Глава 1
Пока мы с отцом несколько часов стояли в дорожной пробке, я успел неприлично устать и к моменту нашего прибытия в крохотный поселок, где регулярно работал отец, я хотел только размяться и вдохнуть свежего, влажного воздуха. Сидя в не самом удобном положении в нашей старенькой «Ниве», задние сиденья которой были завалены пустыми, но нужными, как говорил отец, ящиками, инструментами и прочим барахлом, мое тело просто требовало от меня привычной подвижности. Благо, когда мы, наконец, добрались, дождь кончился, и ничего не мешало мне отправиться на короткую пешую прогулку.
Я был в этом поселке не впервые, но ранее никогда не гулял по нему, а потому это был бы мой ознакомительный «выход в свет». К слову, приехал я сюда не совсем по собственному желанию. У отца был вызов на работу — с ним все понятно, а вот свое тело я потащил так далеко от города, потому что мой дедушка, — отец моего отца, — несколько недель назад бесследно пропал. Совсем недавно расследование прекратилось и все порешили, что тот просто умер где-то в лесу, куда он и отправился в последний раз. Оно и понятно, ведь списать все на слабость и болезненность старого человека проще всего. Весть о пропаже, а затем и смерти дедушки заставила меня несколько дней просидеть в своей комнате. Мне не хотелось разговаривать даже с отцом, который, впрочем, тоже нуждался в поддержке после гибели единственного родителя. Но тогда я до этого не дошел из-за депрессивного состояния и, наверное, шока.
Дед мой был отличным мужичком и, несмотря на свой возраст, активности ему было не занимать. Когда отец был на работе в поселке, дедушка сам ездил к нам в город и жил со мной. Что касается матери – ее у меня нет. Я никогда не видел ее вживую, только на стареньких фотографиях, судя по которым я унаследовал ее черные, отливающие синевой волосы, синие глаза, белую кожу и довольно симпатичную родинку под глазом, которую можно было заметить даже в темноте — настолько контрастировала она с моей бледностью. Именно из-за отсутствия матери дедушка оставался со мной, когда я был еще маленьким. Кроме того, он отлично разбирался в естественных науках, что немало помогало мне с учебой в школе, которую я любил просто прогулять. Меня больше всего привлекала музыка, нежели все эти формулы, строения клеток и правила языка. Именно поэтому у меня всегда за спиной была акустическая гитара и пара-тройка затертых пластиковых медиаторов в кармане.
И хотя я яро настаивал на том, что вполне смогу обойтись в городе один в отсутствие отца в таком возрасте (на самом деле отчаянно выбивая свободную площадь для того, чтобы пригласить туда знакомых девчонок), он пресек всю мою самостоятельность и отправил в «Ниву».
Моей задачей была помощь в уборке дома перед продажей. Как-никак за несколько недель его запустения там было чего убирать. Да и дедушкины странные записки нужно было наконец ликвидировать со стен. Да, он был мужиком что надо, однако его единственная странность была масштабной и заключалась в том, что он все время боялся чего-то. У него всегда при себе был какой-то причудливый амулет, и когда он приезжал ко мне, то сразу раскладывал такие в моей комнате или подбрасывал в рюкзак. Один из них мне даже приглянулся, и я с удовольствием носил его на шее как украшение. Но это было мелочью в сравнении с тем, что он делал в своем доме. Дед маниакально расклеивал на стенах листочки с бессмысленными значками, больше похожими на какие-то иероглифы. Он никому не говорил, что они значат. А может и говорил. Отцу, например. Но мой отец, скорее всего, не верил ему, а потому не рассказывал небылиц мне, а дедушка, в свою очередь, предполагая, что и я ему не поверю, мне уже не рассказывал. Но, вероятнее всего, он просто об этом не говорил никому.
