Творец слез

У меня есть защита от всего, кроме нежности.

– Ригель!

Я шла за ним по коридору, упрямо желая быть услышанной. Ригель бросил на меня недовольный взгляд и даже не остановился. Его походка выдавала твердую решимость отделаться от меня.

– Пожалуйста, остановись! Я хочу поговорить...

– О чем?

Ригель наконец остановился и повернулся ко мне. Он выглядел напряженным, почти напуганным.

О тебе, хотелось мне ответить, но я сдержалась, наверное, потому, что начинала приходить в себя. Стало понятно, что Ригель остался таким же отчужденным и недоверчивым, как дикий зверь, и на прямые столкновения реагировал агрессивно.

– Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы, – сказала я, решив зайти с другой стороны, – почему?

Я надеялась вызвать его на разговор, но сообразила, что ничего не получится, ведь его взгляд снова ускользнул от меня. Глаза Ригеля выдавали состояние его души, они оказались единственной чистой поверхностью, под которой он не мог спрятаться. Черные, как чернила, но в их глубинах сиял свет, который мало кому удавалось разглядеть. И когда он продолжил идти по коридору, мне захотелось рвануться вслед за ним и повиснуть на его руке, чтобы остановить.

– Потому что мои ответы тебя не касаются, – пробормотал он еле слышно.

– Все было бы иначе, если бы ты... позволил мне понять тебя.

Возможно, я зашла слишком далеко, но зато получила то, на что надеялась: Ригель остановился. Казалось, он прислушивался к каждому моему шагу, пока я медленно приближалась к нему. Он повернулся и наконец посмотрел мне в глаза. То, как он смотрел на меня, напомнило мне картинку из детской книжки про охотника и его добычу: Ригель – добыча, а я – охотник, наставивший на него ружье.

– Я хочу понять тебя, но ты не даешь мне. – Я неотрывно смотрела ему в глаза, стараясь не показывать свою грусть. – Знаю, ты ненавидишь, когда суют нос в твои дела. И ты не из тех, кто откровенничает. Но если бы ты попробовал открыться, возможно, мир показался бы тебе светлее. Какая польза от одиночества? Доверять кому-то – это совсем не плохо.

Ригель пристально смотрел мне в глаза, пока я подходила.

– Посмотри вокруг, – прошептала я, подойдя ближе, – и ты найдешь того, кто готов тебя выслушать.

Глаза Ригеля казались такими неподвижными, что никто не заметил бы, как эмоции сменялись в них одна за другой, быстрые и яркие. А стук моего сердца превратился в сумбур беспорядочных ударов. Я раньше ошибалась, считая взгляд Ригеля пустым, а он был полон оттенков чувств, уловить которые невозможно, как невозможно в северном сиянии отделить один цвет от другого. Сейчас он казался потрясенным, сбитым с толку и напуганным моим поведением. Я увидела это в его глазах.

Затем Ригель закрыл глаза и повернулся ко мне в профиль. Я видела, как сжалась его челюсть, вздулась вена на виске, а красивое лицо зловеще окаменело. Непонятно, что с ним произошло, но он сделал шаг назад. Зрительный контакт между нами прервался, и я потеряла все преимущества, добытые с таким трудом. Разве я сказала что-то лишнее или обидное?

– Ригель...

– Отстань от меня!

Его жесткий, звучный голос ударил меня в грудь. Он выпалил эти слова, как будто они жгли ему язык. Ригель бросил на меня лихорадочный взгляд и схватился за ручку двери своей комнаты. Я попятилась, когда увидела, что костяшки его пальцев побелели. Я смотрела на него ошеломленная, снова укушенная, не в силах понять, какую струну в нем задела. И в следующий момент Ригель исчез из виду, хлопнув дверью.

С этим звуком как будто камень упал мне на сердце. Почему он так отреагировал? В чем-то виновата? Что я сделала не так? У меня не нашлось ответов.

Почему мы не могли общаться по-человечески? Я утонула в океане вопросов. Оставалось лишь смириться с тем, что Ригель не хочет ничем со мной делиться. Он неразрешимая загадка, крепость, в которую нет хода. Он хрупкая черная роза, которая защищается, раня и царапая шипами.

