8 часть
Однако жизнь снова и снова сталкивала нас друг с другом. Сначала мы оказались в одной постели, затем в одной машине, а теперь даже в туалете.
Если бы кто-то увидел нас здесь, он бы точно не подумал, что я просто облилась водой и переоделась. Все начали бы обсуждать совсем другой вопрос: занимались ли мы здесь сексом?
Нет. Все будут удивляться, как мы могли так поступить, ведь это так неловко.
— Пойдём.
Николас закидывает рюкзак только на одно плечо, в это же время отмыкая дверь туалета. Как же хорошо, что здесь никого нет! Николас надевает рюкзак на одно плечо и открывает дверь туалета. Как же хорошо, что здесь никого нет! На первую пару действительно почти никто не приходит — ни наша группа, ни кто-либо ещё с нашего курса.
— Должна будешь.
— Ты сам вылил на меня свой энергетик, и если бы не это, ничего бы не произошло.
— Тебе обязательно все портить?
— Это всё из-за тебя, Николас. Мы встречаемся уже неделю, и каждый раз происходит что-то неприятное: ты прижимаешь меня на балконе, зачем-то отвозишь домой, а сейчас я стою посреди университета в твоей кофте.
— Да? Ну раз ты так неблагодарна, когда выходишь из туалета, то пойдём обратно. Раздевайся и иди на пары голой. Твоя одежда тоже у меня, — мы снова начинаем ссориться из-за мелочей. — Ты так беспокоишься о своей блузке, но мне похуй, в чём ты будешь ходить.
— Какой же ты всё таки конченный.
Как только я подумала, что он хороший человек и помог мне, всё снова стало как раньше. Мне грустно и неловко от того, что он прав. Моя одежда у него, на мне тоже его вещи, и сегодня он одержал победу в этой игре.
— Надеюсь, политолог так трахнет тебя за пропуски группы и за состояние журнала, что ты ахуеешь, — его взгляд был настолько яростным, что я ощутила, как по телу пробежала дрожь. — Блять, сука.
Понимаю, что последнее было адресовано мне. Я беру ручку, которая лежала в журнале и была прикреплена к нему колпачком. Открываю страницу, посвящённую политологии.
— Ага, Николас Уильямс, где же он? — я провожу пальцем по списку одногруппников, а он молча наблюдает за моими действиями. — Ой, его нет. И сегодня, и всегда.
Я знала, как политолог относится к пропускам, и часто прикрывала группу, не ставя в журнал букву «н» — пропуск. Но в этот раз я не смогла сдержать своего негодования и начала ставить Николасу «н» за «н», ведь он и так пропускал все пары.
— Теперь я с удовольствием посмотрю, как тебя отчитает деканат за неуспеваемость по предмету и как ты будешь пытаться получить допуск к зачёту, — сказала я, не скрывая своего ехидства. Я понимала, что это может показаться эгоистичным, но он сам начал этот разговор.
Он пристально смотрит на список, осознавая, что я не преувеличиваю. Я замечаю, как в его взгляде вспыхивает гнев, и быстро закрываю журнал, чтобы не привлекать его внимание.
Но не тут-то было.
Он хватает меня за руку и с такой силой прижимает к стене, что я ударяюсь головой. Николас осознает, что мне больно, но не предпринимает никаких действий. Он кладет руку мне на щеки, сильно сдавливает их и, наклонившись надо мной, пристально смотрит в глаза.
— Если ты попытаешься ко мне прикоснуться, я буду кричать так громко, что сюда сбежится весь университет!
Он игнорирует мои слова полностью, будто не слышит меня совсем. Его тёмно-карие глаза, словно пылают чёрным огнём. Я никогда раньше не видела его таким злым. Не ожидала, что моя неявка так сильно его расстроит.
Я лишь хотела, чтобы он немного понервничал, не более того.
Рука Николаса нежно обхватывает мою шею сбоку, чуть касаясь плеча.
Он прижимает меня к стене, и я начинаю всерьез опасаться, что он может ударить меня.
Как это делал мой бывший. Мне хочется плакать, но я стараюсь не показывать свою боль. Она не физическая, а моральная — от страха.
Его вторая рука скользит под мою кофту, касаясь голого живота. Я замираю, ощущая холод его пальцев на своей разгорячённой коже. Не в силах пошевелиться, я лишь смотрю на него, надеясь на избавление.
Я чувствую, как пальцы Николаса медленно поднимаются вверх, и осознаю, что под его кофтой я совершенно голая. Он словно намеренно не дотрагивается до меня, но его прикосновения становятся всё более смелыми. Не лапает, а лишь дотрагивается пальцами до ложбинки между грудями и отводит их, нежно поглаживая и очерчивая контуры сначала под левой грудью, затем под правой. От этого мне становится ещё страшнее, потому что я не могу предугадать, что он может сделать в следующую секунду.
Я не могу понять, чего он на самом деле добивается: хочет прикоснуться ко мне или просто унизить.
— Если ты не можешь быть вежливой как нормальный человек, я сам трахну тебя вместо политолога, — прорычал брюнет.
— Прекрати!
— А что, ты уже не так смела, как и пять минут назад? — его рука медленно движется к моей спине, и, слегка надавливая на неё, он вынуждает меня сделать шаг вперёд, сокращая расстояние между нами и заставляя меня чувствовать его крепкое тело. — Если до этого тебя никто не учил разговорить, не волнуйся, я помогу тебе.
— Люди ходят, Николас.
В университете почти никого не было, лишь изредка кто-то проходил по лестничным пролётам, но не заходил в тот коридор, где мы находились.
Удивительно, но он сразу же убирает руку из-под кофты, словно ничего не произошло.
— А теперь пиздуй исправлять мои пропуски, скажешь, что ошиблась и поставила
не тому человеку.
Я молча кивнула, чтобы он наконец отпустил меня.
— Я не слышу? — он снова лезет под кофту, сжимая талию, и прижимая тем самым к своему телу сильнее.
— Хорошо, — с трудом произнесла я. Парень отпустил меня и ушёл.