Глава 16
Даша
Она меня поцеловала, господи!
Эта мысль до сих пор никак не выходит из головы. Ненавижу. Ненавижу ее всеми фибрами души. Она украла мой первый поцелуй. Извратила его. Все сломала. Разрушила. Раздула пепел отгоревшего костра. Думаю об этом и ничего, кроме тошноты, не ощущаю.
До сих пор ведь трясет. Она не имела права. Не имела, блин, права ко мне прикасаться. Пихать в меня свой гадкий язык!
Мне кажется, я никогда не чистила зубы столько раз за ночь. Да и утром тоже.
Ясно, что это все просто защитная реакция, и, если говорить откровенно, противно мне не было. Совсем. Это-то и пугает…
Я растерялась. Не ожидала. Вопрос — что за бред происходит, все еще на повестке. Какие, блин, чувства? У кого?
У Малышенко? Ха! Ни за что в жизни не поверю. Даже если она клясться будет, и не одна, а с сотней свидетелей. Не поверю!
Поправляю края длинного пальто, что примялось, когда я садилась в такси. Никита уже ждет меня в ресторане. Мы познакомились с ним год назад, на дне рождения общей подруги. Мы общались все лето, а потом он улетел в Питер. Хотел сбежать от родителей, поэтому туда и поступил.
Теперь вот одумался, решил потихоньку включаться в отцовский бизнес и перевелся обратно в Москву. Мы планировали встретиться с середины сентября, но я заболела, и нам оставались только переписки. Иногда звонки. Но кто в наше время висит на телефоне, когда можно надиктовать голосовое или записать видеокружочек?
Тру ладони о темные узкие брюки, пока ногам не становится горячо. Не могу сидеть на месте. Не могу сосредоточиться. Хочется бежать. От себя бежать. Я с ночи вот такая, будто батарейки проглотила. Спала плохо, кошмары снились. И в каждом, в каждом была Малышенко. Чтоб она провалилась, пропала, гадина такая!
Машина останавливается практически у входа в ресторан. Покидаю салон, взбиваю рукой волосы и уверенно шагаю внутрь здания. Меня встречает улыбчивый хостес и любезно провожает к столику, перед этим забрав мои вещи в гардероб.
Мы с мамой были здесь пару раз. Просторно, светло, красиво. Приятный персонал, вкусная еда, музыка, вполне уединенные столы. Счастье для интроверта, одним словом. Неудивительно, что Ник выбрал именно это заведение. Шумные компании не про него. Да и не про меня, наверное…
Никита расположился у окна.
Когда встречаемся глазами, он сразу поднимается, берет лежащий на соседнем кресле букет и широко улыбается.
— Привет, — взмахиваю рукой. — Ник!
Быстро обнимаемся. Никита чмокает меня в щеку и вручает цветы. Тут, наверное, сотня розовых тюльпанов.
— Спасибо, — нюхаю цветочки, а Никита тем временем отодвигает для меня кресло.
— Шикарно выглядишь, — шепчет почти на ухо и касается моего плеча ладонью. Чуть сжимает пальцы.
— Спасибо. Ты тоже, — улыбаюсь.
Ник мягко смеется и садится в свое кресло напротив меня. Вытаскиваю из сумки телефон и кладу на стол. Свою старую модель с покоцанным экраном и запасной сим-картой.
Никита тем временем открывает меню. Прячусь за своим. Это не просто встреча. Это самое настоящее свидание. После месяцев общения мы оба понимали, что все к этому шло.
Улыбаюсь. Поправляю защелкнутый на запястье браслет. Замечаю, что Ник меня рассматривает. Смотрим друг другу в глаза. Чувствую, как от волнения начинает покалывать кончики пальцев. Я, конечно, уже была на свиданиях, и не раз, только вот ситуацию это никак не упрощает. Я все так же краснею и волнуюсь.
Плюс, несмотря на наличие свиданий, парня у меня никогда не было.
— Что? — спрашиваю, убирая за ухо прядь волос.
— С нашей последней встречи ты стала еще красивее, — Ник улыбается. Вытягивает руку. Ловит мои пальцы, лежащие на столе, в свою ладонь, чуть их сжимает.
Краснею до кончиков ушей. Комплименты всегда приятны. Они всегда в моей жизни присутствовали. С детства. Папа ими всегда баловал, да и знакомые парни на протяжении жизни — тоже. Но тем не менее слова Никиты отзываются в сердечке. Мне безумно приятно.
