Всепоглощающий

Это был ужасно тяжелый день морально и физически, но усталости я не чувствую. Я чувствую голод. Как и всегда. Я почти привык к этому чувству, которое, будто кислота, выедает меня изнутри. Оно не дает мне жить, потому что я зависим от него. Когда я заставляю себя идти на нелюбимую работу - у меня есть любимая работа? - то думаю лишь о голоде; мои пальцы выводят неровным почерком буквы, стараются написать хоть один из отчётов, но я не могу - вся сила собрана в моём рту, чтобы - нет! вовсе не чтобы контролировать его - а умолять; я стою под душем, стараясь смыть с себя хоть частичку себя, но голод душит меня, и вовсе становится незаметным то, что вода адски горяча.

Мои быстрые шаги наполняют звуком эту пустынную улицу, я спешу. Но позвольте всё же рассказать вам одну историю, что приключилась со мной. Она довольно забавная! Это произошло на моей бывшей работе, на ночной смене, которую я получил в наказание за опоздание. Разве объяснишь мистеру Оурену, что опоздал ты не потому, что бабушку через дорогу переводил или хотел выполнить супружеский долг (даже в том случае, если жена отсутствовала), а потому, что голод крепко вцепился в тебя? Вот и я решил промолчать, не выдумывая никаких легенд о спасении застрявших на дереве котят, и после рабочего дня для меня наступила рабочая ночь. Я до последнего пытался разгрести все те бумаги, что были на моем ломящемся столе, однако сон брал своё. "На мне лежит такая ответственность", - размышлял я настолько серьёзно, насколько это было возможно в полудрёме - "и я собираюсь просто уснуть". Несколько раз дёрнувшись, я попытался прогнать дремоту. Получилось не сразу, но спустя какое - то время я уже стоял у кофейной машины. Когда мой стаканчик был полон, то ноги сразу же понесли меня к рабочему месту. Предатели. Я поставил стаканчик перед собой и нагнулся, чтобы он был на уровне моих глаз:

- Ты должен мне помочь, - молящим тоном, но с расстановкой выпалил я и залпом выпил горячую жидкость.

Я почувствовал, как тепло разливается по моему телу, а через минуту уже сопел под нос. Мне снилось, будто моя мама меняет мне подгузник и вдруг целует в мою розовую пухлую щеку, а затем ниже и ниже. Этот сон был ярким и насыщенным, как никогда прежде, и я проснулся в холодном поту. Мое сердце застыло в ужасе, пока тянулась та долгая секунда, за которую я пытался добраться взглядом до часов на стене. Ещё час. Мышцы, до сих пор скованные, расслабились, и я откинул голову на спинку стула. Моя первая мысль после любого сна - голод. Я вздрогнул, вытер салфеткой пот со лба и уже хотел было плюнуть на всё, уехав домой. Я мечтал о телепорте, который в одно мгновенье смог бы доставить меня домой, чтобы не приходилось стирать обувь, оглядываясь на прохожих и дрожа, потому что всегда есть вероятность того, что время закончится раньше, чем должно. С голодом я выучил, что ничего в этом мире мне не должно, а уж тем более - время. Моя рука потянулась к пиджаку, но вдруг всё тело автоматически замерло. Будто что - то почувствовав, мои руки отказывались помогать, замерев в страхе. Не помню, как, но мне всё же удалось повернуть шею. Я точно знаю, что услышал бы её тягучий скрип на весь офис, если бы мои глаза не сосредоточились на другом: из дальнего угла помещения на меня смотрела пара ярких блестящих глаз. Желудок скрутился, словно протестуя умереть пустым, и когда глаза стали двигаться на меня, уже готовился вывернуть на пол то ничего, чего в нём не было.

- Мистер Денвер, - ласковый голос раздался эхом, и я успокоился.

На свет вышла женщина сорока лет. Честно, я до сих пор не уверен, какого она возраста, но за что ручаюсь, так это за её аппетит, он - зверский. Как сейчас помню: она была одета в скромную голубую блузку с маленькой брошью на левой груди, чёрные свободные брюки и аккуратные лаковые туфли. На голове приятная глазу копна рыжих волос, уложенная в, наверное, идеальную причёску. Флея всегда выглядела прилично, и легкий вырез на её кофточках ни в коем случае не опошлял эту милейшую персону. Но было в её взгляде, речи, движениях не то, что бёдер, а рук что - то до жути вызывающее и грязное.

- Добрый вечер, Флея.

В ответ я получил только милую улыбку, и мне показалось, что на этом всё закончится, но затем секретарша продолжила:

- Уж сейчас никак не вечер, мистер Денвер, скорее - ночь, и такое время взрослые мужчины просто обязаны посвящать своим любимым женщинам, что верно и с трепетом ждут их дома с полными кастрюлями борща, которые никому не нужны и затем непременно скисают и отправляются в унитаз.

- Борщ - огромная потеря по сравнению с непониманием между супругами, - я нарочно старался вести себя сдержанно, потому что знал, что могло случиться, если эта женщина уловит намек.

