Глава 9
Вечером, в последний день занятий, я стоял в ванной и держался за раковину, уставившись в зеркало. Другой мальчишка, вероятно, изучал бы себя, может, расчесывал волосы, или втирал в кожу средство от прыщей, или поправлял воротничок, чтобы лежал идеально. Ведь сегодня вечер моего свидания с Брук, и я должен подготовиться, но для меня это означало не то, что для других. Я не пытался выглядеть хорошо. Я пытался быть хорошим.
— Я не буду мучить животных, — сказал я, смотря не в список правил, а прямо себе в глаза. — Я не буду мучить людей. Если я начну думать о ком-то плохо, то прогоню эти мысли и скажу человеку что-нибудь приятное. Я не буду называть людей «это». Я не буду угрожать людям. Если кто-то будет угрожать мне, я уйду в сторону.
Я пристально изучал отражение в зеркале. Кто смотрел на меня оттуда? Он был похож на меня, говорил, как я, шевелился, когда шевелился я. Я качнулся вправо-влево, потом снова встал прямо — тот, кто глядел из зеркала, повторил мои движения. Это и пугало меня больше всего: больше, чем жертвы, чем демон, даже больше, чем темные мысли. Самое страшное, что темные мысли принадлежат мне самому. Что я не могу отделить себя от зла, потому что главное зло моей жизни живет у меня в голове.
Сколько я протяну так? Я пытался быть двумя людьми одновременно — убийцей в душе и нормальным человеком снаружи. Я выставлял себя хорошим, тихим парнем, который не создает проблем и не лезет на рожон, но теперь чудовище вырвалось на свободу, и я фактически использовал его — активно занимался поисками другого убийцы. Я изменил правилам. Я старался, чтобы во мне уживались Джон и мистер Монстр.
Неужели я обманывал себя, думая, что сумею разделить жизнь на две части? Смогу ли я быть двумя разными людьми — плохим и хорошим? Или мне суждено стать чем-то средним — добрым человеком, навечно запятнанным злом?
В горле похолодело, и меня вырвало в раковину. Я не имел права идти на свидание с Брук — это было опасно. К ней тянуло нас обоих, и меня, и мистера Монстра, оттого она становилась брешью в моей броне, связующим звеном между двумя моими сущностями. Все, что укрепляло эту связь, питало мистера Монстра. Я надеялся только, что и сам стану сильнее. Я начинал сражение, которое мог выиграть только один из нас.
Но будет Брук наградой победителю или полем боя?
— Привет, Джон!
Брук открыла почти сразу — видимо, ждала стука в дверь. На ней, как обычно, были шорты, хотя мы и собирались вернуться поздно. Вечер ожидался довольно теплый, так что, вероятно, она не замерзнет, но если что, можно держаться поближе к костру. В любом случае ничего страшного не случится. Куртку она все-таки прихватила, я видел, а вот на ее блузку я не позволил себе посмотреть, чтобы не взглянуть ненароком на грудь.
Что за дурацкое свидание, если я даже не знаю, в какой блузке моя девушка? Неужели все это обернется безумием, как я и предполагал? Сколько ей понадобится времени, чтобы понять, что я чокнутый? Мне оставалось только вести себя как всегда — притворяться.
— Привет, Брук. Симпатичная блузка.
— Спасибо, — ответила она, улыбаясь и опуская глаза на блузку. — Я подумала, она подойдет, потому что она как бы школьная.
Я задержал взгляд на ее волосах: сегодня она распустила их и они ниспадали на плечи светлым водопадом. Она словно сошла с плаката рекламы шампуня. Я представил, как мою ей волосы, бережно расчесываю их, а она неподвижно лежит на столе.
Я прогнал эту мысль и улыбнулся:
— Ну, наверное, будет весело. Ты готова?
— Конечно, — сказала она и стала закрывать дверь, но ее позвали из дому.
— Брук? — это был голос ее отца.
— Да, па, — отозвалась она. — Это Джон.
Мистер Уотсон вышел к дверям и улыбнулся:
— Что, на костер?
— Да, — ответил я.
— Вы там, смотрите, осторожнее. Если вечером собирается толпа ребятни, не знаешь, когда кто-нибудь выкинет глупость, после которой ты окажешься в больнице. Но я полагаю, моя дочурка в надежных руках?
Меня пугало, насколько большинство людей заблуждаются на мой счет.
— Все будет в порядке, — уверила Брук, улыбаясь мне. — И потом, — она повернулась к отцу, — там будут учителя. Это же школьное мероприятие.