Про Никиту Дмитриева можно сказать то же самое. Красивый, широкоплечий, со спортивной фигурой. Он занимается плаванием, не брезгует тренажеркой. Умный. Воспитанный. Без замашек бога и прочей гадости.
Удивительно, что я вообще про это думаю, месяц назад для меня все это было нормой. Адекватные люди были обыденностью, и мне казалось, что в моем окружении присутствуют лишь они. Но как же я ошибалась…
Улыбаюсь, мимолетно облизываю губы, размыкаю их, чтобы поблагодарить Никиту или даже сказать комплимент в ответ, но совсем некстати смещаю взгляд чуть правее. На проход.
Улыбка сползает с моего лица, а кожа холодеет.
Малышенко собственной персоной. Она тоже здесь. Стоит в этом долбаном проходе и крутит головой. Заметив меня, ядовито улыбается и двигает в нашу сторону. Вся в черном, с зачесанной назад челкой и вот этой дурной походкой, словно она снизошла до всех здесь присутствующих.
На автомате сжимаю пальцы Ника в ответ. Он замечает перемены на моем лице, хмурится, оборачивается.
— Ты ее знаешь? — спрашивает, стискивая мои пальцы.
Киваю. Сглатываю ком, застрявший в горле, и размыкаю губы.
— Одноклассница.
Ви тем временем уже бахается на кресло, стоящее рядом с моим.
— Привет, моя любовь, — произносит громко.
С ухмылкой смотрит на мою ладонь, сжатую Никитой, и резко выдирает мою руку из его захвата.
— Я тебе телефон принесла, — кидает на стол мой смартфон. — Ты вчера у меня забыла. Поругались. Я извиняться приехала, — смотрит на Ника, говорит явно тоже ему. — У Даши скверный характер, поэтому прости, чувак, но тебе тут ничего не светит. Правда? — закидывает руку мне на плечо. — Накосячила, признаю. Хочешь, бахнусь на колено? — теперь уже смотрит на меня. — Скажи что-нибудь, моя любовь.
Она выделяет это обращение интонационно. Намеренно так делает. Это я ее так назвала вчера в доме, я начала первой…
— Ты офигела, Малышенко? — сбрасываю ее культяпку. Смотрю в темные зрачки этой гадины и вот-вот взорвусь от переполняющего гнева. Что она себе позволяет вообще?!
— Я?
Ви удивленно приподнимает брови.
— Это ты сидишь здесь с каким-то поцем. А еще вчера…
Никита в этот момент поднимается из-за стола.
— Даш, думаю, вам стоит разобраться наедине.
— Ник, я…
— Все нормально.
Дмитриев бросает взгляд на Малышенко, а потом снова переводит его на меня, улыбается.
С одной стороны, я очень хочу уйти с ним, с другой, остаться с Малвшенко наедине и выцарапать ей глаза, устроить скандал, убить на месте. Поэтому и остаюсь.
Обе смотрим Нику в спину. Сглатываю и тянусь за своим кофе. Крепко сжимаю ручку чашки и не раздумывая опрокидываю ее Вилке на брюки, между ног.
— Упс!
Вздыхаю, поджимая губы.
* * *
К слову, кофе холодный. Впервые жалею о том, что имею привычку пить его со льдом.
Поворачиваю голову. Заглядываю Вилке в глаза. Она в шоке. От мерзкой улыбочки и следа не осталось.
Такой взгляд у нее сейчас, что разумная часть меня подсказывает уносить ноги, конечно. Только вот та, что затеяла все это, не согласна. Ни разочка.
— Добренко, ты офигела? — Малышенко моргает, переводит взгляд на свои штаны. По факту там ничего не видно практически. Она в черных джинсах. Жаль…
— Что-то не так, моя любовь? — улыбаюсь. — Вилочка, я тоже очень, ну просто очень рада тебя видеть. И кстати, читать чужие переписки — моветон. Ты знала?
— Зубы мне не заговаривай, — Ви
рывком придвигает свое кресло ближе. Звук скребущих по полу ножек выходит убийственно мерзким. Кажется, что все люди в радиусе километра на нас сейчас обернулись. — Очень хочется тебя придушить, Даша, — переходит на шепот.
Вздохнув, вытягиваю шею.
— Пожалуйста, все для тебя.