По мере приближения к тому самому поселку, который даже не был поселком городского типа, я стал отмечать изменения состояния дороги. Когда мы свернули с основной трассы и направились конкретно к этому месту, минуя близлежащую работу отца, асфальтированная и такая привычная мне дорога сменилась грунтом. Проезжая по нему было невозможно ни вздремнуть, ни даже насладиться музыкой, ведь шума от колес было так же много, как и тряски от крупных камешков и вымытых дождем ямочек. Однако это была только та дорога, что вела к поселку — в нем самом она оказалась куда хуже. Мокрая после долгих дождей грунтовка представляла собой грязь с примесью камней и дырами таких же грязных, темно-коричневых, чуть рыжеватых луж. И все это теперь было на нашей некогда белой машине. Куски рыжей глины и брызги грязной воды с луж окутывали практически всю ее, доставая до самой крыши. Это ужасное зрелище даже изнутри машины угнетало меня почти так же, как и сам вид поселка. Во-первых потому, что мыть потом весь этот кошмар придется нам с отцом, а во-вторых потому, что настолько серого места, как это, раньше мне даже не приходилось воображать. Этот унылый и в какой-то степени жалкий пейзаж редких ярких домиков из дерева с примесью серых и вросших в холодную землю, среди голых деревьев и такого же темно-серого, тяжелого неба, никак не вязался с тем, что отпечатался в моей голове с последнего визита сюда позапрошлым летом. Наверное, из-за обилия зелени и цветов различных оттенков, что буквально окутывали собой эти серые, старые заборы и стены домов, я и не мог найти сходства этого с тем.
Но даже так моей радости не было предела, когда машина остановилась, и через пару секунд наконец-то заглох шумный мотор. Схватив с заднего сиденья гитару и набитый необходимыми вещами рюкзак, я пулей вылетел из душной и тесной «Нивы», на которой отец ездил только в поселок по работе. Мои затекшие за время пути и так привыкшие к комфортному транспорту ноги тут же дали знать о своей усталости, резко возникшей болью в мышцах.
— Ты куда? — увидев, как я накинул на плечо лямку от чехла с гитарой и отвернулся от машины, спросил отец.
— Да пока никуда — в дом. — удивленно ответил я, развернувшись к нему и претерпевая микроскопические холодные капельки воды на своем лице, именуемые моросью.
Дом, кстати, с виду был не заурядной ветхой избушкой из деревни, а солидным таким домиком из дачного поселка из-за своих двух этажей, один из которых дедушка выстраивал, еще не имея седых волос на голове. Мокрое деревянное крыльцо, краска с которого уже лет двадцать как слезла, выглядело не очень крепко. Надо полагать, что из-за месячного дождя доски изрядно пропитались водой и вскоре начнут гнить. Их, скорее всего, придется заменить, перед тем как продавать дом. Кроме того, у этого доисторического строения были деревянные оконные рамы с такой же облупившейся краской. Радовала целость стекол, — и то, если не считать трещины в окне небольшого коридорчика, где мы обычно разувались, дабы не тащить грязь внутрь дома. Но даже несмотря на эти недочеты, дедушкин домик был одним из самых приличных частных здесь. Конечно, большую роль тут сыграло наличие чердака, погреба, второго этажа и довольно большого, ухоженного участка, который выглядел лучше самого дома. Было видно, что сараи, баня, дровяник и деревянный тротуар от калитки к дому были относительно новыми. Дерево, из которого они были построены, все еще имело светло-желтый цвет. Правда, немного огорчило отсутствие беседки, о которой я грезил несколько приездов сюда. Она была бы отличным местом для отдыха и просто красивым дополнением хотя бы сейчас, когда все деревья уже сбросили свои пестрые наряды и перестали хоть немного украшать это гиблое местечко. Листвы, конечно, с них налетело неприлично много за время отсутствия дедушки дома, а все крыльцо было опутано засохшим серо-коричневым плетуном. Дедушка никогда не сдирал его даже на зиму, а уже к лету здесь были красивые зеленые листья крупного размера, которые, как рассказывал сам дед, я безумно любил срывать, будучи еще маленьким пакостным ребенком. Мало что изменилось с тех пор... разве что, я теперь не маленький.
