Страна снов

За дверью оказалась красивая, изящная комната, вроде домашнего кабинета или нарядной гостиной. Стены были уставлены книгами, стройные колонны поддерживали высокий расписной потолок, у незажженного камина стояли позолоченные стулья. Через окно плафон Деа различила башню, поднимавшуюся над этой комнатой почти вертикально.
Она услышала приближающиеся шаги и, боясь очередного монстра охранника, поспешила к раскрашенной двери на другом конце комнаты и взялась за замысловатую золотую ручку. От прикосновения ручка пришла в движение - начала таять, меняться, извиваться, и вскоре уже металлическая змейка поползла по руке Деа к плечу. Ее брюшко было жестким и холодным, как сталь. Все это было неудивительно, но Деа не могла не удивляться. Она беспечно позволила себе забыть, что находится в мире, сотканном из снов, где все текуче и изменчиво.
- За дверью налево, - прошипела змея. - И на самый верх.
Затем она поползла вниз, свернулась и снова стала дверной ручкой.
На этот раз дверь без труда открылась.
За ней начиналась другая лестница, широкая, светлая, с ковровой дорожкой. Поднимаясь, Деа проходила мимо открытых окон, в которые влетал теплый ветер, пахнувший апельсиновой коркой, табаком, немытыми телами, жареным мясом и так далее. Деа потела в своей куртке и чуть не остановилась, чтобы ее снять, но страх и жгучее желание увидеть мать и найти все ответы заставляли ее торопиться.
Вскоре начали попадаться свидетельства вторжения мира природы: ковер на ступенях сменился густым мхом, узкие плети плюща тянулись по стенам, как узловатые пальцы. Из трещин штукатурки выглядывали цветы, подоконники густо заросли колокольчиками и жимолостью - цветами, которые всегда напоминали Деа о Мириам. Пурпурный вьюнок затянул потолок, и бутоны свешивались каплями дождя, которые вот вот сорвутся.
Чем выше поднималась Деа - город внизу превратился в сплошную светящуюся массу, мозаику из стекла, дерева и золота, - тем сильнее становилось ощущение присутствия Мириам. Деа побежала, несмотря на жару и дрожавшие от усталости ноги.
Наконец лестница привела ее к узенькой деревянной дверке. Заперто. Деа начала стучать кулаком. Ей хотелось плакать, но в горле пересохло, глаза жгло. В душе было пусто, будто все чувства выгорели.
- Впусти меня! - Голос отразился эхом от стен и тоже прозвучал гулко и пусто, словно чужой. Неужели отец обманул, одурачил? Деа продолжала стучать и звать: - Пожалуйста, пожалуйста, впусти меня!
- Деа, это ты?
Деа попятилась, подавив рыдание. Это обман, наверняка обман! Ее охватил страх, какого еще не бывало в жизни, какого она не испытывала, даже когда пропала Мириам. Она не хотела, чтобы дверь открылась, и не могла выдержать клейкие секунды ожидания, которые растягивались в целую вечность. Деа не могла дышать. Ей хотелось плакать - и убежать.
Дверь открылась, и на пороге оказалась Мириам - живая и настоящая.
Деа застыла на месте.
Мириам изменилась - настолько, что Деа стало неловко. Волосы свободно падали на спину, одета она была в длинное белое платье, очень простое и совсем непохожее на то, в чем она ходила в реальной жизни. Мириам была босиком, руки обвиты плетями плюща, словно длинными браслетами. Мама выглядела гораздо лучше, чем запомнила Деа: она уже не казалась болезненно худой, глаза блестели ярче. Пребывание в городе снов питало ее и придавало сил. На миг Деа ощутила неприязнь.
Она поняла, что все сказанное отцом - правда.
- Ты нашла меня, - мягко произнесла Мириам, и неприязнь ушла. Пропало все, кроме огромного облегчения, и Деа нетвердыми шагами подошла и обняла мать. Пахло от Мириам как раньше - мылом и клубникой, долгими летними днями, блестящим асфальтом и открытыми окнами. Домом. Деа наконец дала волю слезам. В объятиях матери она рыдала, трясясь всем телом, зная, что теперь все будет хорошо - мама все поправит.
- Я ждала, что ты придешь, - сказала Мириам в волосы Деа, тихонько укачивая ее, как в детстве. - И боялась, что придешь. О Деа, я была ужасной матерью. Прости меня. Ты сможешь меня простить?
