24 глава
24 глава
Софья
Наверное, просто сказать, что мне было обидно - ничего не сказать. Ведь так не должно было быть, мне стало грустно из-за такой новости. Мигом я успела возненавидеть всех и все вокруг.
Но почему? Ведь даже брак с ним - не правда, а просто-напросто контракт.
В иной раз я сдержалась и не показала свои истинные эмоции. Я высказала мужу то, что должна была и за этим последовало вовсе неожиданное мной действие.
Я запомнила как меня обнял папа на свадьбе. Я отчетно помню эту долю секунды счастья, и я не думала что кто-то сможет меня обнять после этого. Объятья отца и супруга - что-то очень далекое друг от друга.
Одно дело, когда тебя обнимает твой родной человек, но когда это делает совершенной чужой, а твой лишь по бумагам, это слишком странно.
И пугливо приятно просто для души.
— Держись, — еле слышно потребовала я и аккуратно похлопала его по плечу. Затем Хаким отпустил меня через какие-то считанные секунды. Встал с места и сказал так, словно до этого его никто не ударил и не объявил ему борьбу:
— Одевайся, женушка, поедем в ресторан!
— Как же? — удивилась я.
— А так, пойдем, лишь бы уйти из этого дома.
Он, как и привык всегда так делать, начал расстегивать рубашку и пошел в сторону гардеробной.
— Думаю, все дома будут недовольны этим, — противилась я, шагая за высоким мужчиной близко. — Могут не так подумать.
Едва слова слетели с моих уст, и он внезапно остановится, отчего я ударилась об крепкую спину.
— Что могут подумать, если я всего лишь иду со своей женой? Ты, лучше, соберись. Нас точно сфоткают на улице, я уверен, если это еще не сделали, когда мы сошли с вертолета.
— Ну, хорошо.
Я оделась в длинное белое платье и накинула на плечи малиновый пиджак, подобрав к нему такого же оттенка сумку и туфли. Хаким же оделся как всегда в черную рубашку и в джинсы, украсив весь образ солнечными очками.
Не могла солгать, сказав, что у него плохой вкус. Как по мне, то он прекрасно одевался. Даже запах парфюма мог так четко подчеркнуть каждый образ, что я даже могла позавидовать белой завистью этой утонченности.
Мы вместе вышли из комнаты и пошли на первый этаж. В холле нас ждала мама Хакима, глаза которой были красными. Я изумилась и инструктивно бросилась к ней обнимать, не упуская случая спросить что ее ранило.
— Мне так жаль, моя девочка. Ты слишком хорошая для этого моего болвана, — не смотря на своего сына, а прижимая меня к себе, горько твердила эта женщина у моего уха. — Ты и так через многое прошла, пока не переступила порог этого дома, а теперь и это. Прости нас, прости, не в моих силах все остановить. — От последнего сказанного ею я не смогла остановить предательницу-слезу. Она была большая соленая и просто обжигающая левую щеку.
Но я не имела права сломаться, поэтому я быстро убрала слезу, пока кто-то не увидел и выдавила из себя улыбку, вылезая из горячих объятий.
— Не стоит, мама, всего-то, не стоит. Женщины раньше, что были лучше меня, жили с этим.
— Но ты такого не заслуживаешь, — будто бы она сама через это проходила или проходит возразила свекровь, не в силах сдерживать слезы.
— Не плачьте так, — засмеялась я, хотя это прозвучало слишком паршиво, сама убрала слезы с щеки и во второй раз в своей жизни поцеловала ее в ту же щеку.
— Моя девочка, — она опять меня обняла.
— Мама, мы вообще-то хотела выехать, если ты нас щас пустишь, — вмешался Хаким и вырвал меня из рук.
— Выехать? Куда? С тобой что-то случилось? — она опять начала меня разглядывать.
— Нет, все хорошо, мы хотим поужинать где-то, надо кое-что обсудить, — Хаким был слишком тактичен с матерью и это всегда мне в нем не нравилось.
Она удостоверилась нужно ли мне что-то и отпустила с благословения.
В столице республики тогда можно было найти немного заведений для молодоженов. Но машина Хакима остановилась у высокого зеленого здания, что кругом украшала зелень. Мы вышли, и я не упустила шанс напомнить, что у меня тоже есть машина.
Хаким усмехнулся и дал мне пойти первой.
