глава 6
Pov Чимин
Суббота, 29 сентября, 18.15
Я смотрю на бьющего, прищурившись. У нас полный счет, и последние две подачи он отбил в фаул. Он заставляет меня работать, и это не очень хорошо. На показательной игре вроде этой в противостоянии с праворуким вторым бейсменом с посредственными результатами я должен был уже его скосить.
Трудность в том, что я не могу сосредоточиться. Неделя была адской.
Папа на трибуне, и я совершенно точно знаю, что он сейчас делает. Сняв с головы бейсболку, мнет ее в руках и таращится в сторону горки. Будто мне поможет, если он будет прожигать взглядом дыру у меня в спине.
Я беру мяч в перчатку и смотрю на Луиса, который в этом сезоне играет со мной кэтчером. Он тоже состоит в футбольной команде «Кванджу», но получил разрешение пропустить сегодня игру, поэтому может быть здесь. Он сигналит подавать фастбол, но я качаю головой. Я уже пять таких подал, и этот парень каждый из них разгадал.
Я качаю головой снова и снова до тех пор, пока он не дает сигнал, которого я жду. Луис слегка меняет стойку, и мы достаточно долго играем вместе, чтобы я мог прочесть его мысли: «Ну, как знаешь».
Я ставлю пальцы на мяче, собираюсь, готовясь к броску. Это не коронная подача, и если у меня не выйдет, то получится большой жирный софтбол, и этот парень его разнесет. Я замахиваюсь и закручиваю изо всех сил.
Подача направлена прямо на середину планки, и бьющий принимает ее радостным торжествующим свингом. Но тут мяч меняет траекторию, уходит из зоны страйка прямо в перчатку Луиса. Стадион взрывается криками, а бьющий мотает головой, будто не может понять, что случилось. Я поправляю кепку и стараюсь скрыть удовлетворение. Этот слайдер я отрабатывал целый год.
Следующего бьющего я выбиваю тремя прямыми фастболами. Последний доходит до девяноста трех - самая быстрая на моем счету подача. В исполнении левши - неотбиваемая. За два иннинга я сделал три страйк-аута, два граунд-аута и длинный флайбол, который мог бы дать дабл, если бы правый филдер не поймал его в падении. Вот об этой подаче я жалею - мяч у меня не закрутился, - но в остальном я очень неплохо провел игру.
Я нахожусь в Петко-парке на стадионе «Сан-Диего Падрес» по случаю показательной игры, на которую пускают только по приглашениям. Отец настоял на моем участии, хотя до панихиды по Тэхёну всего час. Организаторы согласились, чтобы я подавал первым и ушел раньше, так что я пропускаю все обычные послеигровые ритуалы, принимаю душ, и мы с Луисом выходим из раздевалки искать папу.
Я уже вижу его, но тут меня кто-то окликает:
- Пак Чимин?
У направляющегося ко мне человека вид преуспевающий - другого описания не найти. Отличная одежда, отличная прическа, правильная доза загара и уверенная улыбка. Он протягивает мне руку:
- Джош из «Падрес». Я несколько раз говорил с вашим тренером.
- Да, сэр. Приятно познакомиться, - отвечаю я.
Отец улыбается во весь рот, будто получил ключи от «Ламборгини». Ему удается представиться Джошу, не пуская радостные слюни.
- Чертовски хороший слайдер у тебя получился, - хвалит Джош. - Прямо от планки ушел.
- Спасибо, сэр.
- И скорость фастбола хорошая. Ты здорово прибавил с весны, правда?
- Я старался. Наращивал силу руки.
- Большой скачок за короткий срок, - замечает Джош, и на миг это заявление повисает между нами как вопрос. Потом он хлопает меня по плечу. - Что ж, сынок, так держать. Приятно видеть у себя на радаре местного. Облегчает мне работу, меньше ездить. - Он улыбается, блеснув зубами, кивает на прощание папе и Луису и уходит.
«Большой скачок за короткий срок». Да, это так. От восьмидесяти восьми до девяноста трех миль в час за несколько месяцев - вещь необычная.
Отец всю дорогу до дома не затыкался, то напоминая мне о моих ошибках, то о Джоше. Но он в хорошем настроении, больше доволен появлением скаута «Падрес», нежели расстроен тем, что на мне кто-то чуть не сделал хит.
- Родные Тэхёна будут? - спрашивает он, подъезжая к «Кванджу». - Передай им мои соболезнования.
- Не знаю, - отвечаю я. - Может быть, это чисто школьное мероприятие.
- Шапки-то снимите, ребята, - напоминает отец.
Луис сует свою в карман футбольной куртки, и папа нетерпеливо барабанит пальцами по рулю, пока я снимаю шапку.