- У Вас проблемы в семейной жизни? Вы могли бы поделиться со мной.

- Нет.

Она хмыкнула, явно неудовлетворенная моим открытым нежеланием продолжать диалог, но и это её не остановило. По правде говоря, у меня даже дамы сердца не было, не то, что жены. Да, я мечтал о сильной, всепоглощающей любви, хотя и мог надеяться в своей жалкой жизни только на всепоглощающий голод. Говорить с ней об этом я не собирался.

Я сделал шаг, но и Флея сделала шаг, преградив тем самым путь к отступлению. От неожиданности я отошёл назад и упёрся в стол мистера Оурена, а женщина лишь улыбалась и уверенными движениями подползала, будто змея. Я уже хотел было выпрыгнуть в окно (и даже тот факт, что это был одиннадцатый этаж, не смущал меня), кинуть в неё ручки, в общем, что - то предпринять, но эта бестия просто остановилась в миллиметре от моего лица так, что её пышная грудь касалась моей.

- Рада была видеть Вас, мистер Денвер, - прощебетала она и направилась к выходу.

- Дейв.. просто Дейв, - глухо выпалил я и стал ждать.

Один. Флея не остановилась, стук её каблуков гулко отдавался, наверное, только в моей голове. Я смог спокойно выдохнуть, потому что наконец остался один, однако, знал, что это ненадолго. Голод заставляет меня всегда быть начеку, хотя, даже в том случае, если мне удасться предугать дальнейшее развитие событий, ничего сделать я не смогу. Два. Внезапно, неожиданная жажда охватила меня. Я оставил свои вещи и направился к автомату с водой, готовый выпить всё, что было в нём. Я знал, что меня ждет в ближайшие минуты, и кровь уже прилила к паху. Подойдя к доске, я достал маркер, когда раздались тихие шаги босыми ногами по кафельному полу. Снял колпачок и на доске появилось написанное мною слово: "Три".

Обернувшись, я заметил перед собой совсем голую Флею. Она вовсе не была смущена, не прикрывала руками свои сокровищные места, но сокровища ведь на то и даны, чтобы доставаться не всем. Про Флею так не скажешь, и от этой мысли мне стало противно. Но я быстро преодолел то расстояние, что было между нашими разгоряченными телами, и мои руки по - свойски впились в её талию. Я не хотел целовать эту женщину, поэтому, когда она потянулась губами ко мне, я моментально среагировал и резко повернул её задом. Я вошёл в неё резким толчком и так продолжал, стараясь сконцентрироваться на том, что люди называют наслаждением. Флея лежала на столе и своими маленькими ручками пыталась удержаться за край стола, как я потом понял, мистера Оурена. Что ж, признаюсь, мне было чертовски приятно трахать какую - то офисную шлюху на рабочем столе человека, которого я ненавижу. На этой мысли я так же грубо поднял Флею, положил её на спину и вошёл снова. Она стонала и металась по гладкому дереву, а затем подняла свой затуманенный взгляд на меня. Обхватив мои руки своими, она поднесла их к шее и надавила. Конченная фетишистка. Я сдавил её обеими руками, и она подарила мне за это очередной протяжный стон. Я брал из неё все соки, намереваясь оставить её ни с чем, но и эти мысли ушли, когда я кинул бездумный взгляд на свои руки. Они все так же сдавливали тонкую шею моей любовницы, но теперь руки дрожали.

Вдруг я почувствовал удар. Волну. Желание. Страсть. Страх. Боль. Я не сразу понял. Было лишь чувство, что должно произойти что - то непредотвратимое. Мои руки сильнее сжали её шею. Она открыла глаза и быстро посмотрела на меня взглядом, говорящим: "Ты прекрасный любовник, но это слишком, послабее". Её руки пытались расцепить мои пальцы, что мёртвой хваткой сцепились на шее.

- Мне больно.

Это только подлило масло в неугасимое пламя. Теперь Флея начинала хрепеть, и эти звуки показались мне лучше стонов. Я делал резкие толчки и душил её. Лицо секретарши уже покраснело, и это напомнило самый прекрасный закат, что мне доводилось видеть в Аризоне. Я еле сдержал слёзы от накатившего на меня восторга из - за красоты, а вот Флея слёз не сдерживала. Она брыкалась, пыталась кричать, царапала мои ладони, возможно, молилась или прощалась с жизнью. Через мгновенье она ослабла, тупо глядя в потолок застывшими от ужаса глазами, и сползла на холодный пол. Какие у неё прекрасные глаза.. Я осел рядом и потом ещё долго смотрел в эти зелёные глаза. Затем ножницы оказались в моих дрожащих руках, и минуту спустя я наслаждался левым глазом мёртвой милой Флеи. Он напоминал мне тёртое манго, перемешанное с творогом.

