Глава 1.
— Мисс Месхол, — сказала миссис Таппер, забирая мою пустую тарелку, — у вас найдется минутка посидеть да потолковать кой о чем?
Пожилая и глухая как пень хозяйка пансиона, в котором я обитала, завладела моим вниманием еще до того, как закончила фразу: во-первых, обычно она кричала, а на этот раз говорила тихо, а во-вторых, из-за того, что бедняжка была тута на ухо, мы редко заводили беседу и ее просьба была сама по себе довольно необычной. Признаюсь, предложение «потолковать» от нее поступало впервые. Чаще всего после скудного ужина — сейчас, к примеру, в сезоне был зеленый лук, и сегодня мне подали рыбно-луковый суп с хлебным пудингом — я кивала ей, выражая таким образом свою благодарность, и покидала столовую, чтобы подняться в свою комнату, запереться там, снять все побрякушки, подкладки и подушечки «мисс Месхол», со вздохом облегчения упасть в уютное мягкое кресло и положить ноги на пуфик.
— Мне б совет не помешал, — продолжила миссис Таппер, водружая глиняную супницу на плиту, как будто это была кастрюля. Остатки хлебного пудинга она бросила в помойное ведро — вместо того чтобы положить их в кошачью миску. Озадаченная тем, что же так встревожило мою хозяйку, я кивнула и жестом показала свою готовность ее выслушать.
— Давайте-ка присядем, — предложила миссис Таппер.
Я, разумеется, уже сидела — за кухонным столом, но мы переместились в другой угол комнаты, который служил «гостиной» — дом миссис Таппер был хоть и чистым, но невероятно тесным; там я опустилась в кресло, а миссис Таппер села на краешек небольшого грубого дивана и посмотрела на меня своими слезящимися серыми глазами.
— Не мое энто дело, конешно, ну да я не могла не заметить, што вы не так-то просты, — сказала она, как бы объясняя, почему решилась поделиться своими тревогами со столь юной девушкой. — Не обычная девчонка, какой хотите казаться. И за попрошайку сойти можете, и за блахородную леди, и себя не жалеете — выходите в балахоне монашки...
Я не стала скрывать своего удивления; она не должна была этого знать. Если слухи дойдут до моих братьев, Майкрофта и Шерлока, они отыщут в Ист-Энде пансион, в котором я живу, и моя свобода окажется под угрозой.
Миссис Таппер, похоже, не заметила моего смятения:
— ...в ночь, помохаете холодным да голодным, а хде деньги берете — ну, то Господь только знает. — Она подняла на меня взгляд — мало того что рост у моей хозяйки был небольшой, так она еще и горбилась от старости, и потому я казалась намного ее выше. — Добрая вы душа, мисс Месхол — ну или как там вас звать на самом деле...
— Энола Холмс, — невольно прошептала я. К счастью, миссис Таппер ничего не услышала и продолжила:
— ...и сильный вы человек, так што, надеюсь, сумеете мне помочь.
Не раз она помогала мне — лечила от простуды, выхаживала, обрабатывала синяки и раны. Заботилась обо мне после того, как на меня напал душитель. Приглядывала за мной как мать. Конечно, я не знала наверняка, как ведут себя любящие матери, но миссис Таппер заставляла меня есть кровяную колбасу на завтрак и спасала от меланхолии, что в моих глазах было проявлением материнской любви. Разумеется, я хотела ей помочь!
— Позвольте! — воскликнула я, подаваясь вперед. — Что же произошло?
Она достала из кармашка фартука конверт, очевидно доставленный утренней почтой, и протянула мне, кивнув и жестом показав, чтобы я его открыла и прочла содержимое, как будто это я была глухой, а не она.
Дневной свет из окна — которым миссис Таппер очень гордилась, поскольку окна облагались налогом, — уже был довольно тусклым, но я с легкостью разобрала жирные печатные буквы, выведенные индийскими чернилами. Впервые мне приходилось видеть такой грубый размашистый почерк. Угловатый, с нажимом, с линиями, похожими на дубинки и рапиры, он четко был виден на плотной бумаге.
...
ПОЧТОВАЯ ГОЛУБКА С ПТИЧЬИМИ МОЗГАМИ
НЕМЕДЛЕННО ДОСТАВЬ СВОЁ ПОСЛАНИЕ,
А НЕ ТО ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО ПОКИНУЛА СКУТАРИ
Скутари?.. Я перечитала письмо, но ничего не поняла, кроме того, что оно содержит угрозу. Однако каким бы тревожным оно ни было, колючий почерк тревожил меня больше.
— Вам знакома эта рука? — спросила я.
— Ась? — миссис Таппер приставила рупор к уху.
— Почерк знакомый?! — завопила я, прекрасно осознавая бессмысленность вопроса. Анонимный автор непременно изменил бы свой почерк, если бы догадывался, что его узнают. Возможно, вырезал бы и наклеил буквы из газет, как делают злодеи в популярных сейчас рассказах.