- Чимин, давай. Пусть это на улице, но все равно церковная служба. Оставь в машине.
Я слушаюсь его и выхожу, но, когда провожу пальцами по волосам и закрываю дверцу, мне хочется надеть ее снова. Я словно голый, а люди на меня уже и без того всю неделю таращатся. Будь моя воля, я бы поехал домой и провел спокойный вечер, глядя бейсбол с братом и бабулей, но пропустить панихиду по Тэхёну никак не могу: я один из последних, кто видел его живым.
Мы идем к толпе на футбольном поле, и в сообщении я спрашиваю у Чеён, где наши друзья. Она отвечает, что они в передних рядах, так что мы ныряем под трибуны, и я пытаюсь разглядеть их с боковых линий. Я смотрю на толпу и поэтому не замечаю девушку перед собой, пока чуть не натыкаюсь на нее. Она прислонилась к столбу и смотрит на футбольное поле, засунув руки в карманы свободной куртки.
- Извини, - говорю я и тут понимаю, кто это. - Лея, привет! Ты тоже туда?
В этот момент мне хочется проглотить язык, потому что вот чего не может быть, так это того, чтобы Лея Джексон пришла оплакивать Тэхёна. Она в прошлом году реально пыталась из-за него покончить с собой. Он написал, что она переспала с кучей новичков, и соцсети несколько месяцев не давали ей покоя. Она вскрыла себе вены и потом до конца года не ходила в школу.
- Ага, разбежалась, - фыркает она. - Земля ему булыжником. - Она смотрит на разворачивающееся действие, ковыряя землю носком ботинка. - Его никто на дух не переносил, но все держат свечки, будто это был мученик, а не урод со сплетнями.
Она не так уж не права, но я сомневаюсь, что сейчас время для такой честности. И все же я не пытаюсь защищать Тэхёна перед ней.
- Мне кажется, люди пришли выразить соболезнование. - Я пытаюсь говорить нейтрально.
- Лицемеры, - бросает она, глубже засовывая руки в карманы. Потом выражение ее лица меняется, и она вытаскивает телефон с хитрой гримасой. - Последнее видели?
- Последнее что? - спрашиваю я с неприятным ощущением под ложечкой.
Одна из лучших вещей в бейсболе - невозможность проверять телефон, пока играешь.
- По почте пришло обновление с «Тамблера».
Лея проматывает несколько картинок и протягивает мне телефон. Я неохотно его беру и смотрю на экран, а Луис читает у меня из-за плеча:
"Пора кое-что прояснить.
У Тэхёна была тяжелая аллергия на арахис - так чего бы не сунуть ему в бутерброд «плантерс» и делу конец?
Я за Ким Тэхёном наблюдал не один месяц. Все, что он ел, было завернуто в дюймовой толщины целлофан. Свою бутылку с водой он таскал повсюду и пил только из нее.
Но он десяти минут не мог провести, не глотнув. Можно сделать вывод, что, если ее не окажется под рукой, он будет вынужден пить простую воду из-под крана. И вот я ее взял.
Я провел много времени, думая, как добавить арахисовое масло в то, что пьет Тэхён. В каком-то замкнутом пространстве без питьевого фонтанчика. Класс мистера Чхве казался практически идеальным местом.
Мне тяжело было смотреть, как умирает Тэхён. Я не социопат. В тот момент, когда он так жутко покраснел и стал ловить ртом воздух... если бы я мог, то прекратил бы это.
Но я не мог. Потому что, понимаете ли, это я взял у него «ЭпиПен». И все до последнего «ЭпиПены» из медпункта."
У меня начинает колотиться сердце. Первый пост был достаточно неприятен, но этот - этот написан так, будто его автор был с нами, когда у Тэхёна случился приступ. Будто он один из нас.
- Ни хрена себе, - фыркает Луис.
Лея пристально смотрит на меня. Я, поморщившись, отдаю ей телефон:
- Надеюсь, найдут того, кто это пишет. Читать противно.
Она дергает плечом.
- Наверное, найдут. - И собирается уходить. - Веселого вам отпевания, ребята. А я пошла.
- Счастливо, Лея.
Я подавляю порыв уйти вслед за ней, и мы с Луисом продвигаемся вперед, пока не доходим до десятиярдовой линии. Я начинаю продвигаться сквозь толпу и наконец нахожу Чеён и наших друзей. Чеён дает мне свечку, зажигая ее от своей, и берет меня под руку.
Директор Гупта подходит к микрофону и постукивает по нему.
- Ужасная неделя для нашей школы, - говорит она. - Но как приятно видеть, что вы собрались тут сегодня.
