35 глава. Обещание
Эти три невидимые вещи обладают необычайной силой: музыка, аромат духов и любовь.
В небе сияло июньское солнце. Воздух был теплым и легким.
Двор школы тонул в веселом гомоне школьников и их родственников: сегодня был выпускной.
Бабушки и дедушки гордо обнимали своих внуков, а родители их фотографировали. Мягкая музыка, льющаяся из динамиков, не мешала разговорам.
Это был один из тех дней, которые, наверное, никогда не забываются. Даже в воздухе чувствовалось что-то волшебное, особенное, способное остаться в памяти навсегда.
– Улыбайтесь!
Анна взяла меня за руку, Норман обнял за плечи, а я развернула к камере диплом. Вспышка осветила наши улыбки. Мантия доходила мне до лодыжек, а квадратная шапочка придавала мне вид скорее смешной, чем торжественный.
– Вы очень хорошо получились! – Билли захлопала в ладоши, и золотая кисточка на ее шапочке запрыгала туда-сюда.
– Ты поистине искусный фотограф, – сказал Норман, застенчиво улыбаясь, возможно, потому, что уже сделал много наших снимков.
Билли обрадовалась еще больше.
– А теперь мы должны сфотографироваться все вместе! – сказала она восторженно. – Повешу снимок дома в коридоре, прямо напротив входной двери!
Она подарила нам самую счастливую улыбку, какую я когда-либо у нее видела. Глаза Билли сверкали, как драгоценные камни. Она повернулась и побежала к своим родителям, которые болтали с родителями Мики.
Маму и папу Билли было нетрудно разглядеть в толпе, они напоминали пару разноцветных попугаев: на нем тропическая рубашка, а на ней – огромные серьги, видимо, подаренные каким-то далеким племенем с Амазонки.
При знакомстве родители Билли с энтузиазмом пожали двумя руками мою руку, оглядев меня веселыми глазами, в которых посверкивали озорные искорки – такие же, как у моей подруги. Родители Билли мне очень понравились. Я знала, как важно для нее их присутствие здесь в этот день, и, судя по тому, с какой любовью они смотрели на свою дочь, не приходилось сомневаться, что они ни в коем случае не пропустили бы ее праздник.
Сейчас они, бурно жестикулируя, что-то рассказывали Блэкфордам, видимо, как убегали от обезьян. Амелия и Маркус, по-королевски сдержанные и вежливые, слушали их с легкой улыбкой, приобняв Мики с двух сторон.
Праздник проходил отлично.
Мою жизнь заливал солнечный свет. В этот день я чувствовала себя очень счастливой и наслаждалась моментами ничем не омраченной радости. Я не расстроилась даже тогда, когда подумала о маме с папой. Как я хотела бы, чтобы они были здесь и посмотрели на меня...
Среди воспоминаний, которые сохранились у меня о родителях, самым дорогим было то, где мы гуляем втроем. Засмотревшись на что-то, я отстала, а они ушли вперед. Папа виделся неясно, его образ размылся со временем, а маму я помнила как свет, который никогда не тускнеет. Я шагала позади, а мама, окутанная дневным светом, часто оборачивалась, чтобы найти меня глазами. Она смотрела на меня, улыбаясь, и махала, подзывая к себе, и ее рука сверкала в лучах солнца. «Ника! – звала она голосом, слаще которого не было ничего на свете. – Идем!»
Кто-то коснулся моего лица. Я повернулась и увидела, что это Норман осторожно поправляет шнурок на моей шапочке. Я встретилась с ним взглядом, и он мягко улыбнулся. От его заботливого жеста на сердце у меня стало очень тепло.
– Они пришли!
Все вдруг радостно зашумели, стали оборачиваться, чтобы посмотреть на тех, кто «пришел». По лужайке с большими корзинами в руках шли несколько девушек и молодых людей.
– Что там происходит? – спросила Анна, вставая на цыпочки, чтобы увидеть, из-за кого все так оживились.
– Нас сейчас будут чествовать, – объяснила я с улыбкой. – Я-то думала, что они отказались от этой идеи, но нет...
Я знала, что в нашей школе для выпускников обычно готовили маленький шуточный спектакль, но в этом году решили поменять программу. Ребята и девчонки, отвечающие за организацию Дня сада, придумали что-то одновременно смешное и праздничное.