— Э? Што он мой знакомый? Нет, откуда ж мне знать, кто итта.
Проклятье, ну почему нельзя ей написать! К сожалению, простой народ читал медленно и с трудом, и к миссис Таппер это тоже относится.
— По-черк! — повторила я.
— Впервые вижу. Што, не запомнила бы я, что ль, эдакие шипы? — Она всплеснула руками, выражая испуг и удивление. — Наверное, перепутал он што-то, письмо прислал не тому.
— Наверное, — с сомнением проговорила я. Все-таки «Таппер» не самая распространенная фамилия. Кроме миссис Таппер, я никого с такой и не знала. Точнее, она изначально принадлежала ее давно почившему супругу. Возможно, у него в Лондоне остались какие-то родственники?
— У мистера Таппера была родня?
— Ась? — она снова приложила рупор к уху.
— Мистер Таппер! — рявкнула я, подавшись вперед.
— Умер в Скутари. — Миссис Таппер обхватила себя руками, словно ее пробрал мороз, хотя стоял прекрасный майский вечер. — Лет тридцать пять тому. Никогда энтого не забуду. Жуткое же было место. Как ад на земле.
Я снова опустилась в неудобное кресло и мысленно отчитала себя. Скутари. Ну конечно! Там располагался главный британский лагерь в Турции во время Крымской войны.
— Мистер Таппер служил в армии? — спросила я.
— Ась?
Чтобы не терзать дальше любезного читателя всеми подробностями этой мучительной беседы, длившейся несколько часов, позвольте кратко пересказать историю, которую мне удалось вытянуть из миссис Таппер и которая в ее устах звучала более чем запутанно — что, впрочем, неудивительно, поскольку не было конфликта запутаннее, чем Крымская война, яркий пример человеческой глупости: Англия и Франция неожиданно взяли в союзники безбожную Османскую империю и, что еще более странно, пошли на гиганта, который уже находился при смерти, — Российскую империю. «Наше дело не гадать что к чему, наше дело — умирать за войну» — вот каким был слоган обреченных солдат, бросающихся под пушечные выстрелы ради какого-то несчастного клочка земли в Черном море — Крымского полуострова, который в основном населяли гниды размером с пауков, жирные блохи и такие большие крысы, что от них в страхе убегали терьеры.
Однако, по объяснениям миссис Таппер, ее супруг отправился на Крымский полуостров на заработки — предлагать солдатам товары, которыми их не снабжали вороватые поставщики. Не задумываясь, он ухватился за возможность разбогатеть и поехал туда, захватив с собой свою невесту. Они тогда были совсем юными. Видели, как жены уезжают вслед за офицерами в каретах, полных слуг, серебра и тканей — словно на отдых. В самом деле, в то время армию сопровождали тысячи женщин, включая сестер милосердия, не подозревая о том, что многие из них погибнут вместе с солдатами.
Не от боевых ранений — от заразы.
— Крымская лихорадка, так она звалась, — объяснила миссис Таппер. — Бедный Томас с ней слег. Кровь из ушей шла, из глаз, из носа, изо рта. Я хотела ему помочь, дала монетку-другую местным попрошайкам, ну и они загрузили его в повозку и повезли нас — знаете, в большой такой госпиталь, там, в Скутари. — Она покачала головой, дивясь своей прежней наивности. — Я думала, врачи чего-нибудь сделают, сестры его на ноги поставят. Говорили, энто новые сестры какие-то, из Англии.
Как я выяснила впоследствии, английские сестры вынуждены были подчиняться строгим правилам армейских врачей, которые видели в них лишь помеху — бесполезных женщин, вторгшихся в мужские владения, или того хуже — гражданских шпионок, присланных испортить им сладкую жизнь своими нелепыми попытками заботиться о рядовых солдатах. Накладывалось много запретов. К примеру, сестрам запрещалось находиться в госпитале после заката.
Поэтому тела умерших они выносили с утра.
Включая тело мистера Таппера.
— Я его в порядок привела как могла, в одеяло зашила, и они его бросили в одну братскую могилу с тридцатью другими несчастными, кто помер той ночью, — поведала мне миссис Таппер.
А пока она хоронила мужа, все его добро растащили воры военной поры. Торговая палатка, вьючные пони, товары — все рассеялось как дым. Ей не на что было вернуться в Англию, и она попала на самые нижние круги ада, известного как Скутари. Под казармами и госпиталем скрывался лабиринт погребов. Там и нашла убежище миссис Таппер вместе с другими вдовами, осиротевшими детьми, старыми убогими слугами, которых бросили хозяева: одним словом — нищими, и она стала одной из них.
— И притом здоровье меня, так сказать, подводило.
К сожалению, вместо того чтобы развить эту любопытную мысль, миссис Таппер поднялась зажечь свечи. Поразительно, как легко она ходила, несмотря на свой почтенный возраст. Ей было, пожалуй, не меньше пятидесяти! Прежде чем снова сесть, она подошла к низкому буфету и взяла с него деревянную шкатулку, которая не раз притягивала мое внимание. Достав оттуда выцветшую фотографию, она протянула ее мне.
