Глава 18
Даша
— Ты что-то совсем печальная последние дни.
Мама откладывает в сторону телефон, смотрит на меня. Мы сидим на диване в гостиной.
— Нормальная, — жму плечами и неосознанно впиваюсь ногтями в ладошку.
Если честно, то эта неделя сильно поистрепала мою нервную систему. Я хоть и делала вид, что ничего сверхъестественного не замечаю и мне абсолютно плевать на так называемый бойкот, тем не менее в душе было не просто гадко, я никогда ничего подобного и не испытывала. Какое-то щемящее отчаяние.
Малышенко придумала очередную игру, в которую мои одноклассники решили с удовольствием сыграть. Ни у кого даже вопросов не возникло, за что она так со мной. Никому в голову не пришло пойти ей наперекор. Никто не вспомнил, что я всегда всех выручала. Никто…
Каждый вцепился в свою шкуру и боялся ее хоть как-то покоцать.
Последней каплей стало то, что сегодня в душевой мне сказала Малышенко о Вере.
Она была единственным человеком, в кого я продолжала верить всю эту неделю, а по факту она предала меня раньше остальных. Мы с ней это еще не обсуждали, но почему-то я безоговорочно поверила Вилке. Какой смысл ей вообще теперь врать? Да и за Верой в последнее время я действительно замечала странности.
Она меня словно и до этого бойкота уже избегала. Глаза прятала.
Глаза прятала, а в лицо правды не рассказала. Не предупредила. Я бы поняла. Малышенко могла ее запугать. Я в это верю. Но все равно не понимаю, почему она мне не сказала. Я бы сделала вид, что не знаю, но была бы осведомлена и вооружена…
Мама продолжает внимательно меня рассматривать, а я понимаю, что прячу от нее взгляд, как Вера от меня. Родители вернулись еще в середине недели. Привезли бабушку. Теперь она живет у нас, в гостевой комнате на втором этаже. Ей наняли сиделку, но она словно специально доводит эту женщину изо дня в день и делает упор на то, что было бы неплохо, чтобы у ее кровати сидела мама. Мол, она же дочь, обязана и прочее…
Честно говоря, звучит ужасно. Особенно если учесть, что мама у бабушки, как ребенок, всегда была на третьих ролях. А сегодня утром я случайно подслушала, как папа в присущем ему ледяном тоне отчитал бабушку, да так, что у меня чуть уши в трубочку не свернулись. Честно говоря, атмосфера у нас дома еще никогда в жизни не была настолько нервной. Воздух просто пропитан агрессией.
Вот и получается, что и дома все пошло по одному месту, и в школе.
— Ты мне врешь, — мама печально улыбается и подсаживается ближе. Сжимает мою ладонь в своей. — Я знаю, что дома у нас сейчас не самые лучшие времена, Даша. И мне самой очень и очень жаль, что все вот так получается.
— Мне кажется, что бабушке нравится тебя доводить, — все же смотрю маме в глаза. — Она будто специально к нам напросилась, чтобы испортить всем жизнь, — всхлипываю.
Если раньше я от любой непогоды во внешнем мире могла спрятаться дома, то теперь у меня забрали эту возможность.
— Это ненадолго, моя Фиалочка, — мама гладит меня по голове.
— Я слышала, как папа сказал, что она тобой манипулирует, мам.
— Так и есть, наверное, — мама вздыхает. — Но и бросить ее одну я тоже не могу. Найти сиделку даже у мамы в деревне не проблема. Но у нее серьезная травма, а хороших врачей там нет.
— Я знаю, — поджимаю губы, едва сдерживая слезы.
Все смешалось. Я уже сама не понимаю, с чем связаны мои слезы. С тем, что дома стало плохо, или с тем, что в школе стало просто ужасно. Все из-за Малышенко. Как только она появилась, моя жизнь и правда начала медленно превращаться в ад. Я жутко перенервничала. До сих пор чувствую ее пальцы на своей шее. Не знаю, как у меня хватило смелости вообще ей что-то говорить. Ведь морально меня очень подкосило из-за этого бойкота. Но правда в том, что я говорила с ней искренне. Мне ее жаль. С ней действительно что-то не так. Люди не могут быть вот такими просто потому, что так решили. Это за них кто-то решил. Подтолкнул. Спровоцировал. Малышенко именно такая. Трусливая и слабая. Не смогла пойти наперекор легкому пути. Не смогла…
— Даша, — мама обхватывает ладонями мои щеки, — не плачь, — прижимает к себе и гладит по спине. — Все будет хорошо. Не обращай на бабушку внимания.
— Ага.
— Я всегда с тобой и очень тебя люблю.
Слышу мамин шепот. Улыбаюсь.