Приблизившись к старой двери с мягкой потрепанной обивкой выцветшего бледно-фиолетового цвета, которая вся была в ржавых потеках от гроздей, я остановился.
— Ключ над дверью, за доской. — крикнул мне отец, открывая багажник машины.
Кивнув, я поднял руку. Верхняя часть дверной рамы слегка отходила от стены так, что между ними имелось достаточно места для хранения ключей. Почти сразу после того, как я укололся о торчащий там гвоздь, мои пальцы нащупали углубление, в котором было что-то твердое и холодное. Это была небольшая связка из нескольких грязных ключей.
Чтобы открыть дверь, нужно было сильно навалиться на нее и со всей силы провернуть ключ несколько раз. С выступившим от усилия потом под челкой я открыл дверь, вошел в коридор и бросил связку на пыльную тумбу, которая будто в отместку моему грубому обращению недовольно взвизгнула, резанув тем самым мне по ушам резким звуком, отразившимся от стен помещения. Следом за этим раздражителем раздался мой громкий вздох. Запах внутри дома был, конечно, не таким свежим, как на улице после долгих дождей, но и старостью, как это обычно бывает в квартирах у стариков, не пахло. Воздух здесь просто был тяжелым. Дому, скорее всего, нужно было просто проветриться и как следует просушиться. Последнее обычно делалось с помощью растопки печи. Дедушка еще при постройке второго этажа позаботился об установке чугунных батарей, поэтому при растопке одной только печи на кухне тепло проникало чуть ли не в каждый уголок дома.
— Сходишь, заплатишь за электричество, пока я тут выгружаюсь? Там как выйдешь на главную дорогу, пойдешь налево и так прямо, пока не увидишь выкрашенное темно-зеленое здание. — безрезультатно щелкнув выключателем, сказал отец и поставил первые коробки в коридоре.
На улице было пасмурно — без света дом изнутри выглядел мрачновато и совсем не уютно в сочетании со странными записками, что покрывали едва ли не каждый сантиметр всех внутренних стен дома. С моего последнего визита их стало больше примерно в полтора раза! Я даже было начал думать, что мой праотец окончательно сошел с ума в последние дни...
— Хорошо. Кошелек в бардачке? — уже на пути к машине спросил я.
Кивнув, отец продолжил таскать пустые коробки в дом. Взяв его кошелек, я направился к «главной» дороге. Дедушка жил в своем доме, а частные сектора располагались чуть дальше основного поселка, который представлял собой десяток доисторических трехэтажек. Про пятиэтажки тут никто даже и не слышал, должно быть.
Еще минут десять я шел практически по лесу, где изредка попадались домики, похожие на дедушкин. Однако большинство из них было либо заброшено, либо просто так худо выглядело. Некоторые оказались настолько плохи, что действительно являлись непригодными для жизни, но даже в них кипела жизнь, что было не так странно, как то, что заброшенными (это я определил по заросшему двору и грязным окнам) были и такие дома, которые выглядели в десятки раз лучше многих жилых. Некоторые из них были совершенно новыми, отремонтированными, даже с пластиковыми окнами, – а такого не было даже у моего дедушки. Я силился вообразить, что могло заставить кого-то покинуть такие добротные жилища, даже не продав их, но быстро оставил это. От подобных мыслей меня слегка передергивало от отвращения. Я бы, наверное, не смог жить в таких условиях, да еще и в таком месте. Природа, свежий воздух, — я все понимаю, — однако красиво и хорошо здесь было только летом, поздней весной и ранней осенью, но точно не сейчас.