— Энто наша с мистером Таппером свадьба, — объяснила она, пока я изучала молодых в абсурдных одеждах середины века: жених — в широком, спадающем на грудь шейном платке, невеста — в огромной юбке, натянутой на кринолин и похожей на перевернутую миску. Моя добрая хозяйка ударилась в воспоминания и напрочь позабыла о грозном письме, которое побудило ее начать свой рассказ.
Желая вернуться к обсуждению жуткого послания, написанного черными чернилами, я закричала ей в рупор:
— Что вы должны доставить? Какое послание? Кому?
— Не знаю! — Миссис Таппер села и обхватила себя тощими руками. — Я думала-думала, но в голову ничего нейдет. Забыла, видать: дите же еще тогда потеряла...
Я похолодела от ужаса, и сердце у меня сжалось. Кто бы мог подумать! Моя милая старая хозяйка, которая целыми днями тушит бычьи хвосты и вяжет наволочки, в молодости побывала в жестокой стране, лишилась мужа, и «здоровье ее подвело»...
Миссис Таппер, очевидно, заметила мое ошарашенное выражение лица.
— Мертвым родился, — объяснила она. — Ну и неудивительно: я же там голодала, ходила в обносках, спала на холодном полу, у нас даже кроватей не было — да и какой там сон, когда крысы все норовят кусок от тебя отхватить... — Она принялась раскачиваться взад-вперед, все еще обнимая себя руками. — Адское место, адское. С ума там сходили. Кто-то дите мое взял и в море кинул. Я думала, что и сама там помру, но меня это мало волновало — уж больно горе было большое.
— Как же вы спаслись? — прошептала я.
Тут мне не было нужды кричать ей в рупор — она и так все поняла по моему выражению лица.
— Была там английская сестра... Как же я так, много лет об ней не вспоминала? Об той сестре все тогда были наслышаны. Солдаты ее величали Леди с Лампой. Каждый день она как мать родная о всех них заботилась — а их там сотни лежали. И как нашла на меня время, уж я не знаю. — Водянистый взгляд миссис Таппер устремился куда-то вдаль. Как будто смотрела она не на меня, а на место из далекого прошлого. — Услыхала, может, што я не... — Сухое бледное лицо моей хозяйки залил легкий румянец. — Ну, вы понимаете, о чем я. Как другие... другие, кто со мной в погребах жил, они на все были готовы ради еды и монетки-другой, ну и я их не виню, не мое это дело, а сама бы ни за что... Наверное, из-за этого. Точно вам не скажу. В общем, подошел ко мне как-то один из бедных уродцев, которых она к себе брала, и к ней позвал. Она в башне жила, высоко, а у меня и сил уж не было по лестнице карабкаться. Ну, поднялась кое-как, а там в комнате человек сто, все трещат о чем-то на французском, что ль, бегают кто с губками, кто с бинтами или пуговицами на рубашку, лимонами, йода пузырьком, свитерами вязаными и теплыми шапками, и бог знает с чем еще — это у нее там склад свой был.
— Как ее звали? — пробормотала я себе под нос, напрягая память. Дело в том, что и я слышала об этой выдающейся англичанке, но о Крымской войне знала унизительно мало. Мое образование в основном строилось на содержимом отцовской библиотеки и сводилось к чтению Сократа, Платона, Аристотеля и других классиков.
— Она проследила, штоб меня помыли да покормили, — восхищенно продолжала миссис Таппер, — одежку дала красивую, лучше той, в которой я замуж выходила, из своего кармана за мой билет домой заплатила. И любезно так со мной говорила, хотя я ничего, считай, понять не могла. Уже тогда была подглуховата, но ни слова никому об том не сказала: думала, само пройдет, што это из-за шума стрельбы в Севастополе — мы тогда с мистером Таппером везли бренди нашим солдатам, а на холме русские леди сидели, под зонтиками и с корзинками для пикника, наблюдали за сраженьем прям как за спектаклем.
Неужели я не ослышалась?! Она побывала и на поле боя?! Моя милая старая хозяйка?!
Даже не зная, что и думать, как дальше вести эту тяжелую беседу, я протянула ей загадочное письмо и закричала:
— Миссис Таппер, вы не...
— Не знаю! — перебила она меня и яростно помотала головой. — Не пойму, чего от меня хотят! Я там была никем!
Может, и никем, но человеком удивительно храбрым — и в то же время и правда всего лишь бедной вдовой, волею судьбы оказавшейся на войне. Кем же был ее загадочный враг и чего он — а судя по грубому, яростному почерку, это был именно «он» — от нее хотел? Тем более сейчас, тридцать четыре года спустя?
Я понимала, что мое любопытство, возможно, никогда не будет удовлетворено, однако считала себя обязанной по мере сил помочь моей милой хозяйке.