Малышенко бесится еще больше. Так и сидим как два дурака за этим столом. Напряжение колоссальное. Атмосфера вокруг как в триллере. Вот-вот откуда-то еще выстрелит.
— Я запомнила, — цедит сквозь зубы.
— Я тоже, — прищуриваюсь. — В следующий раз кофе будет горячим.
— Посмотрим!
— Посмотрим, — морщу нас и поднимаюсь на ноги. — Заплатишь.
Ви без слов достает карту и подзывает официанта. Пока она расплачивается, я успеваю добраться до гардероба и надеть пальто. Мельком смотрю за спину. Малышенко вроде не приближается. Благодарю хостес на выходе и выбегаю на улицу. Делаю несколько шагов и понимаю, что мой телефон остался внутри. Малышенко мне его принесла, а я о нем забыла.
Еще бы, столько эмоций было прожито за последние минуты. И что делать теперь?
Снова оглядываюсь. Ви как раз вышла из ресторана.
На ней оверсайзная куртка нараспах.
Смотрим друг на друга. Виолетта перекатывается с пяток на мыски, руки у нее при этом в карманах джинсов.
Зажмуриваюсь. Сжимаю кулаки и на выдохе беру курс прямо на Малышенко.
— Ты же забрала мой телефон?
— А должна была?
— Естественно. Кто пел мне про чувства?
— Ты их оскорбила, — кривит губы, а потом сует мне мобильник, вытащив его из кармана. — На.
— Спасибо.
Нервно потираю гладкий корпус смартфона, все еще продолжая стоять напротив Вилки.
— Вот что ты за мной таскаешься? — вздыхаю. — Свидание мне испортила.
— С этим, что ли? — с ухмылкой кивает куда-то в сторону.
На автомате поворачиваю голову. Там, естественно, никого нет.
— Что значит с «этим»? Прости, конечно, Вилочка, но тебе до Ника еще расти и расти. Он умный, вежливый, а еще не играет в игры с живыми людьми.
Малышенко продолжает ухмыляться, ее мои слова не задевают. А жаль. Хотя. Боже, до чего я докатилась? Веду себя ровно так же, как Ви, манипулирую, оскорбляю, вывожу на эмоции. С кем поведешься…
— И сваливает при первой же проблеме.
— Ты моя проблема, не его. Он все сделал правильно. У меня нет желания устраивать при нем разборки с тобой!
— Рыцарь прямо, — Ви смеется. — Тебя подвезти? — кивает на припаркованную неподалеку машину.
Мешкаю несколько секунд. Снова оказаться с ней в замкнутом пространстве не то, чего я хочу. Опускаю взгляд, а когда вновь смотрю на Вилку, фиксирую его на губах Малышенко. Это все из-за моего замешательства.
Чувствую, как вновь утягивает в воспоминания. Вопрос, зачем она все это делает, не очень-то актуален. Виолетта Малышенко явно ведет какую-то свою игру и совершенно точно ничего не делает просто так.
Только вот быть мишенью и разменной монетой в ее развлечениях я не хочу.
Как ни стараюсь вытеснить из головы этот проклятый поцелуй, не получается.
Все потому, что он был у меня первым. Это рвет сердце. Я не о таком мечтала, не так хотела, но теперь вот имею, что имею. Глупо было вообще туда вчера ехать. Сама виновата, не рассчитала силы, не подумала, что он вообще на такое решится. Теперь вот страдаю.
— Идешь?
Голос Вилки вырывает из раздумий. Киваю. Делаю шаг к машине.
Когда забираюсь в салон, по коже ползут мурашки. Это все от волнения и абсолютного непонимания, что делать дальше. Я хотела мести. Придумала план, но она его вдребезги разрушила. Разбитую вазу не склеить. Придется импровизировать. Но сил на это сейчас нет. Я выжата как лимон. После каждой такой встряски сутки еще хожу словно зомби.
Я никогда ни с кем не воевала. Это тоже впервые.
— Слушай, — смотрю на Вилку. Она отрывает взгляд от телефона.
— И?
— Я… В общем, давай мы больше не будем общаться. Сделаем вид, что не знаем друг друга. Ты победила, переиграла меня, отомстила. Я выкидываю белый флаг и отхожу в сторону.
Ви прищуривается. Сканирует меня взглядом. Решает, вру ли я ей? Так вот не вру. Я не хочу никаких сражений. Я хочу вернуть себе свою привычную жизнь — без страшных тусовок, игр и глупой ненависти.
