Тайны спрятанные в перьях
У девушек, оказавшихся на мужской половине Дома была одна очень любопытная общая черта. Всем троим довелось побывать в психушке. Одна из них до сих пор оказывалась там раз в пару-тройку месяцев. Провести плановое лечение и выписать новые таблетки. Хотя она все равно их не пьет. Или пьет втихую, чтобы никто не видел. Она это может. А еще может вывернуть ситуацию в свою сторону. Даже ненавидя Наружность, уж лучше быть летуном, чем жертвой обстоятельств.
Второй досталось не меньше. Ее туда насильно забрали, считая не только сумасшедшей, но еще и убийцей. Там мутная история, которую обитательница третьей очень не любила рассказывать, поэтому Сова не настаивала. Да и жуть пробирала от таких историй.
Кстати, третьим столпом была именно она. Наименее буйная из всего трио в психушке она, кажется, родилась. По крайней мере воспоминания оттуда у нее имелись, хоть и были расплывчатыми и смазанными. Она еще больше их смазывала, предпочитая считать их прошлой и весьма неудачной жизнью. Черновиком сценария.
Крики. Осколки в коже. Разбитое окно. Кровь на асфальте. Боль от малейшего движения. Страх в глазах прохожих. Этого не было. Просто черновик.
Потом больничные коридоры. Белые стены. Ледяной пол. Холодный свет. Рентген с непонятными картинками. Множество непонятных слов. Этого не было. Просто черновик.
Кошмары. Невозможность уснуть. Облезлый забор из грязного окна. Дурацкие поделки из цветной бумаги. Холодная вода. Дурацкие бинты. Неинтересны программы по телевизору. Этого не было. Просто черновик.
Табуретка. Тело матери, болтающееся в петле. Пустота. Широко распахнутые глаза. Холодная ладонь. Крики взрослых в белых халатах.
«Кто-нибудь уведите отсюда ребенка!»
Этого не было. Просто черновик.
Тишина. Кровать уже помягче. Одиночество. Вечная мерзлота. Так долго...
Не думай об этом! Не думай! Этого не было! Не было! Не было! Просто черновик! Просто черновик! Не думай!
—Было.
Непримиримый голос правды в голове. Тихий выдох посреди ванной комнаты. Влажные после душа ореховые волосы спадают на мокрые плечи. Опять вьются. Обнаженное тело покрыто едва видными веснушками и тонкими рядами шрамов кое—где. Чувствуя чье-то присутствие, она протирает запотевшее зеркало. Карамельные глаза уверенно смотрят в него и видят то, что и ожидали увидеть.
За спиной маячит призрак. Уставшая женщина с мертвецки-бледным лицом. Глаза закрывала челка. Такие же ореховые волосы. А на шее болталась петля.
Когда-то кто-то из голосов выше макушки уверял, что они с матерью очень похожи. Сове часто казалось, что взрослые несут всякий бред. Некоторый бред она понимала, но все же большинство разговоров казалось ей просто набором звуков, не имеющих смысла. Или же это это было защитной реакцией...Кто знает?
В памяти всплыл заголовок газеты. «Мать выбросила свою 8-летнюю дочь из окна четвертого этажа. В ходе ведения следствия было выяснено, что была рождена в результате изнасиловния. На момент происшествия мать уже стояла на учете в полицейском участке и психиатрическом диспансере. На данный момент следствие продолжает идти.»
Идите нахер! Этого не было! Не было! Не было! Ничего не было!
Она сжимает кулаки и с силой заставляет все голоса из прошлого заткнуться. Глядит на призрака, склоняет голову набок. Произносит спокойно и холодно.
—Уходи.
Мать ходила за ней с самого момента смерти. Зачем? Сова этого не знала. Ничего плохого она ей не делала. Просто молча шла следом. В детстве Сову это пугало, но сейчас скорее просто бесило. Не хотелось вспоминать прошлое от слова совсем.
—Тебя нет. Уходи.
Фыркнув себе под нос, она натягивает пижамные штаны и футболку. Проводит рукой по волосам и вновь смотрит в зеркало. Исчезла. Выдыхает с облегчением.
«Слава богу. Ласка говорила, она ничего плохого мне не сделает, но это...все равно жутко. Надо будет поговорить с ней.»
Вешает мокрое полотенце сушится. Хлопает дверью и выходит.