— Я не сомневаюсь, что все пройдет нормально, — кивнул мистер Уотсон.
Он вышел на крыльцо, положил руку мне на плечо и отвел в сторону на несколько шагов. Я посмотрел на Брук, а она закатила глаза.
— Я всегда представлял себе, что сделаю, когда моя дочь отправится на первое свидание, — начал он.
Я услышал стон Брук за спиной.
— Па…
— Я прикидывал, как начну угрожать тому парню, ну, ты понимаешь. «У меня есть пистолет и лопата» — что-нибудь в этом роде. Но я думаю, тебя такими вещами не напугаешь, после того, что ты пережил.
Он даже не представлял, о чем говорит.
— Я думаю, — продолжал он, — ты через столько прошел, что лучшего кандидата для первого свидания не найти. Ведь в моих фантазиях Брук каждый раз запрыгивала на заднее сиденье «харлея» какого-нибудь группового насильника и даже не замечала, как я машу ей на прощание.
— О господи, — простонала Брук.
Она покраснела и закрыла лицо руками.
— То есть, я хочу сказать, с учетом всех обстоятельств я рад, что она выбрала местного героя, — подытожил мистер Уотсон.
«Что?»
— Героя?
— И скромника, — добавил он, хлопая меня по плечу. — Ну, не буду вас больше задерживать. Ты ведь ее пригласил, не меня. Брук, ты помнишь правила?
— Да, — ответила она, поворачиваясь, чтобы идти.
— И?
Она снова закатила глаза:
— Никакой выпивки, никакой быстрой езды, вернуться до двенадцати.
— Телефон не забыла?
— Нет.
— И ты позвонишь домой, если?..
— Потеряюсь или застряну где-нибудь.
— И ты позвонишь в полицию, если?..
— Увижу наркотики или кто-нибудь затеет драку.
— Или если он попытается тебя поцеловать, — сказал отец.
Брук стала пунцовой, а мистер Уотсон рассмеялся и подмигнул мне:
— Герой ты или нет, но я отпускаю с тобой моего ребенка.
— С ума сойти, — пробормотала Брук, схватила меня за руку и потащила к машине. — Идем отсюда. Пока, па!
— Пока, Пузанчик! — прокричал он.
— Он называет тебя Пузанчиком? — удивился я.
Брук была тоненькая, как тростинка.
— Детское прозвище, — ответила она, покачав головой, хотя я видел, что она улыбается.
Мы подошли к машине, остановились у ее — Брук — дверцы и стояли так какое-то время.
Я вдруг понял: она ждет, что я открою дверцу. Я покосился на нее, потом на дверцу. Это была ее дверца. Одна из тех вещей, к которым я не притрагивался. Я снова взглянул на Брук и увидел, что брови ее чуть нахмурились: она недоумевала. Если я еще помедлю или поставлю ее перед необходимостью самой открыть дверцу, что она подумает? Она видела, что я стреляю глазами туда-сюда, — в этот момент я еще мог изобразить невежу или плохо воспитанного парня, если не хотел выставить себя полным идиотом. Но я осторожно протянул руку и открыл дверцу, представляя, как она касается той же дверцы, как ее пальцы прижимаются к той же ручке. Когда раздался щелчок, я ухватился за верхний край дверцы и распахнул ее перед Брук.
— Что-то не так с ручкой? — удивилась она.
— Я увидел осу, — соврал я на ходу. — Думаю, она пыталась свить там гнездо.
— Вроде не самое удобное место, — усомнилась Брук.
— Ты так думаешь, потому что ты не оса, — сказал я, придерживая дверцу, пока она садилась. — Кстати, осы сейчас в моде.
— Ты решил пригласить меня на свидание по последнему крику моды? — спросила она, озорно улыбаясь.
— Я вычитал это в каком-то журнале. Журнал, конечно, был не мой. Лежал на столике в парикмахерской. «Все о лосях» или как-то так, в общем, нужно же что-то читать.
Брук рассмеялась, и я захлопнул пассажирскую дверцу.
«Насколько меня хватит?» — подумал я.
Было шесть, а отец сказал ей, чтобы она вернулась не позже двенадцати. Шесть часов?
Казаться нормальным в толпе довольно легко. Казаться нормальным один на один с другим человеком обещало стать непростой задачей.
Я подошел к водительской дверце и сел в машину.
— Так странно будет видеть большой костер, который развел не ты, — сказала Брук.