Мы сели за маленький стол, ожидая официанта. Когда тот пришел, то муж сам сделал заказ и отослал его. Я поставила сумку на соседний стул и поправила непослушный платок на голове.
— Ты умеешь читать коран? — внезапный вопрос Хакима заставил меня оставить занятие с головным убором и обратиться к нему со всем вниманием.
— Да, — призналась я не понимая зачем он и вовсе спросил. — А ты?
«Зачем я вообще спросила, для чего?
А может просто чтобы не быть в том состоянии, когда ты не в своей тарелке.»
— Стыдно, но нет, однако мама еще в детстве нанимала мне учителя. Строгий мужчина был. Я с детства очень слабо запоминал что-то, так он меня был из-за незначительных ошибок. Помню, как однажды назвал одну букву неправильно, а он меня, того и гляди, начал хлестать прутом. С того дня я поклялся больше ничего не учить из его занятий и как-то выпроводить из дома. У меня и получилось, через неделю я соврал о том, что уже научился и дальше обучу где-то в Турции. Все поверили, даже не стали проверять.
— Врешь все-таки ты с детства, — начала я смеяться, прикрыв рот рукой.
— Ай, ну правда, — его губы расплылись в улыбке. — не надо же бить детей. Вместо того, чтобы найти ошибку и подход ко мне, он всегда только бил.
— Жалко, — сжала я губы, пытаясь уже остановиться и вытерев слезу с глаза.
Он будто бы щас ребенок передо мной. Ребенок, который своей матери жалуется на учителя, чтобы больше не посещать учебу.
— В моем детстве было много такого интересного, — наконец признал он и тоже коротко рассмеялся, резко остановился и спросил. — А твое детство? Расскажи какое оно было.
Моя улыбка тут же куда-то пропала.
В мыслях появилась смерть матери и подростковые годы.
— Тебе вправду интересно? — пододвинул стул ближе, осведомилась я, а тот настаивал. — Ну, в детстве я много пела. И да, впредь до семи лет я всегда дралась с мальчишками рядом. — я взглянула на него и остановилась в моменте, вспоминая и вправду все хорошее, что прошло.
— А ты и сейчас бьешь мужчин, если что, — прервал черноокий и щелкнул пальцами. Я хотела ему ответить на то, но появился официант и оставив заказ на столе, ушел. — Рассказывай дальше. Влюблялась в какие-то... Не знаю, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать лет?
— Влюбиться в пятнадцать?.. Да я к такому даже в восемнадцать не готова. Да и не получилось бы у меня, Хаким, ты не представляешь какого мне было тогда, и я никогда не дам тебе это знать, — честно призналась я. — После десяти не стало мамы, не прошло и трех месяцев, появилась мачеха. Затем через несколько месяцев на свет появился мой сводный братик. А что уже происходило тогда я не хочу рассказывать.
— Почему не хочешь? Знаешь, однажды наш папа уходил от нашей семьи. Мне тогда было почти шесть, а он собрал вещи и ушел к своей другой семье, мама и я с сестрами пришли к дедушке, он нас приютил и отвергся от отца. Я их всех тогда ненавидел. Я очень хотел своего отца рядом. Помню, в школе сказали написать сочинение на тему «Профессия моего папы». Я тогда записал в листок лишь одно предложение «У меня нет папы.» Это было жутко, но меня из-за этого дети упрекали. Тогда в школу пришел дедушка и стал всем раздавать сладости, прибавлю, мне тогда было уже девять, а он на руках меня носил по всей школе, а затем катал на дорогущей машине. Короче, уделал я им всем тогда же нос. Потом я полюбил дедушку и обещал его не огорчать, даже врал, чтобы он не огорчался во мне. У меня не всегда было все. И мне и маме то, что у нас есть щас дал дедушка. Отец, как мы поняли потом, все разбросал на свою вторую семью. Мама почти всегда засыпала голодная, лишь бы отдать еду мне. Но мне всегда не хватало. Мы жили в маленьком домике в северной части одной деревушки. Там кругом все были такие добрые, они нам иногда давали воды или еды. Но длилось и то недолго, за год, когда отца мы вообще не видели дома все закончилось. Практически все. И никто уже не мог нам помочь. Приближалась суровая зима, и тут отец появился. Я сильно тогда заболел, но как только увидел его у вытертого порога двери, вскочил с старого дивана и схватился за холодную ногу, плача и требуя взять себя на руку. Как жаль, что даже тогда он меня не обнял. К