Глава 4. Твой аметистовый цвет глаз...
— Виолетта Мовиган… — задумчиво проговорила Олли, качаясь на стуле.
Во рту у неё была недавно купленная конфета. На данный момент Харис была в полицейском убойном отделении. В маленьком коричневом блокноте значилось восемь имён. У каждого из них были небольшие пометки. На столе валялась пара громоздких папок, где-то были царапины. В левом углу стола стоял компьютер. Справа от него покоилось шесть одноразовых чашек из-под кофе. Под столом стояла большая коричневая тумбочка.
За всё это время они не смогли найти ни одной серьёзной улики. Убийца будто испарился. Всё, что им удалось узнать — то, как он выбирает жертву. Это всегда была девушка лет двадцати-двадцати пяти со светлыми волосами, но самое главное — иностранка. Все девушки были иностранками. Все они приехали из Америки. И это настораживало. Казалось бы, стоит устроить облаву на наживку, но интуиция прямо долбила Оливию об ещё одну зацепку, но та её впритык не замечала.
И тут в голову пришла идея. Бредовая, конечно. Но возможная, да и проверить её несложно. Оливия лёгким движением открывает нижний ящик тумбочки, доставая оттуда карту местности. Через пару секунд на ней красовалось восемь жирных красных точек. Выдернув линейку из того же ящика, Оливия провела несколько линий между точками, соединяя их.
— Звезда? — удивилась Олли. — Что за бред… Питер! Я знаю, где произойдёт следующее убийство.
Тут в дверь врывается сам парень.
— Да. Я тоже знаю. Оно уже произошло.
Через пару часов они уже обследовали место преступления.
— Что ты думаешь?
— Ну, похоже, наш убийца понял, что его раскрыли, и перестал подделывать убийство под суицид. Очень жаль, что на пистолете ничего не обнаружили. Остался всего один человек. Нужно найти его. Ищем иностранку лет двадцати-двадцати пяти. Попробуй поискать на сайтах знакомства, ладно, Пит? — ответом служил утвердительный кивок.
Иностранки являются жертвами, скорее всего, из-за доступности. Убийца выбирает легкомысленных дурочек, что приехали в Японию в поисках счастья в личной жизни. Значит ищем симпатичного парня, возможно, эсперта. Чёрт. Это сложнее, чем кажется, учитывая, что штук сто иностранок в Токио найдётся точно.
***
— Я тебя слышу, выходи.
— Прогуляемся? — мурлыкнул её собеседник, гаденько так ухмыляясь.
Дазай Осаму стоял напротив Оливии, которая презрительно поджимала губы, заставляя первого ухмыляться ещё больше. Ей всё это очень не нравилось. Особенно то, как сейчас эта суицидальная морда прервала её сладкие мечтания о падении в нежные объятия кровати и о вкусняшках, которые она будет поедать, листая материалы по делу. Но все её планы были разрушены этой наглой лыбящейся рожей в бинтах. И сейчас Олли испытывала желание преодолеть в два прыжка лестницу, на которой они стояли всё это время, и придушить эту суицидальную скотину, но всё же, пересилив себя, она выдавила сладенькую улыбочку, от которой у обычного человека появилось бы непонятное желание засунуть в рот два пальца и удалиться в туалет.
— Я не против, — «набить тебе морду».
— Вот и хорошо.
— Так о чём вы хотели поговорить, Дазай-сан? — спросила Лив, запуская руку в карман, пытаясь нащупать пачку сигарет.
— Я хочу пригласить вас в Вооруженное детективное агентство, — напрямую сказал Осаму.
— Нет.
— А если мы поможем вас с вашим нынешним делом?
— Сама справлюсь.
— А если мы скажем, что в этом деле замешан опасный преступник.
— Кто именно?
— Его зовут Фёдор Достоевский.
— Тогда я определённо решу это дело сама, — заявила Харис, разворачиваясь и направляясь в сторону дома.
А эта девушка интересней, чем он думал… Теперь Осаму Дазай точно хочет вскрыть её раны.
***
Шестнадцатый… Семнадцатый… Восемнадцатый… Девятнадцатый… Фух. Устала. Из уст девушки вырывается измученный стон, и она плюхается на ближайшую ступеньку, такую же, как и тысяча пройденных. А ведь ещё этажей десять вверх переться. Девушка поправила свои длинные чёрные волосы, которые неприятно лезли прямо в лицо.
У неё слишком маленькая выносливость; странно, что за все эти годы она нисколечко не возросла. Девушка еле перебирает ногами, когда доходит до тридцатого этажа.
Она помнит, как оказалась здесь. Эти слова впечатались в память, выжигая в мозгу слова: «Должно быть, ты рада, Анна? Они умерли, слышишь, умерли. Теперь всё будет хорошо. Так и должно быть!» Тогда почему она чувствует такую пустоту в душе? Словно камень, перекрывавший путь все эти годы, исчез, оставив после себя щемящую пустоту. Она растерялась, не зная, что делать, не зная, куда идти дальше. Стало ли легче после их смерти? Нет. Стало тяжелее. Гораздо тяжелее. Гораздо проще сейчас казался шаг с крыши. Он — единственный выход.