— Не, — качает головой, — так не пойдет. Я же сказала, ты мне нравишься.
— Слушай, и ты, и я понимаем, что это ложь. Не знаю, что ты затеяла, но участия я в этом принимать не буду.
— А как ж справедливость?
— А она тут при чем?
— При том, — переходит на шепот. Подается ближе. Ее губы оказываются совсем рядом с моими. — Я всегда добиваюсь, чего хочу. И сейчас это ты. И если ты решила слиться, помни о том, что развязываешь мне руки. Я превращу в ад все вокруг тебя. То, что происходит в гимназии сейчас, детский лепет, Даша. Ты останешься одна. Будешь барахтаться в этом адском вареве совсем одна. Станешь изгоем.
Сглатываю. В горле пересохло. Хочется выйти на улицу продышаться, а еще — попить воды. Сцепляю пальцы в замок.
— Это угроза?
— Нет, — уголок ее губ поддергивается вверх. — Данность. Та реальность, которая вот-вот наступит.
— И чего ты хочешь?
— Я же сказала. Тебя.
— Это ненормально… Ты же понимаешь, как дико это звучит, правда?
— Я же сказала, я всегда добиваюсь того, что хочу. Ты мне понравилась, и только тебе решать, что будет дальше.
Чувствую легкий толчок. На автомате тело подается вперед. Это водитель резко затормозил на светофоре. Только вот я так сижу, что заваливаюсь прямо на Вилку. Едва успеваю выставить руки, чтобы упереться ладонями ей в грудь.
— Запомни, — ее шепот звучит прямо на ухо. — Ты либо со мной, — скользит ладонью по моей спине. — Либо изгой, — фиксирует шею. — И вообще, твой боевой настрой мне нравился больше.
Не дышу.
Глупо.
Какой же глупой я была, когда решила, что с ней можно поговорить по-взрослому. Объяснить что-то, договориться. Нельзя.
Она не понимает ничего, кроме силы. Ничегошеньки.
Зажмуриваюсь. Злость еще вчера трансформировалась в отчаяние. Я потеряла ориентир. В моей голове не укладывается эта потаенная жестокость, с которой она пытается внушить мне, что я ей нравлюсь.
Это ведь кошмар. Самый настоящий.
Открываю глаза. Едва успеваю сделать вдох, а губы Малышенко обрушиваются на мои. Без какой-либо мягкости. Я чувствую лишь ее злость.
Поцелуй со вкусом злости и виноградной жвачки. Так бы я назвала его, если бы кто-то вдруг спросил.
Упираюсь ладонями Вилке в плечи. Изо всех сил пытаюсь ее оттолкнуть. Мычу что-то в настойчивые губы, сталкиваясь с полнейшим игнором. Сегодня ей повезло больше. Она
успела зафиксировать мне шею и подтянуть на себя за талию, жестко сжав меня в полукольцо свободной руки.
Нервная система сбоит. Резкий выброс адреналина словно блокирует систему вентиляции легких. Я медленно задыхаюсь. Мое тело зажато в тиски, губы в ловушке. Мозг бьет тревогу, а сердце сжимается до размера шарика для пинг-понга.
Я в ужасе. В шоке. Стресс накатывает волнами. Штормит. Я будто на берегу разбушевавшегося моря, и меня вот-вот смоет в пучину этой непогоды. Я уже чувствую, как ледяная вода подступает, накрывает с головой, выбивая остатки самообладания.
Я на грани. Надломлена. Трещина становится больше.
Понимаю, что глаза наполняются слезами. Зажмуриваюсь, а она продолжает меня целовать. Тело становится ватным. Все мое сопротивление оказывается безуспешным.
Всхлипываю. Собираю куртку на ее плечах гармошкой, впиваюсь ногтями, а потом снова совершаю попытку оттолкнуть. Безуспешно.
Первая слеза прокатывается по щеке. Бессилие. Злость. Страх. Смирение.
Сердце кровью обливается. Я не понимаю, почему все происходит именно так. За что? Почему?
Я же громко озвучила свой отказ. Не давала согласия ни на что из здесь случившегося.
Секунда. Малышенко отрывается от моих губ. Это просто мгновение. Но я слышу свой очередной громкий всхлип. Давлюсь выступившими слезами.
