и руках тысячей крохотных иголочек. Алекс никогда не любил лето и позднюю весну. Он был из числа тех редких, почти вымерших людей, которые предпочитают весенне-летнему зною и жаре прохладу зимы с её толстыми вязанными свитерами и камином с горячим чаем. Или с отросшей, пушистой и мягкой шерстью.
И теперь, когда он тщетно пытался спрятаться от обжигающих лучей под густыми, разросшимися к весне кронами, он почувствовал щекочущий нос тонкий запах девочки-птицы.
Алекс и сам не знал, почему вдруг решил пойти по её следу. Любопытство? Скука? Он сейчас вполне мог охотиться со стаей, мог сидеть, свесив ноги с подоконника и читать что-нибудь, мог подраться с кошками. Мог, но не делал.
Существовали тысячи занятий, во множество раз интереснее, чем слежка за незнакомой девицей, гуляющей по заброшенному парку и собирающей цветы. Но то, что тянуло его вслед за ней было во сто крат сильнее всех его желаний. Возможно, просто животное шестое чувство.
Он всегда старался не привязываться к людям. "Люди свободны и привязанность-это глупость, это жажда боли"-как написал Марк Леви. И Алекс безукоризненно следовал этому девизу. Он больше не хотел терять близких. Единственным существом, скрасившим сделанное им самим одиночество, был Робин.
Алекс не тосковал по человеческому вниманию, заботе или вечерним разговорам за кружкой крепкого чая с лимоном, какой обычно заваривают при простуде. Он давно отвык от всего этого. Он был не одинок, он был свободен.
Но разве свободой это было? Глубоко вдыхать застоявшийся горячий воздух, пытаясь ощутить в нем еле чувствительный запах девочки-птицы. Еще несколько сотен метров вперед, и глаза Алекса-волка различили в ярком солнечном свете огромное лавандовое поле и крошечную тонкую фигурку, сидящую между кустов.
Он изо всех сил вжался в сухую землю, от которой шерсть на животе превратилась и из вороново-черной в желтовато-серую, похожую на мех Робина. И прокрался поближе.
Девочка сидела против солнца и Алекс с трудом различал её лицо. На её бледном лице, усыпаным феерверком золотистых веснушек, светилось невинное детское выражение. Огромные синие глаза, цвета моря в шторм, были слегка прикрыты. Тяжелые черные ресницы едва касались щек. Волосы-темные, как вселенная накануне сотворения мира, плавными волнами лежали на плечах и груди, убранные со спины.
Незаурядная внешность. Впрочем, Алекс видел множество девиц намного симпатичнее Алёны Шварцлихтер. Обыкновенная, ничем не привлекательная девчонка одиннадцати-двенадцати лет, из известного рода, высокая и болезненно худая. По его шкале измерения людей она колебалась где-то между "противная" и "красивые глаза".
Алекс лег неподалеку от неё, стараясь не высовывать голову с большими треугольными ушами высоко из кустов. От его движений стебли лаванды недовольно зашуршали и девочка подняла голову, осматриваясь. Её тёмные глаза с крохотными черными точками-зрачками, сузившимися из-за яркого света, беспокойно забегали по полю, но волка не заметили.
Алекс давно заметил, что Шварцлихтер была настороженной. Очевидно, нападения пантер не прошли бесследно и теперь она шарахалась от каждого звука. Наконец она снова опустила голову и венок из полевых цветов: ромашки, маков, кашки, колосков и прочей неизвестной Алексу травы съехал ей на глаза. Девочка поправила его одним быстрым движением и продолжила свое занятие. Она опустила голову и позвонки на спине, у основания тонкой шеи, выступили ровной полосой.
Глядя, как танцуют её тонкие пальцы, переплетая шершавые стебли лаванды в очередной венок, он наконец понял, почему его так тянуло за ней. Ничто из того, что он мог-бы делать сейчас не могло сравниться с тем, как он наслаждался простым валянием в пахучей лаванде и наблюдением за худенькой, похожей на молодого жеребенка, девчонкой Шварцлихтеров.
И его неожиданно напугала эта мысль. Он постарался выпихнуть её из своего сознания, но она уцепилась крепко, как маленькие опоссумы цепляются за своего родителя. Однако Алекс не собирался менять свои жизненные принципы из-за какой-то девицы, и совершенно не думая о последствиях он подорвался на лапы, подняв с земли облачко пыли, и подпрыгнув, взлетел. Протянуть свои крылья, чтобы подобрать ритм полетов и почувствовать ветер перьями. Он поднялся в водух несколькими сильными ударами крыльев и бросился в небо. Ловя ветер, он взлетел безрассудно высоко, несмотря на возможное присутствие рядом враждебно настроенных кошек. Ему нужен был порыв ветра от его тела, нужно было отвлечься.
И последним, что он увидел-было изумленное лицо девочки-птицы.
Привет! Как вам глава? Мне все время кажется, что чего-то не хватает :( поэтому я ударилась в философию. Heeeeelp!!! Моя попытка в нормальные описания и мысли-полное непонятно что. Короче, #спаситеменяикнигу
Я ♥ вас
Ваша MariaIvanova29