Выход ведь, да?
Сейчас в приоритете смерть; не хочется быть спасённым: последний рубеж пройден — железные балки, закрывающие путь вниз, пройдены. Сейчас она держится за них двумя руками, рассеяно смотря вниз.
Страшно.
Она закрывает глаза, собирается с мыслями, потом открывает их с уверенностью.
В том, что это нужно, необходимо. В том, что она должна умереть.
— Прекрасный вид, правда? — голос слышится откуда-то сзади, но шагов не слышно. Лишь ветер своим воем разрывает томящую тишину.
— Не стоит. Я не стою того, — против воли отвечает девушка, чувствуя, как её затягивает чарующий мягкий голос незнакомца.
Но она не хочет. Не хочет, чтобы её спасали. Хочет прыгнуть и разбиться где-то там, на земле. Ниже. Хочется, чтобы все это закончилось.
— Ты не ответила на вопрос, — неизвестный чувствует, как содрогается тело непутёвого самоубийцы.
— Я здесь не за этим, — Девушка огрызается, а после чувствует как чьи-то холодные пальцы смыкаются на её запястье.
— Ты сбегаешь от проблем, я вижу, — голос спокоен, не надрывается. В нём не чувствуется страха или отчаяния, он просто пришёл посмотреть на закат.
Вовсе не покончить с жизнью.
— Это моё дело, — темноволосую ещё больше трясёт, а из глаз, обжигая щёки, текут солёные слёзы. — Отпусти.
— Если позволишь прыгнуть вместе с тобой. — Анна всё ещё боится открыть глаза, но слышит, как перила немного скрипят под чужим весом. — Что заставляет людей становиться на край и смотреть в бездну?
Девушка чувствует, как рука незнакомца поднимается выше, задирая рукав. Она прямо чувствует, как он буравит взглядом её запястье. Её три шрама.
— Я просто хочу умереть. Исчезнуть с лица этой планеты.
— Знаешь, твои эгоистичные оправдания «я хочу умереть», «хочу исчезнуть», звучат так жалко… — Анна и забыла, что стоит на краю пропасти и своей жизни. — Ты просто не нашла ради чего жить. А такое недолго найти, поверь мне, — но голос человека, на которого она так и не удосужилась посмотреть, выдёргивает из мыслей. А ведь зря она раньше не повернула голову
— Мир слишком сложный для меня. Он слишком пугающий, слишком злой, холодный… — в ней заговорил испуганный ребёнок. Она ещё никому не говорила подобного, даже психиатрам, которые пытались с ней работать. Но этот голос заставлял, давил на самые больные места.
— Так стань сильнее этого мира. Посмотри, этот закат не выглядит таким уж и холодным, — на бледном лице, наполовину скрытым тёмными прядями, не дёргается и мускул. Он всё ещё держит запястье Анны и своё обещание прыгнуть с ней.
Внизу, где-то далеко на земле, на расстоянии около пятисот метров, неотчётливо слышен гул людей, сирены, автомобили. Отсюда это всё — крошечные частички открывшейся взору бесконечности. В небе серые облака, скрывающие звёздный свет от ночных путников; они разрываются, дают проход свету, освещают уснувший город.
Скоро всё стихнет.
— Почему ты отталкивает от себя людей? — голос незнакомца звучит холодно, но… он действительно настолько точно понимает фальшивые мысли, слова? — Ты боишься не мира, ты боишься не людей. Чего ты боишься?
— Я боюсь сделать другим больно… Боюсь, что из-за того, что я эспер, я сделаю другим больно, как это делали они…
— Знаешь, иногда меня посещают мысли о том, что ведь мы не одарены. Прокляты на всю жизнь, а способности — не спасение мира, а его, наш внутренний паразит, до которого не дотронуться пальцами, не почувствовать, — говорит тихо, почти шёпотом, но весьма уверенно. А Анна просто задумывается. — Так сделай из паразита домашнего питомца, что сложного? Ведь он зависит от тебя и только твоей воли. Слуга, безмолвный, лишь изредка рычащий в глубине.
— «Мы»? — повторяет почти эхом.
— Я убиваю касанием. — девушка удивлённо, почти ошарашенно смотрит на стоящего рядом брюнета, на своё запястье, сдавленное бледной ладонью. Её владелец прослеживает чужой взгляд. — Разумеется, это всё происходит лишь по желанию. Моему желанию.
Тёмноволосая восхищённо набирает в грудь воздух, и… не выдыхает.
И снова хочет упасть.
— Я не в состоянии руководить ей, — она вновь опускает взгляд, чувствуя, что его запястье становится свободным.
— Идём со мной, — и она идёт, судорожно хватается за свою цель, за свой стимул к жизни. — Я научу.
***
— Ты действительно думаешь, что я готова? — спрашивает девушка, смотря в яркие аметистовые глаза.
— Ты всегда могла начать жизнь сначала. Хочешь выбрать новое имя, Анна Шель?
— Теперь Оливия Харис, Фёдор Достоевский.
***
Раздраженное мяуканье заставляет Оливию вынырнуть из воспоминаний, и она понимает, что уже находится у себя в квартире, а то, что она видела только что — лишь воспоминания… пятилетней давности.