Расстроенная, я пошла бродить по дому, спустилась на первый этаж и оказалась у кухни. Исходивший оттуда чудесный аромат отвлек меня от унылых мыслей. Анна проверяла доставленные цветы. На полу ковром лежали ленты и вощеная бумага, большие вазы с тюльпанами заполнили всю кухню. В магазине сегодня работал помощник Анны Карл.

Я наблюдала за ней с порога. Солнце золотило ее волосы, а на губах, как всегда, играла легкая улыбка. Анна была прекрасна, когда так улыбалась. Она словно появилась из волшебной сказки.

– Ой, Ника! – сказала она, заметив меня. – Вы уже позанимались?

Я опустила глаза в пол, почувствовав стеснение в груди и пряча свое разочарование. Мне хотелось поделиться с ней переживаниями, позволить ей прикоснуться к моим страхам и неуверенности, но я боялась стать ей в тягость. Меня учили, что слабости нужно скрывать и стыдиться их. Анна могла увидеть во мне сломанную и немного потрепанную куклу, а я хотела быть в ее глазах идеальной девушкой, полной света и достойной того, чтобы жить с ней рядом.

На мгновение мне захотелось, чтобы Анна обняла меня и развеяла все печали, добрая и нежная, как мама.

– У вас с Ригелем все в порядке?

Я не ответила, и Анна растерянно улыбнулась.

– Ты не умеешь скрывать эмоции, – подойдя ко мне, сказала она так ласково, будто это очень ценное качество. – Все переживания сразу читаются на твоем лице, как на поверхности чистого озера. Знаешь, как называют таких, как ты? Люди с честным сердцем.

Анна заправила прядь волос мне за ухо, и каждая частичка моей души отозвалась на этот жест. Она прикасалась ко мне с такой нежностью, словно я была одним из ее цветков.

– Мне кажется, я с каждым днем лучше вас узнаю. Ригель – сложный мальчик, правда? – Анна одарила меня горько-сладкой улыбкой. – Я ходила наверх и слышала, как вы занимаетесь. Молодцы! Благодаря тебе он наверняка во многом разобрался.

Как человеку неуверенному в себе, мне очень приятно слышать от Анны такие слова, хоть я этого и не показала.

Анна почувствовала мое унылое настроение, но ни словом не упрекнула за молчание, наоборот, она как будто принимала и уважала его.

– Хочешь мне помочь?

Она взяла меня за руку, и сердце снова дрогнуло. Маленькая девочка во мне сразу оживилась, смущенная сильными эмоциями. Анна подвела меня к вазе, в которой букет великолепных тюльпанов ждал, чтобы его украсили лентами.

Я была слишком подавлена, чтобы разговаривать. Следуя ее деликатным указаниям, я стебель к стеблю собирала цветы в компактные пучки, а Анна обвязывала их, потом завивала кончики ленты и заодно научила меня, как это делать. Я с восхищением наблюдала за ее осторожными, но четкими движениями рук.

Мы составили один большой букет и вместе залюбовались великолепной композицией из розовых и кремовых тюльпанов.

– Хорошо получилось! – констатировала я зачарованно, вновь обретая голос.

Потом у меня перед носом вдруг возник тюльпан. Только через секунду я поняла, что мне его с улыбкой протягивает Анна. Я взяла цветок и погладила нежный бутон свободным от пластыря пальцем.

– Нравится?

– Очень...

С шаловливым видом Анна взяла розовый тюльпан и уткнулась в него носом.

– Какой он?

Я непонимающе посмотрела на нее.

– То есть?

– Чем это пахнет?

Я удивленно подняла брови.

– Тюльпаном?

– Нет-нет, подумай еще... Цветы никогда не пахнут цветами! – Глаза у Анны игриво блестели. – Что напоминает его запах?

Я снова понюхала тюльпан. Его запах напоминал... Напоминал...

– Леденец! Малиновый леденец, – сказала я, и глаза Анны задорно сверкнули в ответ.

– А мой пахнет чайными пакетиками и... чистым бельем. Да, свежевыстиранным бельем!

Я спрятала улыбку внутри бутона. Бельем? Я лучше принюхалась, весело поглядывая на Анну.

– Мыльные пузыри.

Мы так и смотрели друг на друга, уткнувшись носами в лепестки.

– Детская присыпка, – добавила она.

– Варенье из лесных ягод.

– Пудра!

– Сахарная вата.

– Сахарная вата?

– Да, сахарная вата!