— Откуда опять синяк?
Отрываюсь от мамы, вытираю слезы с щек. Размываю их по лицу и смотрю на свое колено. Это Варька постаралась. Подружка Пономаревой. Специально толкнула меня на физре, а потом еще и подножку подставила. Марат быстро материализовался рядом и отогнал этих гиен. Я сначала решила, что это Малышенко им приказала, но потом поняла, что ее вообще в зале не было. Она прогуляла урок.
— На физре грохнулась.
— Горе ты мое. Давай я тебе мазь принесу.
— Давай.
* * *
Утром папа отвозит меня в школу лично. Без водителя. Мы болтаем всю дорогу.
В гимназию захожу с опаской, но не успеваю переступить порог, как меня зовет Антон. Улыбается. А буквально вчера держался на расстоянии. В классе происходит то же самое. Все со мной здороваются, улыбаются. Прямо как раньше.
Ну да, Ви же сказала, что все станет как было. Вот и стало. У одноклассников не хватает духа идти против Малышенко, не хватает совести улыбаться мне в лицо после всего.
Занимаю свое место и вытаскиваю тетрадь. Звонок уже прозвенел, но учитель еще не пришел.
— Так, я не поняла, Варька где? — верещит Пономарева. Ее любимой фаворитки и правда до сих пор нет.
— Варвара у нас больше не учится, — оповещает заходящая в класс Марта.
— В смысле? — Лиза выпучивает глаза. — Че за прикол?
— Ее родители еще утром забрали документы из гимназии, — поясняет классная.
Лиза хлопает своими глазищами, ребята начинают шушукаться, все в шоке.
Перевожу взгляд на Вилку. Все удивлены. Все, кроме нее. Она словно и так знала, что Вари сегодня не будет. Ни сегодня, ни когда-либо еще.
Пялюсь на нее, пока она не поворачивает голову. Сталкиваемся взглядами. Ви берет телефон, что-то набирает, а на мой сразу после этого падает сообщение. Чувствую, как холодеют кончики пальцев. Открываю это послание.
«Как твоя коленка?»
Откуда она знает? Ее же даже на физре вчера не было…
Моргаю. Поднимаю голову. Замечаю Малышенковскую ухмылку. Мгновенно сопоставляю происходящее. Вчера Варя толкнула меня в спортзале, я разбила колено. Сегодня ее родители забрали документы из школы, а Малышенко интересуется, как моя нога?
Быстро печатаю:
«Это ты сделала?»
Ответ приходит мгновенно:
«Она нарушила правило. Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Даша».
* * *
Напрягаюсь пуще прежнего. Холодеют теперь не только пальцы, все тело покрывается корочкой льда, образуя вокруг меня кокон. Стеклянный, заглушающий посторонний шум. Звуки вокруг смазываются. Предельно четко и громко я слышу лишь биение собственного сердца. Оно колотится, как птица в клетке. Хочет вырваться на свободу из того кошмара, в который его погрузили. Какой-то месяц, а моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Могла ли я вообще когда-нибудь подумать, что такое возможно?
Нервно скребу ногтями по ноге под партой. Снова смотрю на Вилку. Теперь украдкой. Так, чтобы она не заметила. И она не видит. Отвлекается на мобильник. Ухмылка на ее лице все еще присутствует.
Тебя нельзя трогать. Никому нельзя трогать, Даша!
Это послание набатом звучит в голове. Что она имеет в виду? Что вообще происходит?! Она сошла с ума окончательно? Эта ее фраза отлично подойдет какому-нибудь маньяку. Может быть, Малышенко — психопатка? Самая настоящая психопатка…
Весь урок дергаюсь. Жду звонка как манны небесной.
Уровень тревоги достигает каких-то космических размеров. Улыбающиеся одноклассники кажутся подозрительными. Это очередной план? Ви что-то задумала, а они снова ей подыгрывают? Сколько это будет продолжаться? Может быть, мне по примеру Вари, просто сменить школу и избавиться от проблем? От Малышенко избавиться, потому что все мои проблемы начались с ее появлением. Чтоб она провалилась!
Бросаю взгляд на Веру. Нас рассадили в том году, но, так как Малышенко пришла первая и уселась за мою парту, я сегодня решила сбежать на соседний ряд. Находиться с ней так близко сегодня выше моих сил. Я до сих пор не отошла от того, что произошло в душевых. Как ни старалась быть сильной там, морально я уничтожена. Поэтому сижу одна. Мельникова — с Марком.
Встречаемся с Верой глазами случайно. Вижу, как она вздрагивает, как краснеет, и именно в этот момент вся моя тревога трансформируется в злость. Как она могла? За что?
Неотрывно смотрю на нее. Прямо в глаза. Пристально. Не моргая.
