Странная жизнь или месть с чувством любви. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Кристалл давно погибла — нежное, обожавшее его дитя, которому так мало было отмеряно. Стала бы она его по-прежнему боготворить, узнай она о его неустанной охоте за предметом мести, которую он сам провозгласил борьбой за справедливость? Вряд ли. Почему-то теперь, когда он пытался представить себе лицо своей младшей сестры, он видел Шинни, ее огромные глаза, смотревшие на него в ожидании страшного удара. И он не мог сделать этого. Кристалл умерла, и пусть себе покоится с миром. Шинни была жива, Шинни была рядом, и он сделал свой выбор.

Повисла долгая, мучительная пауза. Шинни взглянула в его далекие, непроницаемые глаза. Их взгляды встретились. И вдруг его рот растянулся в кривой, не лишенной самоиронии улыбке.

— Не надо, — сказал он, беря дрожащую руку Шинни своей ледяной рукой. — Он сам с нами свяжется. Через год в это же время.

Отец Грюг ничего не понял, но радостно закивал.

— Он, наверное, и сам сожалеет, что не увиделся с вами.

— Это вряд ли, — возразил Тимми и крепче сжал ее руку. — Идем, Шинни.

— Подождите-ка… А вы, случаем, не Шинни Свон? — спросил священник.

— Да, — хрипло подтвердила она.

Отец Грюг засиял:

— Какая удача! Отец Патрик оставил кое-что для вас. Он говорил, что собирался отдать это вам вчера, но забыл. Сейчас, минуточку… — Порывшись в карманах, он вытащил небольшую цветную коробочку размером не более пачки сигарет. — Вот, держите. Хорошо, теперь мне не придется нарочно ехать к вам. Хотя — для Патрика все, что угодно. Мы с ним вместе учились в семинарии, четырнадцать лет назад. Более порядочного и доброго человека я не встречал. Мне будет его недоставать, — вздохнул священник, поправляя очки на носу.

— Он вам заплатил, чтобы вы это сказали? — проворчал Тимми.

От изумления отец Грюг едва не выронил коробку, которую протягивал Тимми.

— Что, простите?

— Да ничего, шучу просто, — улыбнулся Тимми. — Удачи вам в новом приходе, святой отец. –И он потащил Шинни прочь.

— А если Патрик свяжется со мной, передать ему от вас привет? — окликнул их отец Грюг.

— Передайте, святой отец! — насмешливо крикнул Тимми. — Скажите, что Тимми Миллер желает ему всего хорошего. Идем, Шинни.

По пути из терминала он не сказал ей ни слова, лишь еще раз сжал ее руку, прежде чем завести двигатель. Затем он положил коробку ей на колени и дал газу. Они приехали в уединенную бухту, где он учил ее плавать с трубкой. На стоянке он выключил зажигание и сел, уронив руки на руль и откинувшись на спинку кресла. В его мощном красивом теле по-прежнему ощущалось напряжение. Она сидела неподвижно, не зная, что сделать и что сказать, чтобы прервать молчание.

И вдруг он вздохнул, и с этим вздохом, казалось, весь гнев и тяжесть оставили его. Он повернул голову и взглянул на нее с теплой и доброй улыбкой, светящейся в его карих глазах.

— Я тоже тебя люблю, — просто сказал он.

Он обнял ее, а она прижалась к нему ласково и доверчиво, как ребенок. Или влюбленная женщина.

Они целую вечность не размыкали целебных объятий, купаясь в волнах облегчения и любви. Ей захотелось обнять его крепче, и она подвинулась на сиденье, и тогда коробка упала с ее колен на пол. Он медленно и неохотно выпустил ее, кивая на коробку:

— Может быть, откроешь?

Ей было страшно притрагиваться к подарку Майкла. Она не хотела, чтобы он снова встал между ними.

— Давай, Шинни, — подбодрил он ее, ласково поглаживая по затылку, — все нормально. Наверняка там еще одна бабочка.

Ее непослушные пальцы долго возились с ленточкой, нервно рвали обертку.

— Наверное. Он мне их двадцать лет посылал. — Сняв крышку, она удивленно уставилась внутрь. — О, Тимми…

Он взглянул — в коробке уютно устроились две хрустальные бабочки, изображающие танец любви. Он обнял Шинни за плечи и привлек к себе. Она блаженно положила голову ему на грудь, держа бабочек в ладони.

— Значит, Майкл одобряет, — тихо проговорил он.

— Похоже, — улыбнулась она.

Она еще немного полюбовалась бабочками, затем убрала подарок в коробку и обернулась к нему с такой любовью и радостью, что у него захватило дух.

— Едем домой, Тимми.

— Да, — сказал он. — Едем домой.