Я заворачиваю за угол, вспоминая тот день. Интересно, как её дети? Двое прекрасных девочек, кажется, восьми лет. Их волосы такие же огненно рыжие, как и у их мёртвой мамы.

Удар. Волна. Стыд. Дикость. Грусть. Руки трясутся.

Что делать? Что мне делать? И голос в моей голове в который раз выручает меня:

- Беги.

Я срываюсь с места. До дома всего десять минут, но я уже знаю, как тяжело они дадуться мне. Желудок сжимается. Каждое движение отдаётся болью в боку. Несколько раз я спотыкаюсь. На мгновенье в голове проносится мысль о том, в каком состоянии будут мои туфли, и вдруг меня хватают за руку.

Пока мою руку пронизывает резкая боль, я уже качусь по земле и вдогонку слышу едкий смех. Когда мне всё же удаётся остановиться, я ощущаю жжение: из моих ладоней текут струи крови, и кровь разлетается во все стороны от того, что дрожат ладони.

- Что ж, добрый вечер. Куда это Вы так спешите? - незнакомый голос.

"Уж сейчас никак не вечер, мистер Денвер".

Я подымаю голову и теперь знаю, как выглядит тот человек, которому неизвестно, каково это - падать. Это молодой парень. И, должен признать, он невероятно хорош собой. У него чистая бледная кожа, роскошные густые волосы и самые прекрасные карие глаза, которые я когда - либо видел. Но это просто факты. Из себя он ничего не представляет. Бьюсь об заклад, ему ещё ничего не известно об этом мире, а он уже считает, что познал всё. Отсюда столько и смелости, хотя это может быть и простая глупость. На ноги мне удаётся подняться почти сразу, и я слышу одобрительный свист.

- А старик - то неплох.

- Вы выглядите не совсем хорошо, возможно, я и мои друзья сможем Вам помочь? Десять долларов, надеюсь, хватит?

Голод. Мне срочно нужно домой. Мне некогда тратить на это время. Разворачиваюсь, уже собираюсь уйти, но тут же передо мной вырастают несколько фигур.

- Это не очень уважительно с Вашей стороны игнорировать моё искреннее рвение помочь.

Мерзавец достаёт из кармана несколько долларов и с отвращением кидает мне их под ноги.

- Ровно десять, - он делает паузу, наслаждаясь жалкими секундами, пока его такие же жалкие друзья смеются.

Затем его брови театрально взметаются вверх:

- О, нет, погодите, наверное, в Вашей жизни эта сумма самая большая, которую Вы когда - либо получали. Так нельзя, ведь тогда Вам не к чему будет стремиться.

Парень в миг очутился рядом и наклонился за купюрами.

- Думаю, этого хватит.

А затем произошло что - то необъяснимое. Когда он поднялся на уровне моих глаз, то резко замер. Смелость испарилась, и он смотрел прямо мне в глаза, будто увидел там что - то по истине ужасное. Я бы мог сказать, что увидел он смерть, но действительно ужасной может быть только бесконечность. Парень делал медленные шаги назад, а затем закричал во весь голос, и скоро его уже и след простыл.

Не сейчас. Только не здесь. Мне необходимо попасть домой, и я вновь бегу. Бегу по грязи и по лужам, затем по ступенькам, бегу так, что горят лёгкие. И я дома.

Когда мои глаза начинают лихорадочно скользить по каждому предмету в комнате, то я чуть не задыхаюсь от страха, хотя все это мне так знакомо. И руки привычно дрожат. Голод. Не раздеваясь, я направляюсь к холодильнику, а ноги уже заплетаются. Пусто. И лишь на верхней полке я замечаю банку с малиновым вареньем. Мне страшно. Я вспоминаю Флею, старую работу, новую работу, мистера Оурена и, наконец, маму. Её голубые, полные любви и гордости за своего сына, глаза на параде чемпионов. Я был всего - то отличником, а она смотрела на меня так, будто я дал всему миру надежду на мир.

Банка выскальзывает из моих рук и вдребезги разбивается. Голод. Мне так больно, что слезы льются ручьями. Я падаю на колени, зачерпываю руками немного варенья и отправляю в свой мерзкий всепоглощающий рот. Меня даже не останавливает то, что там полно осколков. Я жую, но тут ещё один удар. Мне нужно к зеркалу. Один взгляд - и ужас охватывает меня с новой силой. Мой крик слышен в самом космосе. Я быстро отползаю назад, оставляя следы варенья и крови на моём когда - то чистом мраморном полу. В отражении я увидел.. себя. Мокрые от пота волосы облепили моё лицо, зрачки настолько огромны, что мои голубые глаза стали чёрными. А рот вымазан в варенье. Я опять подползаю к зеркалу, хоть и совсем не хочу этого. Теперь это не варенье. Это - кровь. И я начинаю смеяться. Впервые в своей жизни я смеюсь так громко. Хватаюсь за голову и бешено хохочу, а меня затягивает в круговорот, где существует лишь мой смех.

И я знаю, что завтра меня ждет точно такой же день.