Анна посмотрела на меня, а потом расхохоталась. Ее смех застал меня врасплох: сердце подпрыгнуло от изумления, я несколько ошарашенно посмотрела на нее. Когда ее блестящие глаза встретились с моими и я поняла, что стала причиной ее внезапной радости, то почувствовала жгучую любовь к этой женщине. Мне хотелось снова ее рассмешить, хотелось, чтобы она смотрела на меня так каждый день, отчего мое сердце трепетало бы.

Смех Анны обещал сказку и счастливый конец нашей истории, который, казалось, уже не за горами. Ее смех вызывал во мне тоску по тому, чего у меня никогда не было.

– Ты права, – заключила она, – он пахнет сахарной ватой.

Я почувствовала, как тает моя душа, когда она погладила меня по голове. Ее доброта победила мою грусть, и мы стояли посреди кухни и смеялись, окутанные самыми разными запахами, но только не ароматом тюльпанов.

Какое-то время мы составляли другие букеты, а потом я пошла наверх.

На душе было легко и светло, ко мне вернулась беззаботность. Как ни крути, только волшебница Анна могла вернуть мне крылья.

В коридоре я встретила Клауса и решила с ним немного поиграть. Кончилось тем, что я бегала по второму этажу, пытаясь от него спастись. Этот котяра преследовал меня с боевым мяуканьем, кусая за пятки как одержимый, и в итоге я бросилась вниз по лестнице. Забежав в гостиную, я забралась на кресло, и его когти вонзились в подлокотник. Пытаясь дотянуться до меня, он несколько раз полоснул лапой воздух, но в конце концов решил, что я достаточно наказана, поэтому повернулся и вразвалочку удалился.

Убедившись, что он действительно ушел, а не спрятался за углом в засаде, я спустила ноги на пол. Ну, по крайней мере, мне удалось привлечь его внимание.

В кармане джинсов прожужжал мобильный. Пришло сообщение от Билли: «Бабушка говорит, что ты давно к нам не приходила. Почему бы нам завтра вместе не позаниматься у меня?» Ниже, как обычно, было новое видео с козой. Я должна была уже привыкнуть к тому, что Билли считает меня подругой, но всякий раз испытывала благодарность к ней, как в первый день знакомства. Я начала писать ответ, через слово ставя восклицательные знаки, как вдруг услышала какой-то шорох.

Я оторвалась от телефона и на диване у стены увидела длинную, неподвижную человеческую фигуру.

Голова лежала на подлокотнике, темная рубашка сливалась с обивкой дивана. Когда я поняла, что это Ригель, мое сердце остановилось. Одну руку он положил на грудь, другую откинул назад, за голову; белые пальцы расслабленно повисли в воздухе. Он спал.

И как я его не заметила? Надо же, решил поспать посреди бела дня. Я сидела, уставившись на Ригеля, но совесть напомнила мне, что я чувствовала, и велела сейчас же уйти. Я не должна смотреть на него после того, что случилось. Одно его присутствие повергало меня в печаль.

Я встала и еще раз посмотрела на безмятежное лицо Ригеля. Я смотрела на его темные ресницы, изящные скулы, черные волосы, которые обрамляли лицо и растекались по подлокотнику, как жидкие чернила. Ригель казался беспомощным и... невыносимо красивым.

– И все-таки так нельзя, – прошептала я. – Ты притворяешься монстром, чтобы отгородиться от мира, а потом... потом лежишь здесь вот так, – упрекнула я Ригеля, обезоруженная его невинным видом. – Почему? Ну почему ты постоянно переворачиваешь все с ног на голову?

Лучше бы забыть жизнь в Склепе, наши с ним стычки, сказанные друг другу слова, но я не могла. В Ригеле спряталось что-то яркое и хрупкое, и теперь, когда я это осознала, сдаваться было нельзя. Хотелось вырвать его из мрачного тумана, вытащить на свет из глубин одиночества и увидеть, как он сияет в лучах жизни.

Да, я и правда бабочка, которая безрассудно летит на огонь...

И тут я застыла от ужаса, поняв, что могу сосчитать его ресницы и вижу малюсенькую родинку у губы. Я выпрямилась и быстро попятилась.

Когда я успела подойти к нему так близко?

От волнения я сильно сжала мобильник, который держала в руке, и случайно открыла видео Билли: коза заорала во все горло, и телефон чуть не выпал у меня из рук.