Я замер. Что она знает? Что видела? Слова ее прозвучали буднично, но… может, в них был скрытый смысл, которого я не понимал. Она обвиняла меня? Угрожала мне?
— Что ты имеешь в виду? — спросил я, глядя перед собой.
— Помнишь те костры во дворе Кроули на соседских вечеринках? Ими всегда занимался ты.
Я облегченно вздохнул — в буквальном смысле, словно невольно задерживал дыхание.
«Она ничего не знает. Просто поддерживает разговор».
— Ты не заболел? — спросила она.
Я завел машину и улыбнулся:
— Ни в коем случае.
«Нужно срочно выдумать извинение. Что в такой ситуации сказал бы нормальный человек? Нормальный человек испытывает сочувствие. В разговоре он обратил бы внимание на людей, не на костер».
— Я просто подумал о Кроули, — объяснил я. — Будет ли миссис Кроули, как прежде, устраивать такие встречи?
Я тронулся с места и поехал в город.
— Ой, извини. Мне и в голову не пришло, что тебя это заденет. Я знаю, ты дружил с мистером Кроули.
— Ничего.
Я буквально заставлял себя продолжать — раньше разговаривать с Брук мне запрещали правила, и сейчас беседа давалась нелегко.
— Теперь, когда его нет, я оглядываюсь назад и думаю, что по-настоящему и не знал его.
«Его никто по-настоящему не знал. Даже жена».
— Я чувствую то же самое, — призналась Брук. — Я бóльшую часть жизни прожила рядом, через два дома, а вообще его не знала. Нет, мы, конечно, виделись на вечеринках или на Хеллоуин, когда я выпрашивала конфеты, но мне кажется, я должна была… чаще говорить с ним, что ли. Ну, ты понимаешь, спросить, откуда он и все такое.
— Мне бы тоже хотелось знать, откуда он.
«И есть ли еще такие, как он».
— Я люблю разговаривать с людьми, люблю, когда они рассказывают о себе, — продолжала Брук. — У всех есть что рассказать, а когда садишься с кем-нибудь и начинаешь разговаривать по-настоящему, можно столько узнать!
— Да. Но это странно немного.
Я начал впадать в состояние, когда слова рождаются свободнее.
— Странно?
— Понимаешь… странно смотреть на людей и думать, что у них есть прошлое.
Как донести до нее мысль?
— Конечно, каждый где-то жил прежде, но… — Я указал на прохожего, мимо которого мы проезжали. — Посмотри. Вот какой-то человек, мы увидели его один раз, а потом он исчез.
— Это Джейк Саймонс. Он работает с отцом на лесопилке.
— Я ровно об этом же. Для нас он как… декорация на заднем плане наших жизней, но для него самого он — главный герой. У него есть жизнь, работа, целая история. Он реален. А мы для него — декорация на заднем плане. А вот этот человек, — я кивнул на другого прохожего, — вообще не смотрит в нашу сторону. Может, не замечает. Мы находимся в центре своих вселенных, а для него даже не существуем.
— Это Брайс Паркер из библиотеки.
— Ты что, всех в Клейтоне знаешь? — удивился я. — Или я привожу неудачные примеры?
Брук рассмеялась:
— Я хожу в библиотеку раз в неделю, как я могу его не знать?
— Ну а как насчет вот этого?
Я высмотрел мужчину футах в ста впереди — он косил траву на газоне.
— Нет, не знаю, — ответила Брук, внимательно разглядывая его.
Мы проехали мимо, и он в последнюю секунду повернулся так, что мы четко увидели его лицо. Брук громко рассмеялась.
— Нет-нет, знаю: он работает в магазине металлоизделий Грауммана… как же его?.. Ланс!
— А фамилия?
— Граумман, наверное. Это семейный бизнес.
— О металлоизделиях тебе известно гораздо больше, чем я мог представить, — признал я.
Брук опять рассмеялась:
— Мы прошлым летом делали ремонт ванной комнаты наверху и с первого раза не купили, кажется, ничего подходящего по размеру. Я уже не помню, сколько раз заезжала в магазин.
— Тогда понятно.
Было так необычно просто разговаривать с ней. Я так долго жил фантазиями о Брук и запрещал себе с ней общаться, что теперь простой треп ни о чем казался невероятно душевным. Душевным и одновременно пустым. Почему эта бессодержательная болтовня воспринималась мной как нечто очень важное?
Я свернул на дорогу, ведущую из города к озеру, и передо мной оказались еще две машины с ребятами из школы. Я разглядывал их затылки, надеясь узнать кого-нибудь и продемонстрировать Брук, что у меня тоже есть знакомые. Но я никак не мог вспомнить имена, хотя явно видел этих ребят прежде. Они были немного старше нас, так что я с ними почти не общался.