Мне следует думать о Тэхёне, но голова забита другим. Я размышляю о Чеён, которая слишком сильно стискивает мне руку. О Лее, сказавшей то, что другие не осмелятся произнести вслух. О новом посте из «Тамблера» - размещенном как раз перед панихидой по Тэхёну. И о Джоше с его ослепительной улыбкой.
Большой скачок за короткий срок.
Конкурентные преимущества - они такие. Иногда они слишком хороши, чтобы быть правдой.
******
Pov Чонгук
Воскресенье, 30 сентября, 12.30
Моя кураторша испытательного срока не самая ужасная. Ей за тридцать, внешность ничего, с чувством юмора. Но со своими расспросами о школе она хуже зубной боли.
- Как твой экзамен по истории?
Каждое воскресенье мы сидим у меня на кухне. Стэн гуляет по столу, и это никого не смущает, потому что он ей нравится. Во время посещения Лопес, по традиции, папаша наверху. В ее обязанности входит проверить, достаточен ли надзор за мной. Что представляет собой мой родитель, она поняла с первого взгляда, но знает, что деваться мне некуда, а попечение государства может быть и похуже, чем жизнь с алкоголиком. Когда отца нет рядом, легче делать вид, что он вполне годный опекун.
- Прошел, - отвечаю я.
Она терпеливо ждет продолжения. Не дождавшись, задает вопрос:
- Ты занимался?
- Мне вроде как не до того было, - напоминаю я.
Она слышала историю Тэхёна от друзей-копов, и первые полчаса после ее прихода мы об этом и говорили.
- Понимаю. Но не отставать в школе - это важно, Чонгук. Входит в условия.
Про это условие она напоминает каждый раз. Корея ужесточает борьбу с наркопреступлениями несовершеннолетних, и она считает, что мне повезло попасть на испытательный срок. Если ее отчет будет негативным, я могу вновь оказаться перед разозленным судьей. А наркота вполне может потянуть на малолетку. Так что утром каждого воскресенья, до ее прихода, я собираю все непроданные наркотики и одноразовые телефоны и засовываю их в сарай нашего соседа, который давно выжил из ума. На всякий случай.
Лопес протягивает ладонь Стэну, который ползет к ней и на полпути теряет интерес. Она берет его и кладет себе на руку.
- А как в остальном твоя неделя? Расскажи что-нибудь позитивное.
Она всегда это говорит, как будто жизнь полна возвышенной ерунды, и я могу ее накапливать и докладывать о ней каждое воскресенье.
- Играл в «ГТА», выиграл три тысячи.
Она закатывает глаза. У меня дома она это часто делает.
- Что-нибудь еще. Насколько ты продвинулся к своим целям?
Боже мой, «к своим целям»! На первой встрече она заставила меня составить список. Не то чтобы мне в нем что-то было не пофиг - просто я знал, что она хочет услышать насчет школы и работы. И друзей, которых, как она поняла, у меня сейчас нет. Есть такие, с которыми я развлекаюсь, есть кому продаю, есть кого трахаю, но никого из них другом бы я не назвал.
- В смысле целей неделя получилась медленная.
- Ты смотрел ту брошюру «Алатина», которую я тебе оставила?
Нет, не смотрел. Не нужны мне брошюры, рассказывающие, как это плохо, когда твой единственный родитель пьет, и уж точно мне не нужно разговаривать об этом с компанией нытиков в каком-нибудь церковном подвале.
- Ага, - вру я. - О ней как раз и думаю.
Не сомневаюсь, что она видит меня насквозь - не дура. Но тему не развивает.
- Приятно слышать. Возможность поделиться опытом с другими ребятами, у которых родители страдают тем же, иногда преображает человека.
Надо отдать Лопес должное: она не падает духом. Если бы нас окружали ходячие мертвецы в зомби-апокалипсисе, она бы и в этом сумела найти положительные моменты. «Твои мозги все еще у тебя в черепе, так ведь? Тоже способ бороться с судьбой!» Ей бы хотелось хоть раз услышать от меня что-то положительное. Типа как я провел вечер пятницы с Лалисой Манобан, нацелившейся на «Лигу плюща», и не опозорился. Но я не стану начинать этот разговор с сотрудницей полиции Лопес.
Сам не знаю, зачем я туда заявился. Мне было неспокойно, я смотрел на викодин, оставшийся после раздачи, и думал, не попробовать ли - узнать, о чем весь этот шум. Я никогда не ступал на эту дорогу, потому что не сомневаюсь: все кончится тем, что я буду лежать в отключке рядом с папашей, пока нас не выставят на улицу за неуплату ипотеки.
Так что вместо этого я поехал к Лалисе. Не ожидал, что она выйдет и пригласит меня зайти. Слушать, как она играет на рояле, было даже как-то странно. Ощущение... почти покоя.