- Да, - прошептала Деа. Ей полагается требовать объяснений и бушевать от возмущения, но она уже простила матери все, что было прощать. Мириам рядом, живая и настоящая. Важнее этого ничего нет.
Мириам улыбнулась, но глаза остались грустными.
- Проходи, посмотришь, как я живу, - она потянула Деа за руку.
- Мама, - Деа выдернула руку, не зная, что сказать, но слова вылетели сами: - Мам, пожалуйста, уйдем домой!
- Детка, - Мириам взглянула на дочь огромными синими глазами с любовью - и раздражением, - это и есть мой дом.
- Нет! - То же самое сказал король, но Деа не могла с этим смириться. - Твой дом со мной, в Филдинге - или там, куда мы уедем, в Калифорнию или Санта Фе, Сент Луис или Новый Орлеан. Мам, ты же всегда хотела в Новый Орлеан! - затараторила она, не в силах замолчать.
У Мириам сделался усталый вид, будто она целый день проработала на новой работе и только что вспомнила, что в доме нет продуктов, - выражение лица, очень знакомое и одновременно такое неуместное на каменной лестнице башни над городом снов.
- Пойдем, Деа, - повторила она, жестом приглашая Деа за собой.
Комнатка наверху башни оказалась красивой, но почти пустой. Свет лился через большие окна, выходившие на город с трех сторон. Цепкий плющ и бледные розы каскадами свешивались с подоконников, будто вода переливалась на каменный пол. К окну был придвинут стул. Вся меблировка состояла из выцветшего ковра, узкой кровати и, к удивлению Деа, большого зеркала в красивой резной раме.
Мириам перехватила взгляд дочери.
- Теперь оно мне не опасно, - сказала она. - Я люблю смотреть за тобой.
Деа дала волю давно копившейся безнадежной ярости:
- Кто ты? - Она вспомнила, как Коннор спросил у нее то же самое, и окончательно вышла из себя: она, Деа, тоже иная, и эта причастность крепче любых цепей. - И больше не лги, - добавила она, когда мама открыла рот. - Мне нужна вся правда.
Мириам вздохнула и коснулась ладонью щеки дочери. Деа хотела отстраниться, но мамина рука была прохладной, сухой и такой знакомой.
- Я сон, - просто сказала Мириам. - И ты тоже.
Деа отшатнулась.
- Как это понимать, черт возьми?
- Мы отсюда родом, это наш мир, - Мириам обвела рукой комнату, город за окнами, широкие золотые языки солнечного света, пересекавшиеся на полу. Ее глаза казались неестественно яркими. - Мне пришлось оставить тебя, чтобы защитить, разве ты не понимаешь? - Она шагнула к Деа, но та попятилась, прижавшись спиной к двери. - Сон всегда преследовал нас. Ты видела своего отца, поняла его возможности. Он хочет, чтобы мы вернулись.
- Зачем? - Деа еле сдержала слезы. - Почему он не оставит нас в покое, почему не отпустит? - В голове образовался вихрь: вот Аэри говорит, что монстры приходят только за своим, а вот ее аритмия, потому что сердце никак не подстроится под темп иного мира, а вот облегчение после прогулок в сны, будто вздохнуть полной грудью после долгого нырка. - Ты же можешь с ним поговорить, попроси его!
- Это ни к чему не приведет, - сказала Мириам. - Посмотри. - Она присела на стул у окна. Браслеты из плюща немедленно пришли в движение, обвились вокруг подлокотников и начали сжиматься, глубоко вдавливаясь в плоть, пока руки не побелели. Мириам болезненно поморщилась. Король уверял, что с ней все в порядке, но она фактически узница! Деа даже не верилось, что, пусть и на секунду, у нее возникло желание подбежать к нему и броситься в объятия.
- Наказание, - просто объяснила Мириам. - За первый побег. - Деа двинулась к ней, но мать покачала головой: - Все нормально. - Путы из плюща сразу ослабели и убрались, мирно свернувшись вокруг запястий. Мириам вздрогнула, разминая руки. - Он знает, что больше я не убегу.
У Деа подкосились ноги. Она присела.
- А почему ты сбежала? - прошептала она. - И как?