— Эй, — сказала Брук, — это же Джесси Бизли! Но с ней не ее бойфренд, интересно, что случилось?
Солнце все еще стояло высоко, и я опустил эту штуковину над лобовым стеклом, чтобы оно не било в глаза.
— Ты всех в городе знаешь, — вздохнул я, — а я не знаю даже, как называется эта фигня.
— Ты говоришь… — Брук наморщила лоб. — О той фигне, которая защищает от солнца? — Она рассмеялась. — Как она называется? Это… шторка. Козырек. Очень маленькая маркиза.
— Плоский зонтик.
— К ней можно пришить кружева и назвать ее «зонтик от солнца», — сказала Брук. — Это было бы так изысканно.
Я покосился на нее и увидел, что она ухмыляется. Я неплохо читаю мысли других людей, что обычно не свойственно социопатам, но сарказм чувствую с трудом.
Взглянув на Брук, я мысленно вернулся к словам ее отца — он доверил мне свою дочь. Он назвал меня героем — меня, чокнутого социопата, который одержим смертью, работает в морге и все сочинения пишет про серийных убийц. Героем. Во мне зашевелились воспоминания — я настолько сосредоточился на способах убийства демона и психологических последствиях своего поступка, что почти забыл, для чего это было нужно. Я сконцентрировался на том, как «убить плохого парня», и «спасение хороших» отошло на второй план.
Но никто не знал, что я убил демона. Даже мама изо всех сил пыталась забыть то немногое, что понимала из случившегося. Мистеру Уотсону известно только, что той ночью я находился на улице, перетащил тело доктора Неблина и вызвал полицию. Было ли этого достаточно?
— Интересно, какая будет еда? — сказала Брук.
Оказывается, с тех пор, как я погрузился в размышления, в машине повисло неловкое молчание.
— Наверное, хот-доги. Не знаю, что еще можно есть у костра.
«Черт! И что же я буду делать?»
Я как-то не подумал, что еда, вероятно, будет мясная.
«Ну, промямли хоть что-нибудь», — приказал я себе.
— Может, будут сморы [8].
Мне больше ничего не пришло в голову.
— Самая еда для костра. А еще белки, которые начисто лишились чувства направления и самосохранения.
Брук снова рассмеялась:
— Чтобы белка забрела в костер, это должна быть совсем растерянная белка.
— Или замерзшая.
— Можно развести костер над сусликовой норкой, — предложила Брук. — И тогда они будут выпрыгивать оттуда уже поджаренными, как из торгового автомата.
«Ух ты! Неужели она так пошутила?»
— Извини. Дурацкая шутка.
Глядя, как она говорит, я увидел ее в новом свете. Она посмотрела на меня и улыбнулась. Неужели она считает меня героем?
Неужели она считает меня хорошим парнем?
Мы съехали с дороги в конце длинной колонны машин — впереди, на берегу озера, виднелось поле, где хватило бы мест припарковаться большой компании, но костер всегда привлекал целые толпы, и стоящие машины растянулись чуть ли не на полмили. Мы пошли в центр гулянья, и я разглядывал по дороге людей, других учеников, которых знал много лет, словно видел их в первый раз. Неужели этот считал меня героем? А тот? Я впервые в жизни решил, что люди могут думать обо мне что-то хорошее, и не понимал толком, как к этому относиться.
Но мне нравилось.
— Замечательный запах, — сказала Брук.
Она шла рядом, засунув руки в карманы куртки.
— Холодный ветерок с озера вперемешку с дымком костра и зеленым от деревьев.
— Зеленым? — переспросил я.
— Да. Люблю запах зеленого.
— Зеленый — это не запах. Это цвет.
— Да, но… ты разве не знаешь такой запах? Деревья, камыш, трава — они иногда пахнут зеленым.
— Похоже, я не знаком с запахом зеленого.
— Вон Марси. Давай спросим у нее.
Я посмотрел туда, куда показывала Брук, и сразу же отвернулся; на Марси была маечка с ужасно глубоким вырезом, он просто кричал: «Взгляните-ка на них!» Я уставился на ноги Брук, спешащей к подружке, и не поднимал глаза. Если я нарушал кое-какие правила применительно к Брук, это еще не означало, что я должен наплевать на осторожность и нарушить все. Обращать внимание на грудь девушки строжайше запрещалось.
