Глава 19. Журавль на грани
Аэропорт Сеула гудел, как раненый зверь. Хината пробивалась сквозь толпу, не обращая внимания на крики охранников. Её синие волосы сливались с неоновыми вывесками, а в руке зажат смятый листок с рейсом: **«Из Токио. Прибытие — 18:30»**.
Саске вышел из зоны выхода, даже не заметив её. Он был бледен, в помятой рубашке, с медальоном Итачи на шее. Его глаза, всегда такие холодные, теперь пустые.
— Учиха! — Хината схватила его за рукав, задыхаясь. — Ты… Ты должен поехать со мной. Сейчас.
Он попытался вырваться, но она впилась ногтями:
— Это Наруто. Он в коме. Из-за тебя.
Слово «кома» повисло в воздухе, как нож. Саске замер, будто его ударили током. Потом кивнул, не задавая вопросов.
**...**
Больничный коридор пах смертью. Хината шла впереди, сжимая ключи от квартиры, где всё ещё лежали учебники с пометками Саске. Она бросила на него взгляд через плечо:
— Он звонил тебе каждый день. Ты даже не подумал…
— Хватит, — прервал он, но голос дрогнул.
Дверь палаты открылась. Наруто лежал, опутанный трубками, как паук в паутине. Его лицо было серым, руки — исцарапанными. На тумбочке — журавлик из фольги, который Хината сложила утром.
Саске шагнул к кровати, споткнувшись о порог. Его пальцы дрожали, когда он коснулся холодной руки Наруто.
— Почему… — он не закончил. В горле встал ком.
Хината вышла, хлопнув дверью. Её тихие рыдания заглушил звук аппаратов.
**...**
Саске не помнил, как прошла ночь. Он сидел на полу, прижавшись лбом к краю кровати, повторяя одно и то же:
— Проснись. Проснись, идиот. Я вернулся.
Утром медсестра принесла кофе. Саске не притронулся. Он разглядывал шрамы на руках Наруто, каждый из которых знал — следы драк, падений, попыток убежать от себя.
— Ты… — он сжал кулаки, — всегда был сильнее меня. Не смей сдаваться.
В кармане жгло — старый окурок Наруто, который Саске подобрал в квартире Хинаты. Он достал его, положил на тумбочку рядом с журавликом.
**...**
На третий день Хината принесла фотоальбом Итачи. Саске листал его, читая Наруто вслух истории, о которых никогда никому не рассказывал:
— Итачи ненавидел море. Говорил, что оно слишком большое… как одиночество. Ты, наверное, смеялся бы…
Аппараты пикали монотонно. Но Саске клялся, что видел, как дрогнули ресницы Наруто.
**...**
На пятый день Саске принёс гитару. Он играл плохо, фальшиво, но напевал песню, которую Итачи пел ему в детстве. Когда он замолчал, в тишине послышался хриплый шёпот:
— У…бе…й…
Наруто не открывал глаз, но губы шевелились. Саске приник к ним, слушая:
— У…бе…ги…
— Нет, — Саске схватил его за плечи, — я не убегу. Никогда.
**...**
Ночью Наруто задышал ровнее. Саске, не смыкая глаз, плел журавлика из больничной маски. Утром Хината нашла их обоих спящими: Наруто — в коме, но сжавшим руку Саске. А Саске — с головой на краю кровати и сотней бумажных птиц вокруг.
**...**
Когда Наруто открыл глаза, первое, что он увидел, — медальон Итачи на шее Саске. И журавлика, привязанного к капельнице.
— Ты… — он попытался сесть, но Саске придержал его.
— Молчи. Ты всё испортил.
— Зато… ты вернулся… — Наруто хрипло засмеялся, сжимая его пальцы.
Хината, стоя в дверях, вытирала слёзы фартуком.
**...**
Саске так и не рассказал, как сбежал из клана. Но когда Наруто выписали, они вдвоём сожгли чёрную коробку от Учиха в парке. В огне плясали бумаги, печати, приказы. А среди пепла Саске нашёл нетронутый журавлик — тот самый, с больничной маски.
— Это твой? — он протянул Наруто.
— Нет. Твой.
Они шли домой, плечом к плечу. На этот раз без сигарет. Без побегов. Просто два журавля, наконец нашедших ветер.
С тех пор на стене бара где работала Хината, за её спиной висел новый коктейль в меню — **«Возвращение»** с описанием: *«Горький, но с послевкусием надежды»*.