Встреча 3
И все же, что-то общее между Мироном и Тайлером Дёрденом есть. Тайлер стремится к саморазрушению, которое граничит с безумием и хаосом. Он грамотный оратор, идейный вдохновитель, человек, который кричит во все горло, что пора прекращать притворяться и быть тем, кем вы являетесь, а не пытаетесь быть. Самосовершенствование удел слабых, а вот саморазрушение именно то, ради чего стоит жить.
Честно, книга читалась трудно, особенно в руках школьницы, но захватила с первых страниц. Я тогда училась в классе десятом, наверное, и основной посыл книги и фильма, поняла только сейчас.
Когда я шла по стационару, прокручивала многие сцены фильма в голове, сопоставляя их с Мироном. Да, определенно что-то в этом есть. Только точно не могу сказать, что я Марла. Я не хочу быть триггером. «Без Марлы Тайлер был бы ничем».
Виктор Олегович сидел у себя в кабинете, писал рецепты на психотропные вещества, он сегодня был на ночном дежурстве и очень сильно вымотался. Это заметно по большим синякам на глазах и усталому взгляду. Я тихо присела на стул и молча, ждала его поручений.
— Доброе утро, Василиса. — он поднимает глаза с рецептов и улыбается мне. — Как настрой? Сходила вчера к другу Фёдорова?
— Доброе утро. — слегка улыбаюсь и достаю телефон. — Да, сейчас включу запись.
Мы прослушали краткий диалог между мной и Иваном. Витек дернул плечами и вздохнул.
— Вообще, удивительно, что он пошел на контакт. Иван действительно дорожит им.
— Да, но не знаю, насколько хорошая идея, чтобы они встретились. — я убираю телефон и озадаченно смотрю на врача. — Не дай бог их встреча только усугубит состояние.
— Пока не время, верно. Это пока что - вопрос перспективы на будущее.
Мы какое-то время молчим, каждый погруженный в свои мысли. Виктор выдыхает и вдруг улыбается.
— У меня дежурство в субботу будет. Не хочешь присоединиться? — он убирает рецепты и встаёт со своего места. — Я не настаиваю, но если придешь к вечеру и на ночь, я могу дать тебе дополнительный день выходного.
Я встаю вместе с ним.
— Звучит заманчиво. — когда мы покинули кабинет, я стала представлять, что такое ночное дежурство в подобном отделении.
До этого я работала на скорой помощи, имею представления о том, что такое работа сутками и ночами, но тут другое. Наверное, ночью здесь спокойнее, чем в приемнике любой городской больницы, в которую мы привозили бомжей или бабушек с высоким давлением. Тут же, вероятнее всего, придется всегда быть настороже, вдруг у кого-то начнется припадок или приступ, быстрое реагирование и ликвидация кульминации.
Мы совершили утренний обход, оставив напоследок триста четырнадцатую палату.
Когда мы зашли, Мирон дочитывал «Бойцовский клуб». Он ловит мой взгляд и делает закладку, отодвигая книжку от себя.
— Док. — кивает Виктору Олеговичу. — Василиса.
— Приветствую, Мирон. — Витек берет стул и садится рядом с пациентом. Федоров в хорошем расположении духа; у него порозовели щеки, привычный тремор рук практически исчез, он даже улыбается. — Сегодня солнечная погода, не находишь?
Мирон переводит взгляд на окно и согласно кивает. Светит яркое солнце, на улице тепло, природа расцвела. Когда я иду к больнице, чувствую настойчивый запах яблок-ранеток, этот аромат кружит мою голову.
— Хочешь сегодня прогуляться?
— А уже можно? — вдруг спрашивает Мирон и Виктор согласно кивает. — С большой радостью.
— Василиса составишь Мирону Яновичу компанию? — доктор поворачивается ко мне, а я отвечаю большим удивлением на его предложение. Но тут же смываю с лица эту эмоцию и киваю.
— Отлично, после обеда Василиса зайдет за Вами.
***
Я очень нервничала, если честно. Разумеется, мы будем на улице под присмотром; по периметру площадки для прогулок есть охрана, если вдруг что-то пойдет не так, Федорова моментально скрутят. Но мне хочется верить и надеяться, что ничего такого не произойдет. Что прогулка пройдет замечательно.
Когда я подошла к его палате, он надевал футболку, и я заметила множество татуировок, которые покрывали его тело. К сожалению, до этого у него была белая кофта с длинными рукавами и я даже представить не могла, сколько прекрасных татуировок она прячет. Всегда хотела тату, но так и не решилась на столь серьезный шаг; черт, я такая трусиха. Мирон оборачивается и ловит мой завороженный взгляд.
— Пошли уже, Лисенок. Мне нужен кислород. — он взял две бутылки воды, отдавая одну мне. Я поправила белый халат и пошла за ним.