Мириам подалась вперед. Сейчас она казалась ослепительно красивой и какой то бесплотной, будто вот вот растает в солнечных лучах и ветре. Ее мать. Королева. Та самая Мириам, которая размешивала в томатном супе сливочный сыр, любила слушать джаз в дождливые дни, перебирала всякую всячину на блошиных рынках, закатав рукава, будто ловила лягушек в болоте, всему предпочитала американские сандвичи с сыром на белом хлебе и совсем не любила яблок, иначе как в пирогах...
- Помнишь, я рассказывала историю о беременной, которая была очень больна и лежала в больнице, и ей приснилась другая, здоровая, женщина с ребенком?
Деа кивнула. Мириам часто рассказывала эту сказку. Вернее, Деа привыкла считать это сказкой, хотя в книгах ей ни разу не попалось ничего похожего. Подробностей она уже не помнила, только основной сюжет: беременная засыпает в больнице и видит во сне другую женщину, а проснувшись, обнаруживает, что родила малышку с глазами голубыми, как лед.
Как у самой Деа.
Понимание собралось волной у самой кромки ее сознания.
Мириам продолжала едва слышным шепотом:
- Вот так я это и сделала. Я даже не успела осознать, что делаю и чем это обернется.
- Ты не могла, - поперхнулась Деа, и тут волна понимания обрушилась на нее. К горлу подступила тошнота.
- Для них в любом случае все было кончено, - добавила Мириам словно в утешение.
Обреченная женщина. Мириам заняла тело умирающей и ее ребенка, и появилась Деа - из чужих костей и кожи. Деа встала. Ей стало душно, она не могла дышать. Нетвердыми шагами подойдя к окну, она перегнулась через подоконник, кашляя и жмурясь. Но наружу ничего не вышло - тошнота по прежнему гнездилась внутри.
- У меня не было выхода, - горячо заговорила Мириам. - Это был наш с тобой единственный шанс поселиться где то еще кроме этого мира. - Она добавила тише: - Мы с твоим отцом... не были счастливы.
- Что?!
Все это мать затеяла потому, что не была счастлива в браке?!
Мириам поняла, что допустила промах.
- Здесь нет смены сезонов, - поспешно произнесла она. - Меняется разве что ветер. Весна может наступить раз в тысячу лет или не наступить вовсе. Рожденное здесь не всегда умирает. - Мириам помолчала и добавила тише: - Я хотела, чтобы ты знала времена года, порядок, правила. Я хотела... свободы. Для нас обеих.
Деа глубоко вздохнула. Далеко внизу на солнце сверкал город, переполненный, беспорядочный, неимоверно огромный - мусор, выброшенный в вечность бесконечным океаном. Она пыталась осознать сказанное матерью: вечный мир постоянно меняющихся правил, незаметных изменений, уверток и уловок. Должно быть, это отнимает много сил. Все равно что плыть по прихотливо меняющемуся течению, стараясь удержаться на плаву.
Но мать совершала отвратительные поступки, и этого Деа понять не могла.
- Но ты крала деньги, - сказала она и обернулась, удивляясь, что голос звучит ровно. - И обманывала людей.
Мириам вздрогнула. Неужели она всерьез думала это скрыть?
- Я делала то, что приходилось делать.
- Нет. - Догадка испугала Деа сильнее, чем все, что натворила мать: - Ты делала то, что хотела. Что в голову взбредет.
Мириам нахмурилась, но отрицать не стала, и Деа поняла, что не ошиблась. Похожее чувство она испытала, когда во Флориде в универмаге они отстояли длинную очередь к Санта Клаусу, а через пятнадцать минут увидели его курившим у мусорных баков со сдвинутой на сторону бородой.
Мириам совершала те или иные поступки не ради благородных целей, серьезных причин или каких то убеждений, а просто потому, что ей так заблажило. Захотела сбежать - и сбежала. Понадобились деньги - взяла.
- Я столько лет тебя охраняла, - начала Мириам. В ее голосе появились отчаяние и вкрадчивость, как у продавца, пытающегося впарить паршивый пылесос. - Отсюда эти правила, зеркала и часы... Время - враг снов, сны не переносят упорядоченности... Я пыталась скрыться от твоего отца, поэтому мы вечно были в бегах. Я старалась не дать ему возможности... - она замолчала. - Конечно, тебе было трудно.