Спотыкаясь, я вылетела из гостиной за мгновение до того, как Ригель резко сел на диване, разбуженный блеяньем.

Я побежала к своей комнате, но на верхней площадке обо что-то споткнулась. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, ко мне подкатился пушистый шар и укусил меня за икру. Клаус все-таки устроил засаду.

Какой позор! Эта мысль мучила меня до самого вечера. Лучше бы мне провалиться под землю, чем сидеть за столом рядом с Ригелем. К счастью, он не спустился ужинать: разболелась голова. Неудивительно: от такого концерта любой проснулся бы с мигренью.

Я постоянно стремилась хотя бы немного побыть наедине с Норманом и Анной, но сейчас то и дело поглядывала на пустой стул рядом. Может, мне некомфортно в дружном треугольнике, и я бы предпочла привычный квадрат?

Я помогла Анне убрать со стола, а потом пошла в гостиную, чтобы немного почитать. Поискала в книжном шкафу что-нибудь, что помогло бы отвлечься, и нашла «Сказки, мифы и легенды народов мира». Название меня привлекло. Я погладила корешок книги и сняла ее с полки. Кожаный переплет, цветочный орнамент на обложке – она великолепна. Я села в кресло и начала ее листать. Интересно посмотреть, на каких сказках вырастают дети, живущие в других странах. Вдруг среди этих историй есть и легенда о Творце Слез? В содержании ее не оказалось, зато там было много других заманчивых названий, поэтому я принялась читать.

– Начинаю думать, что ты к этому пристрастилась.

Я вздрогнула. Возникло ощущение дежавю. Я сжала книгу, в которой уже прочитала приличное количество страниц, и мои глаза встретились с парой пристально глядящих глаз.

– К чему? – спросила я, потрясенная его появлением.

– Будить меня в самый неподходящий момент.

Новый укус. Мои щеки тут же вспыхнули, и я виновато посмотрела на Ригеля. Неужели он не поленился прийти сюда, чтобы попрекнуть меня?

– Так случайно получилось, – сказала я и опустила голову, пряча глаза, – я тебя не заметила.

– Странно. Мне казалось, что ты стояла очень близко.

– Я просто проходила мимо. Удивительно, что ты лег поспать здесь, да еще днем.

Сказав это, я сразу пожалела, что не нашла других слов. Испугалась, что он снова занервничает, расстроится или нахмурится. Больше всего я боялась, что он уйдет.

С каких это пор я стала такой противоречивой?

– Извини, – прошептала я, потому что, если подумать, было за что извиниться. Я по-прежнему переживала из-за того, что сегодня произошло, но таить обиды не в моем характере.

Присутствие Ригеля меня тревожило, но я готова продолжить наш разговор с того места, где мы остановились. Безнадежное дело, конечно.

Инстинкт подсказал мне другой путь.

– Ты как-то сказал, что все сказки одинаковые, они построены по одной схеме: лес, волк и принц. Но, оказывается, далеко не все. – Я открыла книгу на нужной странице. – Например, в «Русалочке» Андерсена есть море и девушка, влюбленная в принца. И никаких волков. Эта сказка написана по-другому.

– И у нее счастливый конец?

Я колебалась, потому что Ригель, похоже, знал ответ на этот вопрос.

– Нет. В конце он влюбляется в другую, и Русалочка умирает.

Зачем я затронула эту тему? Ведь я когда-то согласилась с Ригелем. Именно в этой комнате в последний раз он говорил о риске не добраться до счастливого конца: если в сказке не соблюдаются правила, нарушается сюжет.

– Только этому сказки и учат, – с усмешкой сказал он. – Всегда есть с чем бороться, меняется только тип монстра.

– Мне так не кажется, – прошептала я, решив, что мое мнение имеет значение. – Сказки учат нас не мириться с обстоятельствами. Они призывают не терять надежды. В них нам не объясняют, что существуют такие или сякие монстры, а говорят, что их можно победить.

Вдруг я вспомнила, что он сказал мне тогда здесь, возле книжного шкафа: «Ты, кто зациклилась на своем хеппи-энде, наберешься ли смелости представить себе сказку без волка?» Очередная многозначительная фраза Ригеля. Вести с ним прямой открытый разговор невозможно, в его словах всегда скрывались намеки и вторые смыслы, и требовалась смекалка, чтобы их уловить.