- Как там переживают смерть Тэхёна? Похороны уже были?
- Сегодня. Школа прислала письмо. - Я смотрю на часы микроволновки. - Примерно через полчаса.
Она резко поднимает брови.
- Ты должен пойти, Чонгук. Это будет правильно. Почти его память. Это, кстати, будет полезно для снижения посттравматического эффекта.
- Спасибо, не хочу.
Она прокашливается и сурово смотрит на меня.
- Сформулируем иначе. Ты пойдешь на эти чертовы похороны, Чон Чонгук, или в следующем рапорте я не буду смотреть сквозь пальцы на твои пропуски занятий. Я поеду с тобой.
Вот так я и оказался на похоронах Ким Тэхёна со своим куратором из полиции.
Приезжаем мы поздно. Церковь Святого Антония уже битком, и мы едва находим место на последней скамье. Служба еще не началась, но разговоры стихли, и когда сидящий перед нами старик кашляет, по всей церкви разносится эхо. Запах ладана возвращает меня в среднюю школу, когда мама каждое воскресенье возила меня к мессе. С тех пор я ни разу не был в церкви, но здесь ничего не изменилось: красные ковры, блестящее темное дерево, высокие цветные витражи. Отличие только одно: здесь сейчас полно копов.
Они не в форме, но я их вычислил. И Лопес тоже. Постепенно некоторые начинают поглядывать в мою сторону, и у меня возникает параноидальная мысль, что Лопес заманила меня в ловушку. Но на мне ничего нет, так чего они пялятся?
И не только на меня. Я вижу, как они смотрят на Лалису - она сидит в передних рядах с родителями, на Чимина и ту блондинку - она устроилась в середине, с подругами. У меня начинает неприятно покалывать затылок. Тело напрягается, готовое метнуться, но Лопес кладет ладонь мне на руку. Она ничего не говорит, но я остаюсь сидеть.
Некоторые толкают речь - я никого не знаю, кроме этой готской девицы, которая всюду таскалась за Тэхёном. Она читает какое-то странное раскатистое стихотворение, и голос у нее все время дрожит.
"Умирает прошедшее, и настоящее с ним, -
Я собой их заполнил и опустошил,
А ныне собой заполняю ближайшую щель в грядущем.
Ты, кто слышит меня! Тайной ли хочешь со мной поделиться?
Неотрывно смотри мне в лицо, пока воздух ночной я вдыхаю
(Только будь честен - ведь нас никто не услышит,
я же с тобою
Могу провести лишь минуту).
Противоречу ль себе я?
Да пусть его - хоть бы и противоречил.
(Ведь я так огромен - в себе я вмещаю столь многих)...
Ты успеешь ли высказать все, пока не отправился в путь я?
Или заговоришь, когда будет уж слишком поздно?..
Словно ветер, я улетаю, и белые кудри волос развеваю
Вослед уходящему солнцу,
Плоть морскими волнами вздымаю, пластаю кружевом пены в прибое.
Липкой грязи себя завещаю - и да прорастут сквозь меня
Мои любимые травы,
Если вновь повидаться захочешь, ищи меня
Под каблуками своих сапог.
Ты, конечно, меня не узнаешь, не услышишь беззвучного слова,
Но я все равно одарю тебя добрым здоровьем,
Крови ток укреплю и очищу.
Если же сразу меня отыскать не сумеешь - не оставляй попыток;
Нет меня здесь - ну, а ты поищи там и сям.
Помни: где-нибудь все же стою я, тебя ожидая."
- «Песня о себе», - говорит вполголоса Лопес, когда девушка замолкает. - Интересный выбор.
Снова звучит музыка, потом опять чтение, и наконец все заканчивается. Священник сообщает, что похороны будут закрытыми - только для родственников. Меня это устраивает. Мне никогда в жизни не хотелось так откуда-нибудь смыться, и я готов стартовать раньше, чем процессия пройдет по проходу, но Лопес снова кладет ладонь мне на руку.
Группа старшеклассников выносит из дверей гроб Тэхёна. За ними пристраиваются человек двадцать в темном, в конце - мужчина и женщина, держащиеся за руки. У женщины тонкое треугольное лицо, как у Тэхёна. Она смотрит в пол, но, когда проходит мимо нашей скамейки, встречается со мной глазами - и не успевает подавить яростный всхлип.
Проходы заполняются людьми, кто-то боком продвигается к нам с Лопес. Это коп в штатском, пожилой мужик со стрижкой ежиком. Он улыбается, будто мы с ним знакомы.
- Чон Чонгук? - спрашивает он. - У тебя найдется пара минут, сынок?