Наблюдаю за тем, как ее алые щеки белеют. Вера поджимает губы, вцепляется в свою тетрадь, а потом не выдерживает и отводит взгляд. Прячет свои бесстыжие глаза.
Тяну подбородок к потолку. Дышу через нос, а из ушей вот-вот пар повалит.
Необъяснимо для себя самой снова смотрю на Вилку. Она это чувствует. Поднимает глаза и расплывается в нахальной улыбке. Поворачивает голову в сторону Веры, и ее улыбка становится шире. Такая откровенная издевка на ее лице в этот момент, что хочется запустить ей в башку книгой.
— Изыди, — произношу себе под нос, сжав пальцы в кулаки.
— Так, все помнят, что через три дня у нас каникулы, на которых мы всем классом едем в Петербург?
Голос Марты отрывает от размышлений.
Отгоню этого демона в другой раз. Концентрирую все свое внимание на классной.
— Двое суток мы с вами пробудем в Северной столице. Отель уже забронирован, экскурсионная программа утверждена. Мама Лейлы Сафиной поедет с нами от родительского комитета. Списки необходимых вещей выдам на классном часе по окончании четверти.
— Марта Витальевна, — Беляков тянет руку, — а че за отель? Нормальный же?
— Да-да, хочется знать заранее, — подключается Пономарева, — чтоб была возможность забронировать себе что-то получше, — хихикает.
Мои глаза от ее дурацкого смеха, как у гиены, закатываются непроизвольно.
— Лиза, — Марта бросает на Лизу строгий взгляд. — Место проживания согласовывалось с родителями, не с вами, — обращается уже ко всему классу.
— Ну хоть номера-то отдельные у всех будут? — Лизка цокает языком, разглядывая свой маникюр.
— Для тебя мы сделаем исключение и поселим в трехместный номер, Пономарева, — хохмит заглянувший в класс вровень со звонком физрук.
Перед глазами сразу встает тот вечер, когда он и наша классная обжимались в спортивном корпусе.
— Можете идти, — тут же тараторит Марта. Нервничает?
Сгребаю в сумку все свои вещи и топаю на выход из класса. Когда прохожу мимо Веры, слышу ее тихое «привет», но молча прохожу мимо. Марат нагоняет меня уже в коридоре. Замедляется, поравнявшись.
— Ты как? — легонько толкает своим плечом в мое.
— Лучше всех, — улыбаюсь. — Ты же в Питер едешь? — решаю сменить тему.
— Ага.
— Тогда живем в соседних номерах.
— Договорились, — Марат кивает с улыбкой.
Спускаемся этажом ниже. Слышу, как у Малышенко звонит телефон. Вижу высветившееся имя на экране — «Тая» — и тут же отстаю от него. Марат уходит вперед, приложив смартфон к уху.
В какой-то момент замедляюсь настолько, что останавливаюсь посреди дороги, врезаясь в кого-то спиной прямо на выдохе.
— Прости…
Поворачиваюсь и, естественно, вижу перед собой Вилку.
— Изыди, — чеканю сквозь зубы.
— Привет, — взмахивает рукой, словно мы впервые за сегодня увиделись.
— Чего тебе? — отворачиваюсь и начинаю шагать. До класса нужно еще преодолеть как минимум половину коридора.
— Судя по всему, — стреляет глазами через плечо в плетущуюся позади Веру, — дружбе конец?
— Не твое дело. Чего ты ко мне пристала, а? Скучно?
— Угадала, — щелкает пальцами. — Тоска смертная.
— Отлепись от меня, Малышенко. Просто от-ле-пись!
Виолетта делает задумчивое лицо, смотрит на меня сверху вниз, хмурится, а потом качает головой.
— Не.
— Попробовать стоило, — вздыхаю.
— Есть идея получше. Давай дружить, Даша.
* * *
Ви переходит на вкрадчивый шепот. На ее лице в этот момент проскальзывает улыбка, в искренности которой я сильно сомневаюсь.
Дружить? Серьезно? Она предлагает мне дружить? Считает меня беспросветной дурочкой? Думает, я поведусь? Думает, что сможет в очередной раз надо мной поиздеваться? Ни в жизни больше. Не позволю. Задушу ее, но никогда, ни за что не ввяжусь больше в ее авантюру.
— Ты нормальная?
Останавливаюсь. Внимательно ее рассматриваю. Она совсем там уже чокнулась?
— После всего ты предлагаешь мне дружбу? — Ускоряюсь.
Страх пропал, на удивление. Малышенко меня не пугает сейчас. Бесит дико, пристукнуть ее хочется, а не бояться.
Ви не отстает. Ускоряется следом.
— После чего, Даша?