— Брук! — воскликнула Марси. — Класс! Мне нравится твоя блузочка.
Черт, все-таки нужно выяснить, как выглядит ее блузка.
— Рада тебя видеть, — улыбнулась Брук.
— Джон, привет. Не ожидала тебя встретить. Здорово, что пришел.
— Спасибо, — ответил я, глядя на ее ноги.
И все же я не хотел выглядеть фриком, поэтому поднял глаза сначала на Брук, потом на Марси. Мельком я увидел глубокий вырез маечки и поспешил посмотреть на озеро.
— Хороший вечер.
— Ты должна ответить на вопрос, — сказала Брук. — Пахнут ли деревья зеленым?
— Что-что? — со смехом переспросила Марси.
— Зеленым! — повторила Брук. — Деревья тут пахнут зеленым.
— Ты спятила.
— Кто спятил? — спросила Рейчел Моррис, присоединяясь к нам.
Я вежливо улыбнулся ей, благодарный, что она одета скромнее подружки.
— Брук говорит, что деревья пахнут зеленым, — сказала Марси, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
— Конечно, — кивнула Рейчел. — Все это место пахнет зеленым… и немного коричневым из-за дыма.
— Точно! — воскликнула Брук.
— Представляешь, что они говорят? — спросила Марси, глядя на меня.
Я вонзился взглядом ей в ухо, чтобы больше ничего не видеть.
— Думаю, это индуцированный бред, — сказал я, но углубляться в психологическую гипотезу не стал.
Такой разговор вряд ли имел шанс на успех.
Мне было странно общаться с Марси — отчасти из-за выреза маечки, но главным образом потому, что мы почти не делали этого раньше. Как и люди в ехавшей впереди машине, Марси принадлежала к тем, кого я знал теоретически, но на практике мы не пересекались. Я оглядел собравшихся — всех, с кем вырос, но напрямую не контактировал, не имел ничего общего. Мне казалось невероятным, что мы родились и жили в одном маленьком городке, год за годом ходили в одну школу, в один класс, но так ни разу и не поговорили. Макс с удовольствием поболтал бы с Марси — и пошарил бы по ней похотливым взглядом, но у меня наша беседа вызывала скорее беспокойство. Я прекрасно обходился и без ненужных людей.
— А другие цвета вы чувствуете? — принялась шутливо допрашивать Марси, сложив руки на груди.
— Дело не в цвете, — ответила Брук, — а в деревьях. Просто «зеленый» — хорошее слово, чтобы описать, как пахнут деревья. Как «весна», только «весенний запах» звучит глуповато.
— А «зеленый» тебя устраивает, — сказала Марси. — Ну-ну.
С озера дул прохладный ветерок, и я увидел мурашки на руках Марси. Прежде чем я успел остановить себя, я уже смотрел на ноги Брук — они тоже покрылись мурашками.
— Почему бы нам не пойти к костру? — предложил я.
Брук кивнула, и Марси с Рейчел двинулись за нами сквозь неплотную толпу. За деревьями впереди виднелся костер — неровная парабола оранжевого пламени, хотя небо еще оставалось светлым, и огонь выделялся не слишком резко. В нашем редком клочковатом лесу преобладал кустарник, а не деревья, и костер развели на большой округлой поляне в нескольких десятках футов от дороги. Когда мы подошли ближе, я увидел, что организаторы, кем бы они ни были, не пожалели сил: в середине костра лежали большие бревна, поодаль у деревьев ждали своей очереди горы трехфутовых поленьев и расколотых чурок. Дерево в костре трещало и лопалось, живица шипела, испаряясь, а за всем этим слышался гулкий рев кислорода, пожираемого жадным пламенем. Огонь говорил со мной.
— Привет, — прошептал я в ответ, подошел поближе и вытянул руки, пробуя тепло.
Где-то температура казалась нормальной, где-то слишком низкой, а в середине — слишком высокой. Форма костра была более открытой, чем нужно; такой костер будет жарким и мощным, но прогорит слишком быстро. Вообще костер может жить всю ночь, если его правильно сложить и дрова подкладывать понемногу.
Судя по всему, ответственного за костер не было. Рядом лежала палка футов пять длиной, с обугленным концом, — видимо, ею поправляли поленья. Я подобрал палку и привел костер в порядок — одно полено опустил, другое приподнял. Костер может сказать тебе, что ему нужно, если ты умеешь слушать. Я ощущал тепло, слышал рев воздуха, смотрел, как расползается по поверхности бревен переливающийся белый жар.