- Мне было ужасно, - без всякого гнева сказала Деа. Все эмоции разом ее оставили, сменившись странным онемением чувств. Ну, по крайней мере, теперь она знает правду: она чудовище. - И вообще, разве так правильно?
Мириам снова нахмурилась.
- Правильно, неправильно, - махнула она рукой. - Люди иного мира помешаны на том, что правильно, а что нет, а ведь правда далеко не так проста!
- Иного мира? - чуть не рассмеялась Деа. - Это же мой мир! Был, по крайней мере. До сегодняшнего дня.
Минуту Мириам молчала. Через окно Деа видела, как свет скользит между домами, оставляя за собой долгие тени. Она легко могла разглядеть остроконечные вершины вдали - не то горы, не то здания.
- Прости меня, - сказала наконец Мириам. - Я делала все, что в моих силах. Но теперь это уже не важно, он все равно нас нашел. Не представляю, правда, как... - Оттуда, где стояла Мириам, послышался шорох. - За тобой явились двое его солдат, и я позволила им увести себя вместо тебя. Я надеялась, что, встретившись с ним, смогу убедить оставить тебя в покое...
Деа вцепилась в подоконник.
- Это я виновата, - через силу выговорила она, отметив, что чувство вины стало меньше. Да, она нарушила правила, но Мириам поступала гораздо хуже. - Я несколько раз входила в сны моего друга, и однажды он меня увидел... Я говорю о Конноре... А потом пришли безлицые и увязались за мной в реальный мир, и меня сочли сумасшедшей, хотя они на самом деле гнались за мной...
Мириам взяла Деа за плечи и повернула к себе. Деа старалась не обращать внимания на то, что браслеты из плюща на запястьях матери еле заметно шевелились.
- Ты не виновата, - сказала Мириам. - Рано или поздно нас бы нашли. Монстров столько, сколько людей, которым они снятся, вот почему твой отец столь могущественен. У него нет недостатка в солдатах. Уничтожат одних, появятся новые.
- Да разве можно их уничтожить? - растерялась Деа.
Мириам пожала плечами:
- Сила монстров в числе, поодиночке с ними нетрудно справиться.
- Но как? - Ей вспомнились безлицые со своим влажным, всасывающим дыханием, неровными дырами вместо ртов и тянущимися к ней длинными пальцами. Чего им бояться?
Мириам чуть заметно улыбнулась.
- Монстры появляются из людских страхов и тревог, из всего, о чем люди избегают думать наяву. В этом и сила чудовищ, поэтому они так популярны в королевской армии. Они питаются страхом.
- Но... - Деа задумалась, что означают безлицые для Коннора, что символизируют? Своим присутствием они трансформируют самый воздух, замораживают все вокруг, и целый мир замирает в ужасе. - Как же я перестану бояться?
- Вырви им зубы, если они кусаются, - сказала Мириам, и на секунду Деа показалось, что перед ней незнакомка. - Ослепи их, если у них сотня глаз. Дай им лица, если у них нет лиц. И тогда они станут просто людьми.
У Деа на языке вертелось множество вопросов - о монстрах, об отце и его армии, о войне, которая, по его словам, надвигается. О ее, Деа, чудовищном рождении в теле умирающего ребенка. О мелочах вроде афер, которые проворачивала Мириам. Но от усталости мозг положительно отказывался повиноваться.
- Он сказал, я должна решать, - выговорила Деа, избегая произносить слово «король» и не желая говорить «отец». - Дал двадцать четыре часа на раздумья.
Мириам отвела глаза, прикусив губу.
- Он не плохой человек, - сказала она. - Он столько лет тебя искал. Он хочет, чтобы ты вернулась.
«А ты тогда кто при таком раскладе?» - чуть не спросила Деа. Обхватив себя руками, она нащупала ребра. Все это во сне - и кости, и тело, но она же настоящая!
- Мне что, спасибо ему за это сказать? - поинтересовалась она.
Мириам посмотрела на Деа большими глазами цвета штормового моря. Эти глаза Деа знала лучше, чем свои собственные.
- Конечно, нет, - ответила она. И с вызовом добавила: - Прости, Деа, я считала, тебе лучше не знать...
- Поняла уже, не дура. - Деа произнесла это слишком резко, часто моргая. - Теперь то что делать?