Они стали раздавать выпускникам цветочные венки: из белых лилий для девушек, а для парней – красивые плетенки из зеленых веточек, усыпанных мелкими черными ягодками. Довольно оригинальная идея, подумала я, глядя на парней и девушек, которые теперь гордо разгуливали по школьному двору с цветами и ягодами на головах.
Анна приложила руку к груди и рассмеялась.
Вскоре очередь дошла и до меня: кто-то сдернул с меня шапочку и надел мне на голову венок. Я обернулась и увидела Билли, которая хитро хихикала, но она смеялась не надо мной, а над Мики, которая метала в нее гром и молнии, яростно сдувая с лица темные пряди, торчавшие из-под ее венка. Понятно, что такая дерзость не могла сойти Билли с рук. Мики выхватила из корзины первый попавшийся венок и, размахивая им из стороны в сторону, угрожающим голосом процедила:
– Ну берегись!
Не стоило им мешать, поэтому я стояла и наблюдала за тем, как Мики гоняется за Билли и наконец нахлобучивает ей венок чуть ли не до самого носа.
Я подмигнула Анне с Норманом, взяла из корзины зеленый венок и нырнула в толпу. В воздухе витал цветочный аромат, я плыла в море из счастливых лиц, пока не добралась до того, кого искала. Спиной ко мне стоял красивый молодой человек в компании нашей директрисы и незнакомых мужчины с женщиной. Я была уверена, что они обсуждали его планы на будущее.
Ригель расстегнул мантию, квадратную шапочку держал под мышкой, а руку засунул в карман, приоткрыв хорошо скроенные брюки.
Я остановилась в сторонке, чтобы им не помешать, но в этот момент мужчина и женщина кивнули и пожали Ригелю руку. Директриса тоже махнула ему рукой и отошла вместе с гостями. Воспользовавшись этим, я на цыпочках подбежала к Ригелю, встала позади него и громко кашлянула. Ригель повернулся.
Увидев озорное выражение у меня на лице, он буркнул:
– Только, чур, больше никаких фотографий...
В ответ я с ликующим видом вынула из-за спины венок. Ригель удивленно поднял брови.
– Ты шутишь... – медленно проговорил он, но я уловила в его голосе нотку неуверенности, потому что он догадывался, что я настроена серьезно.
– Хочешь надеть?
– С удовольствием... обойдусь без него, – язвительно пошутил он с видом очаровательного зануды.
Но я знала, как на это реагировать.
– Да ладно тебе, – сказала я, подходя к нему с улыбкой, – их все надели...
– Нет...
Ригель не успел договорить, потому что я подпрыгнула и набросила венок ему на голову. Несколько ягод оторвались и, отскочив от его груди, упали в траву. Ригель часто заморгал, словно не веря тому, что я только что нацепила на него корону из листьев.
Но прежде чем он успел что-то сказать, я обхватила его подбородок пальцами, встала на цыпочки и поцеловала в щеку. Ригель нахмурился, а я улыбнулась ему как ни в чем не бывало.
– Веночек тебе очень идет!
Я по-прежнему стояла на цыпочках, слегка покачиваясь. Нашла его руку и переплела свои пальцы с его. Ригель почувствовал, что я пытаюсь его задобрить, и уголки его губ приподнялись. Мое сердце забилось чаще.
Ну смелее, ты можешь улыбнуться, хотела сказать ему я, улыбнись, и увидишь, ничего не случится.
– Сомнительный комплимент...
Ригель медленно завел наши переплетенные руки мне за спину и притянул меня к себе. Ему правда очень шла эта корона: в ней он был похож на лесного принца.
– Добилась своего, да? – пробормотал он.
Я радостно закивала, и лепесток лилии закачался у меня над переносицей. Другой рукой я коснулась его щеки.
– Я мечтала об этом дне. Представляла, как мы будем получать вместе диплом.
Взгляд Ригеля стал мягче. Он понял, что я говорю о времени, когда боялась, что потеряю его. Он молчал, позволяя мне прикасаться к нему, и смотрел на мои губы.
– Что теперь будет?
– Все, что захотим, – тихо сказала я, потому что больше не боялась. – Это только начало.
Я закрыла глаза, наслаждаясь его близостью, и уткнулась головой в его шею, ощущая исходящее от него тепло. Мне хотелось, чтобы Ригель почувствовал, как радуется мое сердце.