сожалению, я еще не почувствовал любовь отца, разве что дедушки. Он ушел, несмотря на крики и плач мамы,сестер.. Я тоже плакал, много плакал, а что было дальше даже не понял, поскольку проснулся уже на больничной койке. Потом мне стукнуло пятнадцать и все, началось. Йа Аллах, я был самым крутым пацаном во всей школе. Тогда папа опять появился, и дедушка не смог отвернуться от него. Конечно, отец сожалел о содеянном, но уже стать для нас полноценным отцом не смог. Я же увлекся спортом и начал заниматься боксом. Представь, в школу едет парень в дорогой собственной машине, что уже в пятнадцать выиграл медаль России, высокий, широкоплечий, к тому же и шустрый. Все девушки были моими. Я тогда ни одну не упустил. В общем, бабником я был всегда. Окончил школу и... Я встретил Джасмин в университете. Я вообще никогда не учился, просто деньги отдавал и все. Моей страстью был спорт. В тот день, когда ее увидел во дворе среди толпы, которая меня провожала, я ехал на соревнования и через неделю стал чемпионом мира. Когда мы обратно приехали в Ингушетию, нас так же встречали, и она была среди них. Я думал, что влюбился. Она дала мне свой номер и вот, с шестнадцати лет мы были чем-то, вроде пары. Не понял как успел вырасти, но почему-то я понял, что использовал ее лишь для поддержки. Я слишком безжалостный человек, ты была права, я действительно всегда думал только о себе. Очень жаль, что все именно так обстояло.
За весь его монолог я успела пустить слезу и вытереть ее, улыбнуться и нахмуриться от концовки.
— Оказывается, ты не такой простой парнишка, — призналась я. — Все к лучшему, Хаким, помни, все к лучшему. Аллах так пожелал. А сейчас ты так же занимаешься спортом?
«Я клянусь, никогда и ни за что не спрошу у тебя про твоих девушек!»
— Да, удивительно, что ты не слышала про меня, мне через два месяца ехать на первенство Европы среди мужиков.
— Серьезно? А это не слишком опасно? Из тебя же от одного удара не могут сделать инвалида?
— Вполне может, — я сглотнула. — Но на все воля Аллаха. Ты сама так сказала.
— Не поезжай тогда туда.
— Никак не могу. Я не хочу быть зависимым от кого-то. Дедушка вправду многое мне дал, но дальше я сам. Я сам сделаю себе карьеру и обеспечу нашу семью идеальной жизнью.
— Нашу?.. — запинаясь, переспросила я и пожалела об этом. Может быть, это у него так быстро вылетело.
— Нашу.
Он ответил без улыбки и слишком серьезно, что заставило меня вспотеть.
«Опять чувствую себя не в своей тарелке. Ужас.»
Чтобы избежать мужского взгляда я быстро придвинула тарелку остывающей еды и сделала глоток воды из стакана.
— Приятного аппетита, — пожелал муж, пока его голос не выдавал никакого волнения.
«Но как он так может-то?»
— Да, кстати, забыл упомянуть одну, — внезапно он обратится ко мне опять, со звуком уронив вилку на тарелку, я не смотрела на него, но он заставил это сделать следующими словами. — Это была девочка с двумя косами, которая вечно читала и никогда не улыбалась. Все в школу называли ее зубрилой.
Я взглянула в его горящие глаза с куском салата во рту, которого проглотить уже была не в силе.
«Неужели?»
— Она, наверное, самое яркое в моем детстве. С третьего класса мы с ней постоянно пересекались в школе и почти постоянно спорили. Такая упрямая была. Учителя ее слишком любили из-за знаний и ставили всем примером, а дети, в свою очередь, ее ненавидели. Я помню, как она донесла, что я стоял с сигаретой в руках после школы, а тогда мы были лишь в четвертом классе, она в третьем. Когда директор позвал, то отчитал меня без объяснений. Я то, и вправду хотел попробовать, мне из старших классов кто-то дал, но не смог из-за нее. Она так крикнула, что та у меня упала из рук, кинулась оттуда со скоростью света и через минут пять меня позвали. Потом дедушка дома дал пошечину. Наверное, тогда из-за нее я и стал курить, только ей назло, потом приехало и спиртное.. Курение я быстро забросил из-за спорта, но энергетики и различные коктейли не смог. И да, знаешь, что я ей сделал тогда? — словно на зло он улыбался мне. — Правильно, я нацепил на ее волосы жвачку и впредь до того, как не уехал на сборы на четыре месяца я ее так замучал. Даже воспоминать смешно.