Мириам будто ждала этого вопроса. У нее брызнули слезы, и Деа испугалась - она никогда в жизни не видела мать плачущей.
- Деа, я хочу тебе счастья. Это все, чего я всю жизнь хотела!
Деа поняла, что мать не станет просить ее остаться. Ей самой не хотелось оставаться, но то, что мама ни о чем не просит, не умоляет не покидать ее, рождало в душе странную пустоту, будто сердцевину вырезали ножом, оставив оболочку.
- Он сказал, что не даст нам видеться... - Деа задрожала так сильно, что у нее ослабели колени. - Сказал, я никогда не вернусь сюда.
- Деа, - Мириам снова коснулась лица дочери, - я тебя не оставлю. Я всегда буду присматривать за тобой.
Деа отступила. Ей нечего было сказать. В пустой груди стремительно рос пузырек горя, угрожая лопнуть.
- Значит, я тебя больше не увижу?
- Я хочу, чтобы ты осталась, Деа. - Голос Мириам дрогнул. - Очень хочу. Но я не могу... быть эгоисткой. Решай сама.
Это было словно промокнуть под неожиданно налетевшим осенним ливнем: Деа стало холодно, плохо и одиноко.
- Но если я не смогу ходить в сны, что со мной будет? - вдруг спохватилась Деа. Она же заболеет, это точно! Насколько серьезно? И как скоро?
Мириам помрачнела. Деа поняла, что мать этого не знает.
- Все будет нормально, - неуверенно ответила она. - Я постараюсь тебя защитить.
- Как раньше, что ли? - не удержавшись, ехидно спросила Деа.
- Иди, - подтолкнула ее Мириам. - Если ты на самом деле так хочешь, иди. - Ее глаза снова повлажнели. - Я много чего натворила, а ты еще очень юна... Но я в тебя верю. Ты сможешь. Я же смогла.
Деа с самого начала хотелось побыстрее выбраться из мира снов, но сейчас, когда возвращение стало реальным, ее решимость вдруг поколебалась. «Ты сможешь. Я же смогла». Неужели ей придется всю жизнь скрываться от полиции? Стать мошенницей, как мать, красть еду на заправках и дезодоранты в аптеках?
- Нет, - сказала она, - не пойду. Я тебя не оставлю. Я не хочу.
- О, Деа, - Мириам прикрыла глаза рукой, словно стараясь не дать пролиться слезам. - Как бы мне этого хотелось! Но ты должна думать в первую очередь о своем счастье. Чем то в любом случае придется пожертвовать.
Коннор. Деа вспомнила его лицо, меняющееся от улыбки, как сошедшийся пазл, и улыбнулась. Она вспомнила Голлум с копной легких вьющихся волос и мешковатыми одеяниями, и как летнее солнце припекает сквозь дымку, а зимой снег превращает мир в белое царство, укрывая все - и большое и малое.
- Слушай, - Мириам уже овладела собой, - тебе не обязательно выбирать сию минуту. Иди, подумай. - Деа не решалась, и тогда Мириам добавила: - Я все же твоя мать.
Эта фраза - «я все же твоя мать» - могла прозвучать и в Филдинге, когда они спорили о заданных уроках, о времени обязательного возвращения домой или о том, убрала ли Деа в своей комнате. Деа готова была снова броситься в объятия матери и остаться с ней навсегда - и одновременно ей хотелось накричать на нее и перестать разговаривать за все, что она сделала.
Вместо этого она сказала:
- Я тебя люблю.
- Деа... - Голос Мириам пресекся, и Деа увидела, что она опять плачет. - Я была плохой матерью, но я очень тебя люблю. Не забывай об этом. Я за тобой присмотрю, обещаю.
Деа пошла к двери, но Мириам ее остановила:
- Не сюда. Так будет быстрее ...
Снова став властной, она повела Деа к увитому плющом окну.
- Что ты... - начала Деа, но не договорила.
Мама что то бросила в окно - кажется, лепестки цветов, смятые ладонью в маленькие темные складки. В воздухе они развернулись, как фигурки оригами или крылья, и сложились в висящую в воздухе темную фигуру. Дверь.
- Что... - снова начала Деа, но Мириам толкнула ее, и она вылетела через открытое окно в теплый летний воздух. Темная дверь поднялась, как разинутый рот, и поглотила ее.