Когда мы вышли на площадку, я заметила несколько пациентов, которые шли вместе с медсестрами, а также трое охранников. Прогулки, как сказал мне Виктор Олегович, большое поощрение. Если пациент хорошо себя ведет, идет на контакт со своим врачом и на терапию положительно откликается, то ему разрешается гулять каждый день, днем и вечером. Далее выдается разрешение на посещение близких людей, что очень важно, ведь поддержка и неравнодушие для больных – большая мотивация стараться.
Подул легкий ветерок, напоминая, что мы живем в прекрасном городе на реке Неве. Я неловко перебирала пальцами по бутылке, Мирон смотрел на небо и брел рядышком.
Когда он начинал разминаться, я присела на скамейку под яблоней, в теньке было замечательно. Никогда не любила жару, а сейчас один из тех дней, когда было душновато. Халат пришлось расстегнуть. Вытянув ноги перед собой, я опустила взгляд на свои кроксы. Не заметила, как Мирон сел рядом.
— О чем думаешь? — слышу его голос. Оторвав взгляд, встречаюсь с его голубыми глазами и вдруг смотрю на татуировку с «Черным адвокатом».
— О том, что не смотрела Бандитский Петербург, но почему-то знаю кто это. — указываю на правое плечо парня.
— Ты серьезно? Тебе не стыдно? — он усмехается, потом вдруг смеется. — Боже, это срочно надо исправлять. Срочно сегодня вечером начинай просмотр и рассказывай мне о просмотренном.
Когда он улыбается, мне тоже хочется улыбнуться в ответ. У таких людей улыбка заразительна.
— Хорошо! — улыбаюсь. — Сегодня же начну.
— А «Над пропастью во ржи» читала?
— Конечно, это же классика.
— Слава богу. — он делает глоток воды и закрывает глаза.
Какое-то время мы молчим, я тоже закрыла глаза и старалась успокоить свое бешеное сердцебиение.
— Я правда хочу излечиться. — вдруг произносит он. — Я хочу стать нормальным. Хочу жену и ребенка, но боюсь, что мои проблемы могут, передастся ребенку. Поэтому... Скорее всего детей у меня не будет, но я хочу. Хочу спокойной жизни, хочу, чтобы близкие люди простили меня, хочу, чтобы док назначил мне такую терапию, чтобы я никогда не сорвался больше.
Я поворачиваю голову к нему и вновь встречаюсь с ним взглядом. Меняю положение, чтобы быть в пол поворота к нему и беру его за руку.
— Мирон, это все будет лишь тогда, когда вы примете себя. Примете свою болезнь и начнете жить с ней. — я стараюсь подбирать слова, не хочу спугнуть его, не хочу быть грубой по отношению к нему, потому что знаю, как иногда это бывает больно. Хочу сказать ему про Ивана, но понимаю, как это ужасно будет. Это разрушит его, пошатнет, эти слова станут непомерной ношей для него. — Я верю, что то, через что вы сейчас проходите, это возможность, за которую надо вцепиться руками и брать от нее все.
— Я же просил на «ты». — он отводит взгляд. — Возможно, да. Ты права. — сжимает мою ладонь в ответ и не отпускает. Она такая теплая, в отличие от моей ладони. — Неужели ты замерзла в такую жару?
— У меня всегда руки и ноги холодные, зато сердце горячее. — улыбаюсь ему и получаю ответную улыбку.
— Охотно верю, Василиса.
Когда прошел час, мы вернулись обратно в палату, Мирону необходимо проставить капельницы и произвести антропометрические записи (рост, вес, окружности груди, живота и прочее). Важна динамика процесса. Необходимо, чтобы он набирал вес, приходил в себя, разговаривал с психотерапевтом и Виктором Олеговичем. Утром его опять ждет забор крови и мочи, чтобы выявить наличие запрещенных препаратов. Если «детокс» прошел успешно, то ему будут назначать лечение. Так же Виктор Олегович, сказал, что он пройдет несколько УЗИ, чтобы не было нарушений со стороны почек, печени, сердца. Тогда ему будут пробовать давать монотерапию либо нормотимиками, либо добавят к ним антидепрессанты. В течение десяти дней будут контролировать результат и корректировать, если что-то пойдет не так. И в течение трех-четырех дней отпустят, под контроль амбулаторного психотерапевта. Так он будет делать на протяжение года и если Мирон добьется стойкой ремиссии, то велика вероятность, что прием препаратов полностью отменят. И тогда все его «хочу» станут явью.
Я пришла в кабинет к Витьку, рассказала о нашей прогулке и он меня похвалил, ведь Мирон открывается мне. Психотерапевт говорит, что у Федорова есть шансы. У каждого есть шанс и это потрясающе.
Когда я вернулась домой, то начала смотреть «Бандитский Петербург», запоминая все моменты, чтобы пересказать их Мирону.