(Башня 4)
Глаза мои открылись. Гадалки, черные и белые маги, колдуны. Все газеты забиты их объявлениями. Верный признак упадка. И богатые, и бедные словно забыли, что не ходили к этому сброду, когда все было хорошо. Забыли, что сами создавали свое благополучие. А сейчас, словно без рода, без племени, они надеются, что эти шарлатаны станут персональными ангелами хранителями и спасут их. Боже, я что, пережил тогда эту ебанную мясорубку, эту войну только для того, чтобы прозябать в этом остаток жизни? Что бы видеть, как люди скатываются в эту сраную пропасть и тянут за собой остальных?
Но здесь что-то другое. Точно не эти потомственные шарлатаны в третьем поколении. Настоящих ведьм и колдунов не должны интересовать деньги простого смертного, так же, как и его мелкие дела. Только власть и сила. Они остаются в тени, растлевают людские души, используя людские слабости, под видом заботы о них сеют смуту в умах и в обществе, разрушают их будущее, наше будущее, мое будущее. Колдовство ли это, магия, или сокровенное знание, не знаю. Да и не так важно. Зло многолико, но одинаково.
Помню в детстве рассказывали, что для их злорадства необходимо три компонента: злой умысел, помощь влиятельных темных сил и попустительство тех, кто мог бы им помешать. С последним, кажется, проблем нет. Мир словно сошел с ума, медленно и неспешно. Мои товарищи, славные парни, герои, прошедшие через ад, сейчас просто побираются. Сторчались словно сброд. Не все. У некоторых даже получается жить тихой мирной жизнью, стараясь не замечать всего этого. Они словно забыли о братьях, о тех, кто делил с ними невзгоды в одном окопе, рисковал вместе с ними, они забыли о том, что видели. Они променяли свои духовные качества на миску похлебки пожирнее. Человек оторван от человека, брат от брата. Черт! Я и сам почти забыл. Пытался не думать об этом. Не помнить всего, что видел. Словно и не знал. Но все это не закончилось там, не осталось под руинами, не погибло под обстрелами. Мне не привиделось. Мы так и не всадили последнюю пулю в затылок этой мерзости, и я сейчас слышу это своими ушами. Что бы это не было оно идет за мной, оно уже пришло в мой город. И вся эта грязь, запустение, безразличие, словно струпья умирающей родины, моего умирающего города. Эта сила словно плесень, словно гниль, как стая бродячих собак у помойки в самом темном и зассаном углу подворотни, вылезающая из самых темных уголков, постепенно, становится смелее, чтобы подбираться к своим целям и в конце концов напасть. Как болезнь, которой наплевать, что больной умрет. Ей надо только расти и ширить себя. Сгущающийся и безотчетный страх расползается по всему городу. Верный симптом. Невидимая, неосязаемая угроза которую так и не получится преодолеть. А все отказываются ее видеть. Отводят глаза. Надеются, что пройдет. А она жрет этот город день за днем. Маскируясь под безразличие, под корысть эта сила привлекает последователей, не осознающих ее последствий, своей сиюминутной выгодой. Пир во время чумы. Просто оставь свой город и разбой, крысы и чума сами придут в него и приведут его в запустение.
Превратить воинов в этих бомжей с медальками – это не просто так. Нас отправили умирать в самое пекло, ломали, как только могли, а потом просто бросили как будто это мы ее проиграли, эту сраную войну! А мы не крысы! Мы не прятались. Нам приказывали стоять, и мы стояли, приказывали пойти и умирать, и мы шли. Мы были войнами. В этом наша честь, наше достоинство. И каков итог? Как они пишут в своих письмах «Учитывая состояние вашего здоровья, министерство социального развития не видит необходимости в очередной реабилитации вашего здоровья или в повышении уровня материального обеспечения. Для Вас действует бесплатный ежегодной семинар по психологической поддержке ветеранов». Отработанный расходный материал, вот кто мы. А война еще идет. Враг еще дышит. И он что-то затевает. Но уже некому с ним бороться. Теперь я точно знаю причины войны, знаю врага.... И война еще идет. Что же, он еще дышит, и значит я тоже.
Чувствую, что голоден. Дома все равно ничего нет, захожу в придорожную обрыгаловку. Беру какой-то плов, салат, для витаминов, пиво. Подмечаю компанию, ошиваются в углу. Лоботрясы. Пока заказывал компания вышла на улицу. Сажусь, не успеваю съесть и пару ложек как меня хлопают по плечу.
- Дай сигарету.
- Нету, сам стреляю.
- Да че ты пиздишь! – Такой борзый маленький гопник.
-Ты уверен, что я пизжу? – Спрашиваю у него спокойно, холодно, уверенно. Смотрю на него, поднимаюсь и слегка подаюсь вперед. Гопарь отшатывается назад. - Слышь, да че ты, че ты? - Он уже было отошел, но из темноты появился его друг. - Опа. Че, брат, проблемы? - Да, тут бычара походу. – Я смотрю он не местный. Ты, дядя, откуда забрел?