Под ногами неприятно хлюпала грязь, в ушах играла любимая музыка, а еще вчера новые кеды превратились в грязные тряпки. Вскоре хлюпало не только под ногами, но и в самой обуви. Ходули стали подмерзать — конец октября как-никак, на улице уже не так тепло, чтобы мочить ноги. Я старался идти быстрее, чтобы скорее все закончить, вернуться домой, наконец, согреться и не видеть всю эту утомительную картину. Но от быстрой ходьбы задняя часть моих джинсов оказалась забрызгана все той же зловредной грязью. Первое впечатление от осеннего поселка складывалось далеко не лучшее. Прибавьте ко всему этому еще и то, что я забыл, куда мне идти!
— Ай!.. — послышалось позади меня, а после четкий звук падения тела в грязь.
Моя музыка как раз закончилась в этот момент и уже начиналась новая. Я машинально обернулся скорее от страха, вызванного неожиданностью, поскольку из-за музыки я не слышал приближения. Я шел по пустынной лесной дорожке, над моей головой угрожающе стягивались, сплетаясь костлявыми, истлевшими пальцами черные ветви лысых деревьев, а тут вдруг это. Этим, кстати, оказалась девчушка, на вид примерно моего возраста, не совсем красавица — это я заметил сразу. Она лежала передо мной на животе, а рядом с ней небольшой контейнер и почти потонувшие в жидкой грязи очки. Просто из вежливости, сняв наушники, я, уже не жалея своей одежды (ей хуже не станет), приблизился к девочке:
— Ты в порядке? — протянув ей руку, я из любопытства взглянул повнимательнее на контейнер. Там было что-то темное и круглое. Я не совсем успел разобрать, что именно это было, потому что потерпевшая крушение протянула мне свою испачканную грязью руку в ответ. Хоть это и было неприятно, но сам я сейчас был не лучше, а потому помог ей подняться, после подобрав ее очки и контейнер. Вернув ей последнее, я стряхнул с очков жидкую грязь и вопросительно посмотрел на девочку — не будет же она надевать их такими. Я хотел было спросить это у нее, но мои мысли тут же сменились другими – девочка оказалась очень низкой. Под словосочетанием «очень низкой» я имел в виду на самом деле детский рост. Я никогда раньше не видел таких низких людей относительно меня. Конечно, если это не второклассники. Очкастая была мне по грудь, хотя я был и не таким уж гигантом. В моем классе самым высоким являлся Гоша, рост которого был почти сто девяносто, а уже после него шел ста восьмидесятисантиметровый я. Может она и есть второклашка?
— Да... спасибо. — кивнув, тихо сказала она.
Я был очень внимателен к голосам людей из-за любви к музыке и вокалу, а потому сразу для себя отметил, что певицей ей не быть. Голос был не ужасен, даже забавен своей хрипотцой в хорошем смысле, однако не такой, каким стоило бы петь.
— Вот, — чуть помедлив, я протянул ей очки.
— Спасиб. — произнесла она, взяв их.
— Пожалуйст, — также без последней буквы сказал я. Честно, я не хотел высмеять ее, что хотя и было мне свойственно, наоборот, я хотел превратить это в шутку, однако она, видимо, восприняла это иначе, ведь в следующую секунду ее глаза стыдливо опустились к земле.
Во влажном воздухе повисла тяжелая тишина. Я уже было хотел развернуться и продолжить свой путь, дабы не делать хуже ни мне, ни мелкой замарашке.
— Из-за меня, — подняв глаза, начала снова мямлить она, едва мысль об уходе посетила меня, — ты испачкал руки.
— В качестве извинений можешь показать мне, где здесь можно заплатить за электричество. — пытаясь стряхнуть оставшуюся на руке грязь, ненавязчиво предложил я. Хоть я примерно и понимал, куда мне надо идти, все же наставления местного жителя были бы куда вернее. А в том, что она местная, я не сомневался — было в ее простой одежде и простом взгляде больших зеленых глаз что-то такое, чего явно не было у городских девушек, которых я знал. Она смотрела, разговаривала, даже двигалась как-то иначе — более глупо что ли.