– Я думаю, что сказка может обойтись и без волка.

Если я цеплялась за хеппи-энд, то он, похоже, цеплялся за роль злодея в нашей истории, как будто решил следовать некоему навечно утвержденному сценарию. Я хотела заронить в нем сомнение, намекнуть, что он ошибается. Может, поняв это, он перестанет бороться со всем миром и с самим собой.

– И что потом?

Вопрос сбил меня с толку.

– Потом? – неуверенно переспросила я.

Ригель смотрел на меня с любопытством и так пристально, будто хотел заглянуть в мои мысли.

– Чем заканчивается эта сказка?

Я промолчала, потому что не ожидала такого вопроса и не могла быстро придумать ответ. Вот бы удивить его какой-нибудь яркой концовкой, но нет, в голову ничего не приходило. И моего молчания оказалось достаточно, чтобы в глазах Ригеля погас любопытный блеск, словно он только что получил ожидаемый ответ.

– Все и все должны оправдывать твои розовые надежды, – пробормотал он. – В твоем идеальном, совершенном мире каждый на своем месте. Все в нем устроено так, как тебе хочется, и ты не способна видеть дальше собственного мирка.

У Ригеля было напряженное выражение лица, как будто я снова его разозлила.

Или ранила?

– А вдруг реальность совсем другая? Тебе никогда не приходило в голову, что, может, она устроена не так, как ты себе представляешь? Может, не все в жизни происходит так, как тебе хотелось бы. Вероятно, есть и те, кто не хочет жить в твоей прекрасной сказочке. Вот с чем ты не можешь смириться. Тебе нужны ответы, Ника, но правда в том, что ты не готова их услышать.

Эти слова меня ошеломили, словно он дал мне пощечину.

– Неправда, – пропищала я, потому что сердце в груди бешено колотилось и мешало говорить во весь голос.

– Да неужели? – прошипел он.

Я вскочила на ноги.

– Ригель, сними свою броню. Она тебе не нужна.

– И что ты надеешься под ней увидеть?

– Хватит, Ригель!

От подступающих слез зачесались глаза. Все-таки с Ригелем невозможно разговаривать. Он всякий раз доводил меня до стрессового состояния, когда мысли путались и я переставала что бы то ни было понимать.

Мы не могли достучаться друг до друга, потому что говорили на разных языках. Ригель пытался мне что-то сказать, я слышала, но он использовал малознакомый мне язык. Резкий, полный значений, которые моя душа не могла истолковать. Я была прозрачна, как горный родник, а его океанская вода скрывала неизведанные темные глубины.

Я обхватила себя руками, словно защищаясь от его взгляда. Ригель смотрел на меня со странным блеском в глазах.

– Ты когда-нибудь сведешь меня с ума, – призналась я. – Ты говоришь о сказках так, как будто это детская чепуха, но ведь ты, как и я, вырос в Склепе и тоже в них веришь.

Каждый ребенок в нашем приюте верил в истории, которые ему рассказывали, и позже, выходя во взрослую жизнь, уносил их в себе. Мы оба выросли в том странном мире, поэтому оставались непостижимыми для этого, нормального, мира. Такова правда.

Ригель не ответил, взглядом скользнул по книге, оставленной на кресле.

Я хотела показать ему свет – он предпочитал плен собственных теней. Я хотела протянуть ему руку помощи – он отталкивал меня. Но ничто не терзало мое сердце так, как угасающая искра в его глазах. И наконец стало понятно, что сражаюсь я не с ним, а с чем-то невидимым в нем.

Ригель был не только циничным и дерзким – он казался разочарованным в жизни. В нем скрывалось что-то жесткое и стихийное, чего я не встречала ни в ком другом, что-то, не позволяющее ему очаровываться миром, заставляющее его отвергать всех и смотреть на жизнь с презрением. Что это было?

– Мифы, сказки и легенды – в их основе лежит правда.

Я вздрогнула, услышав, насколько искренним был его голос.

– Мифы говорят о прошлом. Легенды помогают осознать настоящее. А сказки... они о будущем. Сказки становятся реальностью для очень немногих. Они для избранных. Для тех, кто их заслуживает. Остальные обречены мечтать о счастливом конце, которого они никогда не увидят.