У Совы много тайн и далеко не все из них такие страшные. У неё все познается через чувства и виды. Через яркость и красоту. Она не врёт, а просто молчит. Не говори, а слушает или скорее вслушивается. Табаки вот неоднократно твердит, что она самый лучший слушатель в Четвёртой, если не во всём Доме, она просто любит истории. Любит истории и мгновения. Любит зелёный чай, плести из бисера и шелест страниц. Любит свою лучшую подругу, которая как ни в чем не бывало прилетела в могильник, разнесла там все вокруг, всем лучезарно улыбнулась, взяла сову за руку и отвела её в тот мир, где ей нашлось место. Где она наконец смогла любить и смеяться. Своими новыми правами она пользовалась полна, не взирая на прошлое, которое из последних сил пыталась её преследовать. Все подарки она хранит как самое дорогое и ценное. Обнимает всегда как последний раз. Беспокоиться обо всех гостях, даже о незванных. Постарается понять любого. Из любого мира. Она любила все миры, а те которые не любила, хотя бы принимала. Старалась принять. Всегда. Она любила боль. Лёгкую боль от порезов и алые струйки, бегущие по коже. Облегчение, которое с ними наступало. Облегчение от той боли, которую она не любила. Давящей боли в груди, от которой никуда ни деться, ни спрятаться, ни залезть под одеяло. она выгоняла её острым лезвия, а потом смотрела завороженно в попытке отдышаться после очередного боя. Она любила Лорда. Сама не поняла, как это случилось. Просто с порога, как он появился, поняла, что любит. И причём так странно. По особенному. Вот – вот себя спасти не могла, а тут принялась спасать их обоих. Поняла, что должна беречь его и иначе никак. Сова никогда не было особо смелой или по крайней мере себя таковой не считала, но тут ей хватило смелости бороться. Бороться за него, за себя. Бороться с жесткими (или скорее жестокими) методами Сфинкса, с саморазрушением Лорда, с самой собой. Он даже не подозревает, что спас ее. Спас Ночную Птицу. И она очень благодарна ему за это. И хотела бы сделать хоть что-то, чтобы он также был благодарен ей. И на любых гаданиях и перед каждым тостом по абсолютно он всегда будет загадывать только одно желание.
«Пожалуйста. Люби меня.»
—А вот и я. Что у вас тут?,— она беззвучно плюхается на кровать и ложится рядом со всеми.
—Групповая терапия.—отзывается Табаки.— Провожу обряды на силу и жизненную энергию.
—Единственный обряд, который ей сейчас нужен— нормальный сон.— комментирует Лорд, заворачиваясь в одеяло. Теперь его совсем не видно. Сова тоже находит плед и, укутываясь им, садится по-турецки.
—Как там Курильщик? Нормально уснул?
—Нормально. Я проверила перед тем, как уйти к картежникам.— отвечает Вьюга, поворачиваясь к Сове.— Как будто к подушке прирос. Устал наверное.
—Еще бы. А сама то ты как?
—Тоже задолбалась. Орать на людей так утомительно. Ты, кстати, ничего особо не пропустила. В основном я ныла и рассказывала сущности Слепого. А, ну еще Табаки мне балладу спел. Я вроде успокоилась. Ну ты представляешь, орать аж на двоих? И ладно Лэри. Он, конечно, придурок, но до него ещё можно достучаться, а до Слепого вообще никак. Как об стенку горохом.
Табаки опять возмутился:
—Вьюга, имей совесть!
—Смешно, Табаки. В особенности от тебя. Наглее тебя только Рыжий, и то не факт.
—Ну знаешь, дорогуша! Твои наглости хватает на то, чтобы обсуждать вожака в его присутствии! Это уму непостижимо!
– А мне нужно обсуждать его в его отсутствие? И, кстати, у него почему-то хватает наглости спихивать свои прямые обязанности на меня и на Сфинкса, так что...
Шакал демонстративно давится воздухом и размахивает руками. Возмущенно до глубины души. Лорд как только может пытается не участвовать в споре. А вот Сова все же произносит:
– Табаки, ну правда. На Вьюгу взвалили слишком много. Тут под боком новичок, которому нужно объяснять, что к чему и почему, так еще и Лэри с катушек слетел сильнее обычные. Помощь вожака была бы весьма кстати, если бы была. Раньше их хоть двое было, а теперь что...Не отчитывай ее в такой ситуации. И так тяжело.
Шакал только успевает рот открыть, но Сова уже его опережает.
—И вот только не говори мне про Сфинкса. Ты же видишь, что он тоже устает. Спит как убитый. Тем не менее, это не дело. Нельзя так. Просто нельзя.
В комнате повисает тишина. Она так и виснет, пока в разговор не вмешивается Лорд.
—Все. Прекращайте эти великие изречения и давайте спать. Голова болит.
—Конечно болит!—подхватывает Шакал.—Сколько ты выпил? Литров семь?
—Перестань. Просто день тяжелый. Вот и все. Давайте спать.
Все укладываются и желают друг другу спокойной ночи. За те 10 минут, пока все вели светские беседы, Вьюга успела придумать для всех очередной интересный сон, так что им было чем заняться. В комнате наступила та самая ночная тишина. Мягкая и уютная. Все спали. Все, кроме Совы.