— Прямо так?.. — она осмотрела свою грязную спереди одежду. — Я же живу вон там, — будто бы только вспомнив это, девочка вытянула руку вперед, указывая куда-то мне за спину. — Если ты торопишься, тебя проводит мой брат, — выжидающе посмотрев на меня, предложила она.
— Брат так брат. — я пожал плечами и направился с ней к авантажному домику, разрисованному цветочками. Когда мы зашли в небольшой дворик, меня приятно удивила его ухоженность, обилие всяческих деревянных декораций в виде зверушек, заборчиков, лавочек и столиков, выкрашенных в довольно яркие цвета. Мы не спеша прошли по бетонной дорожке к металлической на мое удивление двери.
— Артем! — легко открыв ее, крикнула девочка в дом, который точно так же был приятно оформлен и совсем не походил на стандартный в моем понимании поселковый сарайчик. Даже дом моего деда в сравнении с этим был чисто деревенской избой. Может я поторопился, называя его чуть ли не самым лучшим в округе?
Спустя какое-то время на пороге появился паренек моего возраста, очень похожий на эту девчонку. Он с недоверием взглянул на меня, а затем на перепачканную сестренку, которая и ему была также по грудь.
— Возьми Полину и покажи ему, где почта, пожалуйста. Мне нужно помыться. — ловким движением стянув с ног грязные резиновые сапоги, коротышка растворилась в глубине дома. Поставив контейнер с какой-то, как я понял, Полиной, Артем накинул на себя легкую осеннюю куртку, обул такие же резиновые сапоги и вышел ко мне на крыльцо.
— Артем, — он протянул мне руку.
Голос у него был таким же сипловатым, как и у девочки. Петь ему тоже не следовало.
— Ян, — кивнув, я пожал ему руку. — Твоя сестра упала, а я помог и в качестве благодарности попросил показать, где можно заплатить за электроэнергию.
— Неудивительно, — усмехнулся Артем, — она всегда где-нибудь да падает.
Я лишь улыбнулся на это.
— Ну а ты откуда тут? — видимо поняв, что я далеко не местный, спросил он.
— В конце этой улицы жил мой дедушка. — я неопределенно махнул рукой в сторону.
— А-а, Михаил Петрович? — открыв калитку, спросил он.
— Да. Знаешь его?
— В деревне все всех знают, — слабо усмехнулся Артем. — Я сочувствую твоей потере...
— Да... — я кивнул, все еще будучи удивленным. У нас, если хотя бы два человека окажутся хоть как-то знакомы друг с другом, уже будет большой удачей, невероятным совпадением — чем угодно, но только не обыденностью.
— Тут вообще часто пропадают люди. Особенно мужики. — снова первым заговорил Артем.
— Это заметно по количеству брошенных домов. Разве кто-то будет покупать дом, из которого пропал человек? — стараясь зачем-то поддержать разговор, я стал развивать тему бессмысленными фразами без особого энтузиазма.
— Делать-то больше нечего некоторым. — пожал плечами парень. — Ты один тут?
— Нет. С отцом приехал около получаса назад. Он тут работает, поэтому до конца каникул я застрял здесь.
— Да ладно тебе, не все тут так уж плохо. — заметив мое недовольство, с котором я произнес последнее, подбодрил меня собеседник. Я думал, что он обидится и перестанет говорить, но не тут то было: — А кем папа работает? — кивая, продолжал разговор Артем.
Я не совсем понимал цель его общения со мной, а вопросы по типу того, с кем я, где я, что я, и вовсе настораживали.
— Механиком. — чуть помедлив, ответил я.
— Правда? А ты можешь на работу с отцом ездить? — внезапно возбудившись, спросил Артем и с какой-то надеждой посмотрел мне в глаза. Только теперь я ясно смог разглядеть, что глаза его были такими же ярко-зелеными, как и у его сестры.