Пугаюсь. Сама себя пугаюсь в этот момент. Я ведь всегда была сильной, смелой, справедливой, отважной и никогда, ни перед кем не плакала. Всегда могла найти нужные слова, выход из ситуации, а сейчас? Что со мной происходит сейчас? Что она со мной сделала?!
Я всю ночь уснуть не могла. Ворочалась. Если засыпала — видела кошмары. То это было поле и лай собак, то полная темнота и ее настойчивые поцелуи. Я все время пыталась увернуться, но у меня не получалось. Она целовала меня, и это было сладко. Приятно. Там, во сне. Но это чувство полета было ровно до момента ее громкого, издевательского смеха. Она целовала меня, а потом смеялась. Надо мной. Вместе со своими друзьями.
Чувствую, как дрожит подбородок. Открываю глаза. Сталкиваемся с Вилкой взглядами. Она по-прежнему удерживает меня за талию. Вцепилась как коршун. Шею тоже все еще фиксирует. Не могу даже голову повернуть.
— Ты… Ты, — растираю губы пальцами в попытке избавиться от вкуса, ощущения, стереть все, что только что случилось. — Ты все испортила!
Накатывает какое-то разрушающее отчаяние. Эмоции рвутся наружу.
— Что именно?
Малышенко присматривается. Разглядывает меня как зверушку под микроскопом. Ни на миллиметр не отстранилась. Все еще близко. Все в том же полукольце рук.
А я… Я озвучиваю в моменте то, что в здравом уме никогда бы ей не сказала.
— Все должно было быть не так, — повышаю голос. Перехожу на сверхвысокие частоты. — Не с тобой! Я должна была влюбиться, Малышенко. Должна была поцеловать того, кого люблю!
— Это твой первый поцелуй? — шепчет. Обхватывает ладонью мою щеку. — Так? — прижимается к моим губам своими. — Да?
Она спрашивает и закрывает глаза. Темная челка падает ей на лоб. Не шевелюсь в это мгновение. Застываю подобно статуе. Это оцепенение длится примерно полминуты. Ви меня больше не целует. Не давит. Просто касается губ губами.
К моему полнейшему ужасу, именно это оказывается приятным. Это ранит до глубины души, потому что отзывается. Меня словно прихлопывает бетонной плитой от такого осознания. Это неправильно. Ужасно…
Пульс частит. Дыхание сбито. Каждый вдох дается с трудом. Я словно босиком иду по стеклам. Они впиваются в ноги. Ступни кровят, но останавливаться нельзя. Нужно ускорить шаг, чтобы сбежать. Чтобы вырваться и остаться собой.
— Не трогай меня, — бью ее в грудь. — Не смей меня больше трогать! Ты самый ужасный человек на земле! Я не встречала никого хуже тебя. Никого, — шмыгаю носом, переходя на шепот.
Ви моргает. Смотрит мне прямо в глаза. Ее захват слабеет, но до конца она меня все еще не отпустила. Замечаю, как дергается уголок ее губ. Как меняется взгляд. Становится жутко. Чувствую, как по спине ползет холодок.
— Прям самый? — онн прищуривается. Говорит сквозь зубы. Так, будто ее мои слова задели. Словно ей есть дело до всего, что я тут говорю.
— Самый, — вытираю слезы.
Тру глаза, щеки, губы. Только сейчас понимаю, что машина остановилась у дома Бушмановых. Вижу в окно знакомый забор ЖК, через который просматривается детская площадка и фонтанчик.
Малышенко в этот момент отстраняется. Это происходит резко, и меня ведет. Чуть не заваливаюсь на нее. Снова.
Едва успеваю упереться ладонями в подлокотник. Ловлю воздух губами. Волосы падают на лицо. Сижу так буквально секунды, прежде чем слышу ее голос.
Металлический. Густой, но в то же время лишенный эмоций.
— Ты выбрала, — произносит, глядя мне в глаза. — Я тебя услышала.
— Я ничего не…
— Твоя остановка, — кивает мне за спину.
— Почему ты такая? — спрашиваю уже от бессилия. — Что я тебе сделала? Мы же не в каменном веке. Почему ты не уважаешь чувства и выбор людей?
Ви смотрит на меня пристально. Ее челюсть плотно сжата, так, что аж углы сильнее выступают.
— Приготовься, Даша. Теперь тебе будет по-настоящему весело.