Я нахмурилась от воспоминаний.
— Тебе не стоило тогда курить. Я то девочка, которая никогда не видела похожее, сразу же рассказала взрослым для твоего же блага, а ты меня заставил отрезать волосы из-за этой дурацкой жвачки.
— Что? — парень вупичил глаза и через мгновение пролился смехом. — Так это ты та девочка? Да не может быть! — хруст сарказма был достаточен, — Я был прав тогда! Ты что, перевелась из той школы? В какой ты училась? Мы, вроде бы из одного города оба.
— Да, из одного. И нет, я осталась там же, просто изменилась.
— Очень, тогда ты была... Лишь с косами, в очках, веснушчатая такая, всегда с книгой в руках. Какая-то мышка серая.
— Была.
— Не хочешь сейчас извиниться?
— За что?
— За то, что из-за тебя меня ударил дедушка.
— Нет, это так, для профилактики, — без слова больше я продолжала трапезу, муж последовал за мной.
Вскоре ужин подошел к концу.
Солнце начало заходить за горизонт. Ее лучи падали кругом, освещая и придавая золотому оттенку всему сущему на своем пути. Теплые лучи осмелились проникнуть через огромное французское окно напротив, из-за чего бокалы с водой и сам золотой стол сверкал, даже чуть-чуть мешая глазам.
Я оглянулась кругом, везде все сверкало, посмотрела на парня передо мной. Он сидел профилем ко мне, тоже, как и я раннее, любовался видом из окна. Я в который раз удостоверилась в том, что его черты слишком идеальны, ибо быть наяву.
Захотелось прикоснуться к черным некоротким волосам и поправить их у лба, но я не могла это сделать.
Словно бы читая мои мысли, Хаким повернулся ко мне лицом и задержал на мне свои сверкающие на солнце глаза, как будто у меня что-то написано на лице, однако он не может это прочитать, ибо не умеет.
Абсолютная истома настигла меня и заставила расплыться в улыбке ему в ответ.
Я попыталась убрать эту улыбку и опять скрыться в маске серьезности, но не смогла.
— Ты знаешь, у той девочки была такая же улыбка. Невинная, искренняя и простая, — прозвучали слова из уст брюнета, заставляя меня смутиться и что-то почувствовать себя особенной.
Это правда, когда нам делают комплименты, то самооценка сотрясается и может либо увеличиться, либо упасть вовсе.
— Не помню, чтобы я тебе улыбалась. Помню как ненавидела тебя всей душой, — попытался я звучать уверенней.
— Ты улыбалась, когда читала. Я часто наблюдал за этим в школе.
— Наблюдал даже?
— Я же говорил тебе что всегда был любимчиком девочек. Наверное, ты единственная там была, что не ладила со мной. Иной раз я даже думал, что ты ненормальная, но когда уехал и начал взрослеть, то понял, все и вовсе не так. Я приехал, а тебя не нашел.
— Не так сильно хотел найти значит, — будто это имело значения, я опустила взгляд на свои руки и после встала со стула. — Пойдем?
— Конечно! — Хаким давно заплатил за счет и уже взял со стола ключи, встал рядом со мной.
Мы вместе вышли из помещения.
Возвратясь домой только и заметили что вообще не проверили снимал ли кто нас. От данного открытия, что мы слишком увлеклись разговором, и я, и муж залились смехом почти в двенадцать часов ночью, когда только-только собирались отходить ко сну.
Я впервые почувствовала человека для себя другом и поэтому решалась тоже быть искренней.