Ее вопрос звучит так, будто она и правда не понимает. Не осознает, что планомерно превращала мою жизнь в какой-то малобюджетный триллер все это время. Ей не стыдно и уж тем более не жаль, что она так себя вела. Скорее всего, она вообще не считает, что делала что-то плохое.
— Ты устроила мне бойкот, выгнала на поле с собаками, — загибаю пальцы, — шантажировала Веру, чтоб ее. Толкнула меня в бассейн, выставила дурой перед директором, испортила мое свидание, и все это за какой-то месяц!
Голос повышаю неосознанно. Эмоции через край бьют. Выплескиваю их с легкой руки, высказываюсь, ощущая освобождение. Я столько дней держала все это в себе, а теперь вот озвучиваю первоисточнику всего этого бреда.
— Я могу извиниться, — она расплывается в улыбке, огибает меня стороной, оказываясь перед лицом. Теперь она идет спиной вперед. Прямо передо мной шагает.
— Обойдусь. Все, что ты можешь, это сделать вид, что мы не знакомы, Малышенко.
— Повторюсь, — замедляется, — так не пойдет, Даша.
Мое имя из ее уст звучит как-то иначе. Слышу это отчетливо, но, в чем подвох, не понимаю.
— А мне нет до этого дела!
Вижу открытую дверь кабинета и ныряю в класс. Ви заходит следом, оторваться от нее не выходит даже на пару шагов. Звенит звонок. Оглядываюсь. Вера уже сидит за нашей партой. К горлу от мысли, что мне придется сесть с ней рядом, подкатывает тошнота. Пока я не готова с ней коммуницировать. Должно пройти время. Сейчас моя обида на нее слишком сильна, и я выбираю тактику игнорирования. Ничего ей не объясняю, но она явно уже обо всем догадалась сама. Объясниться передо мной она по-прежнему не спешит.
Пока я соображаю, куда можно присесть, Ви резко тянет меня за руку в сторону последней парты и толкает к окошку.
Возмутиться не успеваю, потому что в класс заходит алгебраичка.
— Садитесь.
Моргаю. Слышу голос Сухановой и понимаю, что единственная остаюсь стоять. Все уже расселись. Малышенко развалилась на стуле с краю парты, чем просто заперла меня с собой на целый урок, ведь я стою у батареи, а свободных мест, кроме как рядом с Верой, больше нет.
Нервно поправляю юбку и присаживаюсь на стул. Отодвигаю его подальше от Вилки, но она словно специально подсаживается ближе. Я чувствую ее запах, ощущаю, как соприкасаются наши локти. Передергиваю плечами, соединяя ладони вместе, и зажимаю их между колен.
Смотрю ровно перед собой. Суханова начинает опрос домашки и вызывает к доске Шилова.
— Значит, в мои искренние извинения ты не веришь?
Стискиваю зубы. Ну вот зачем? Зачем она со мной разговаривает?
Выравниваю дыхание, продолжая смотреть на доску. Я не планирую ей отвечать.
— Ауч!
Чуть на месте не подпрыгиваю. Резко поворачиваю голову, растирая бедро. Она меня ущипнула!
— Ты… Ты, — тычу пальцем ей в грудь, задыхаясь от возмущения.
Лиза в этот момент с интересом и плохо скрываемой злостью посматривает на нас.
— Не веришь? — Ви смотрит на меня в упор. Глаза в глаза.
Сглатываю. Разлепляю губы, а брови непроизвольно съезжаются к переносице.
— А разве есть люди, которые тебе верят? — прищуриваюсь.
— Парочка найдется, — парирует с ухмылкой.
— Я в этот список не вхожу.
— Ошибаешься, — улыбается еще шире. — Не злись, Даша, — шепчет мне на ухо. — И прости. Я не могла не привлечь твое внимание.
— Чего?
— Мы это уже обсуждали, — скользит ладонью по поверхности парты, придвигая ее ко мне. — Я же сказала, ты мне понравилась, Даша.
— И поэтому ты устроила мне бойкот, — напоминаю.
— Я сняла твои розовые очки.
— Ага, на себя в первую очередь.
— И на себя тоже. Просто помни об этом, когда в меня влюбишься.
— Я? В тебя?
Хочется расхохотаться. Она точно сошла с ума.
— В меня. Это произойдет очень скоро.
— Не смешно, Ви.
— А разве я смеюсь? Я всегда иду к своей цели, несмотря ни на что.
— Даже несмотря на безразличие? — спрашиваю, а сама так пристально ее рассматриваю. Проникаюсь атмосферой этого тотального безумия.
— С безразличием можно работать.
— Ты точно псих.
Ви пожимает плечами, а потом добавляет:
— И поэтому у тебя есть преимущество, Даша.