Я чувствовала себя живой и счастливой. Счастливой, оттого что вижу его здесь, с этой короной на голове, оттого что мы вместе начинаем новое прекрасное путешествие. Я была к этому готова.
– Эй! – Издалека Билли махала фотоаппаратом. – Мы должны сняться все вместе!
Хорошо, что она не услышала грубый комментарий Ригеля. К нам присоединились остальные, и после бесконечной фотосессии на лужайке мы продолжили празднование.
К концу этого незабываемого дня школьный двор был усеян лепестками лилий и черными ягодами с венков. Я попрощалась с Ригелем, потому что он должен был пойти еще раз поговорить с директрисой, и во дворе остались только мы.
Я почувствовала, как кто-то коснулся моих волос. Это Анна заботливо поправила лилию на моем венке.
– Я так тобой горжусь, – сказала она с нежностью, которую мое сердце будет помнить всегда.
Эти искренние слова тронули меня. Захотелось кое о чем ее попросить. На самом деле я давно хотела это сделать, но не хватало духу. И сейчас, стоя перед ней, я поняла, что не могу больше откладывать.
– Анна, – выдохнула я, – я хочу навестить Алана.
Мой голос звучал мягко, но настойчиво. Рука Анны замерла в моих волосах.
– Я давно хотела тебя об этом попросить, – призналась я, тщательно подбирая слова, – но все никак не могла найти подходящий момент. Сомневаюсь, имею ли право об этом просить, но мне очень хотелось бы. – Я ласково посмотрела на Анну. – Как думаешь, мы могли бы к нему сходить?
Растерянность, нежность, боль, радость, благодарность – взгляд Анны выражал сейчас все эти чувства одновременно.
Я всегда боялась показаться назойливой и бестактной. Боялась быть лишней и ненужной, потому что любовь была бесценным подарком, на который я всегда смотрела издалека. Только со временем я поняла, что в любви нет навязчивости, это взаимное движение навстречу друг другу.
Анна склонила голову, и в ее взгляде я увидела ответ, который не нуждался в словах.
Мы отправились туда в тот же день. На мне все еще был венок из лилий.
Закатный свет омывал белые мраморные надгробия. В этот поздний час на кладбище никого не было, здешняя тишина сливалась с теплым благоухающим воздухом раннего лета.
Могила Алана располагалась чуть в глубине, в тени березы.
Когда мы подошли к ней, я заметила у его камня цветы – свежие, только распустившиеся, их срезали, наверное, не раньше вчерашнего дня.
– Асия, – пробормотала Анна с горько-сладкой улыбкой.
На камне не было ни намека на мох или пыль. Должно быть, она часто приходила сюда и поддерживала могилу в порядке.
Норман наклонился и положил на траву, к подножию, букет голубых цветов. Он долго расправлял бумагу, разглаживая замятинки на уголках. Когда он выпрямился, Анна подошла к нему и коснулась его плеча. Норман прислонил голову к ее голове, и так они замерли, слушая, как шуршит трава от легкого ветерка.
Я стояла рядом и смотрела на могилу Алана. Как много хотелось ему сказать о себе, о нем, о том, кем он был для меня. Хотелось признаться ему, что, хотя я никогда не слышала его голоса, я невозможным, странным и необъяснимым образом ощущала его близость.
Мне хотелось наполнить тишину, дать ему что-то взамен – что-то, что я, однако, не могла выразить в словах, потому что мое присутствие означало его отсутствие. Мое сердце хотело поговорить с ним, поэтому когда Анна с Норман повернулись, собираясь уходить, я все еще стояла там, перед ним.
Я слышала, как они медленно шли по мощеной дорожке. Не двигаясь, я все смотрела на выгравированную на мраморе надпись и не замечала ничего вокруг. Я медленно подняла руки и сняла с головы венок. Опустилась на колени и положила свои цветы рядом с его именем.
«Я позабочусь о них, – прошептало мое сердце. – Я постараюсь быть достойной этих замечательных людей. Обещаю тебе!»
Ветерок донес до меня аромат цветов.
Я поднялась с колен. Обещание сердца проникло в глубины моей души. Я буду хранить его в себе каждый день, пока могу. Всегда.
– Ника!
Я обернулась. Теплые лучи закатного солнца заливали все вокруг. Анна с Норманом ждали меня на дорожке. Анна улыбнулась, окруженная светом. Затем протянула руку.
И я услышала голос, слаще которого не было ничего на свете:
– Идем!