С размаху всаживаю вилку себе в бедро. Секундная пауза. Никто не ожидал. Лицо передёргивает эмоциями ярости, гнева. Глаза налиты кровью. - Следующую вилку я воткну в тебя. - Тихо сквозь зубы произношу так, чтобы все слышали.
- Ахаха. – взрываются смехом. - Ну ты больной. Дебил. Контуженный что ли? – Гоп компания ржет. Вилка входит гопнику куда-то в бок. – Больно? – Тяжело дышу от ярости. - Ооо, это должно быть больно. – Тяну вилку в вверх и к себе, вижу его большие округлившиеся глаза. Он на цыпочках, против воли пятится ко мне, дергается, скулит. - Я прикончу тебя даже если придется все здесь разнести. Услышал? - Дружки отшатнулись в стороны. Переглядываются. Мнутся. - Слышь, Чёрт! Ты вообще кто? – Вырывается у одного из них. Другой рукой вытаскиваю из кармана раскладной нож. – Смотри. Я убью тебя. Прикончу. И твоих друзей. – Его дружки сбегают, оставляя нас наедине. На его руке была замысловатая татуировка, завитки. Дьявольские следы. Метка. Не, просто клеймо, как на овце. Что мне с него, что с его жизни, что со смерти. Оставляю его скулить и просто ухожу.
Пока крыс мало, их можно ловить, их можно травить. Но стоит хоть чуть-чуть опоздать, и они расплодятся, хлынут, словно вода из пробоины. И тогда уже ничего не поможет, сколько их не лови и не трави. Даже умерев от яда, от голода, от собственной толчеи, от своих собственных испражнений, они будут разносить заразу все дальше и дальше своими вздутыми трупами, сочащимися миазмами, пока все не падет под их напором, включая их самих. Спасает только очищающее пламя. Но кто сумеет жить на пепелище?
У меня нет власти спалить весь этот город. Я могу только бороться с крысами, надеясь, что еще не поздно. Какое я имею право? Жизнь. Где можешь пожертвовать одной, там можешь и многими. Одна, две, даже сотня. Сто, это не более чем сто раз по одной. Важно лишь стоит ли поставленная цель одной жизни. Остальное просто цифры.
Ковыляю до дома. Нога ноет. Надо выпить обезболивающего. Обработать рану. Анальгин, ношпа. Эта дрянь не помогает. Вот бы промедола. Но его нет. Сигарета. И водка, вот что есть. Зашел в квартиру. За окном лает пес. Не унимается. Это странно. Тут нет собак. Не слышал. Когда шел их тоже не было. Чертова псина! Сел на кухне, свет включать не стал. Налил воды. За окном в тучах пряталась луна. Присоединился еще один пес. Проклятые собаки! Слегка отодвинул штору, смотрю в окно. На улице трое, высокий человек в черном в центре и две женщины по бокам. Собаки стихли. Человек посмотрел в мои окна, развернулся и не спеша стал уходить. Пробрало холодом... Пот. Мысли, панические мысли мельтешат в голове словно насекомые под трухлявым пнем. Сердце забилось быстрее. Знакомое чувство тревоги. Они рядом, они здесь. Совсем близко! Рука машинально нащупывает рукоятку ножа, так спокойнее. Нет. Новый прилив. Не могу дышать. Сглаз? Проклятье? Они знают, что я где-то здесь. Они ищут. Они чуют! Бросился в комнату, к шкафу. Выдвижной ящичек. Там спутавшись лежат мои воинские жетоны, мои и погибших товарищей на шнурках и крестик на цепочке. Нет времени развязывать. Надеваю все вместе. Легче. Схватил нож, царапаю на дверном косяке оберег. Звезду. Крест. Можно дышать. Еще на подоконнике и на входной двери. Пот перестает литься рекой. Сижу в прихожей. Смотрю на крестик, на жетоны. - Боже, я думал ты оставил меня, но нет, это я отвернулся. Ты дашь защиту любому кто придет в твой дом.
Утро. По пути вниз достал из почтового ящика газету. Большой заголовок на передней странице гласил "Страшные ритуалы. В городе совершаются религиозные убийства группой сектантов. Полиция бездействует. Очередное ритуальное убийство.» Нечисть. Что и требовалось доказать. От журналистов ничего не скрыть.
Ниже колонка интервью со священником: «Им противна семья. Противна сама мысль о ней. Они ее ненавидят. Пытаются отравить ее, извратить саму суть. Где сейчас найти подходящую пару? Это очень непросто. Людям навязывают непонятные идеи, пустые, но красивые. Коварный способ лишить нас будущего. Сначала духа, потом чести воина-защитника, потом лишат семьи. Так не должно быть.» - И то верно. Так быть не должно. Со злом надо бороться его же оружием. Жечь эту чуму. На днях поеду в храм. Не эти алтари при лавках, а в старый, за городом. Священники сейчас не весть что, но божье слово, это божье слово, и благословение данное в храме все же благословение.
Они попытались запугать меня мелкими хулиганами. Не вышло. Теперь пришли эти ведьмы, но я все еще жив. Я прошел войну. Много видел. Старый закаленный воин. Значит война.