— Наверное... с чего бы я туда ездил?
— Я бы очень хотел с вами... Посмотреть, как это все происходит. — почесав затылок, глупо расплылся в улыбке он.
— Механиком хочешь быть?
— Надеюсь, что буду.
— Ну... я поговорю с отцом. — слабо улыбнувшись одними губами, сказал я.
В остальном наше путешествие до почты обошлось без приключений. Мне удалось получше узнать Артема. Хотя, вернее будет сказать, что ему удалось получше узнать меня, ведь инициатором диалога был он. Однако не могу сказать, что это было чем-то плохим. Появилась реальная возможность не тухнуть дома все осенние каникулы. Общение с кем-то из местных сулило неплохие перспективы, а особенно, если эти местные были из деревни. Немало интересных историй происходит именно с этими людьми. Помимо этого, я узнал имя той коротышки — София. И нет, ей было не десять лет, как я подумал изначально. Несмотря на рост, ей было почти четырнадцать, а это всего на два с половиной года младше меня и самого Артема, с которым мы оказались одногодками. Заплатив по счетам, я взял номер домашнего телефона Артема и отправился домой. На улице к тому времени снова начинался дождь. От этого мне даже стало как-то проще дышаться. Люблю, когда воздух наполнен влажностью.
***
— Бедные... — со скорбью взглянув на кеды, которые я стягивал со своей промокшей ноги, понуро сказал отец.
— Это мне еще повезло. Одна девчонка вообще в грязь шмякнулась. Прям на моих глазах. — наконец сняв с себя этот кошмар, я бросил кеды в таз. Стиральной машинки тут не было, а потому мыть обувь пришлось по старинке — в тазу с водой.
— Ты что, уже с местными девчонками познакомился? — усмехнулся отец, продолжая чистить картошку. Ножом. Снова по старинке — никаких тебе специальных приборов.
— Пап... — я закатил глаза и принялся неумело избавлять свои бедные кеды от грязи. Вся вода моментально стала похожа на ту, что была в углублениях дороги. Я невольно скривился, но продолжил это мерзкое действо. — Но вообще-то я познакомился с ее братом.
— Это как? — он изогнул брови.
— Ну я помог ей встать и попросил показать мне, куда нужно идти. А поскольку она была вся в грязи, то запрягла своего брата. Он мой ровесник, кстати. И, что не менее важно, увлекается машинами. Я обещал ему поговорить с тобой насчет работы. Возьмешь его подмастерьем к себе?
— Звучит неплохо. — почти не думая ответил отец.
— Так что, я ему перезваниваю?
— Перезванивай, — он неопределенно пожал плечами, явно пытаясь думать о чем-то своем, от чего я отвлек его своей болтовней.
Закончив, наконец, с помывкой моей единственной здесь обуви, я повесил ее над печью, которую отец успел растопить в мое отсутствие, после чего порадовал Артема новостями по поводу работы с отцом. И вот с таким позитивным настроем какого-то героя утопии я отправился в комнату дедушки и сел за гитару. Новое место, новые люди, новые ощущения — все это преобразовывалось моими пальцами в музыку через струны гитары. Однако чего-то мне не хватало в этом звучании. Я даже допускал, что это из-за распухших от воды пальцев. Ранее мне не приходилось так долго мыть что-то вручную: посуда мылась в посудомойке, обувь (почти вся) в стиральной машине. Исключением становились только трудно выводимые пятна, которые приходилось замачивать, но и этим занимался в основном отец, если не химчистка.
Сон долго не шел ко мне в ту ночь. Я никогда не ложился спать раньше четырех, а то и пяти утра. Без компьютера и интернета жизнь казалась неимоверно скучной и затянутой. Лишний раз я порадовался, что отец не решил жить со мной здесь, а уехал в город, несмотря на работу. Когда-нибудь надо его за это поблагодарить.