— Жена папы по каким-то причинам не любила меня, — подсев рядом с парнем на диван, который держал в руках мою книгу, начала я, неуверенно глядя на кровать впереди. Я услышала как он захлопнул книгу и боковым зрением заметила как начал прожигать мою щеку своим взором. — Она была слишком ко мне сурова. — я сделала глубокий вздох. — Постоянно оскорбляла покойную маму и никогда не давала мне показываться на родственниках. Все думали, что я училась где-то не на родине. Папа тоже это прекрасно видел, но к сожалению, я так думаю, он не мог из-за меня остаться без собственной семьи. В шестнадцать лет Малика пыталась выдать меня замуж за одного мужчину, ему было где-то лет тридцать пять, если не больше. Я была готова совершить самоубийство. Как же было глупо поверить тому, что говорилось в Википедии. Я поверила и проглотила двадцать пять таблеток парацетамола. Уже была готова умереть, но это не случилось. Пятнадцатилетний брат меня спас. Отвезли в больницу и через неделю я уже была дома. Дальше о свадьбе не было и слова. Но четыре месяца я провела в медресе для девочек, где читали Коран каждую пятницу, предполагая что в меня вселилось что-то неладное. Мулла тот был очень добрым человек. Я рассказала ему тогда все плача. Он поклялся молчать об этом и помог мне восстановиться. Именно он научил меня читать Коран, он научил меня разным хадисам, историям пророков и сподвижников, выучил совершенно чисто совершать омовение и совершать намаз. После этого я прибыла домой и сказала отцу что просто обязана покрыться, но тот мне не дал, утверждая что это всего лишь мода современных девушек. Я привела ему все доказательства, но не смогла достичь желаемого. Вот, с шестнадцати лет и до сих пор я мечтаю надеть хиджаб. Когда мне сказали что нельзя учиться, а должна выйти замуж за тебя, то я осталась в замешательстве. Как и было сказано в коране, я просто смерилась. Я никому ничего не предъявляла, сама себе покупала одежду и необходимые вещи, выезжала лишь со своим братом и в сопровождении Алимы или ее младшей сестры Амины, поскольку отец никогда не давал разрешение на разгуливание одной, однако в один день Малика опять меня ранила в самое сердце. Она меня обвинила в том, что ни один здравый человек не мог бы сказать другому. Дело было связано со мной и с моим кровным братом. Она мне запретила выезжать со своим сыном, утверждая, что не доверяет мне. Не хочу углубляться дальше, но больше ничего. До смерти мамы все так же было нестабильно. Папа не сильно ее любил. Но мама его любила очень. В один день она вышла вечером, чтобы просто передать письмо нашим соседям напротив. Решила перейти дорогу и ее сбила машина. Маму не смогли спасти, поскольку врачи опоздали. Это случилось как раз тогда, когда ты уехал. После, я тоже это запомнила, мы с тобой не видели почти девять месяцев. С тех пор я поклялась стать очень хорошим врачом для всех пациентов. Я...
«Я очень надеюсь что после развода с тобой, поеду в Москву и вправду буду учиться.»
Взглянула на уставившегося мужа и заметила печаль в его очах.
— Ты хочешь до сих пор покрыться? — едва слышно задал мне вопрос мужчина. Я уверенно дала положительный ответ, но не удержавшись еще добавила свои мысли, которые твердят мне, что я не достойна этого.
— Просто если ты покрытая, то ты обязана быть идеальной, а я... — я опустила взор и метнула головой.
— Ты идеальная девушка, уверяю, — я вздрогнула, как он дотронулся до моего подбородка холодными руками и заставил меня взглянуть на себя. — В тебе больше плюсов. Подумай, сколько ты встерпела и молчала ради Аллаха. Ты меня, который всю свою жизнь решил отдать вечеринкам и только веселье, переменила в лучшую сторону за какие-то две недели. Скрой свой аурат во имя Аллаха, я тебя на это благословляю с гордо поднятой головой.
Глаза молодого человека словно опять горели и изучали мое лицо. Я будто бы съежилась от слов, что оказались на удивление бальзамом для души.
Если есть человек, которому ты можешь все рассказать, а после, всецело довериться его решению, то ты выиграла эту жизнь!
Впервые. Впервые в своей жизни я смогла открыться и показать свои настоящие эмоции. Я улыбнулась широко-широко, показывая зубы, я не постыдилась покраснеть, после того, как ответом на мою улыбку муж меня поцеловал в лоб, и я в ответ смогла тоже обнять человека, который решился спасти меня от собственных мыслей.
Когда я успела так впитаться в человека доверием?
Наверное, я всегда была наивная. Но уверяю, впервые за все свои восемнадцать лет я смогла почувствовать себя живой, настоящей, свободной.
И что, если после этого что-то может пойти не так? Что, если вдруг Аллах решит на следующее же утро меня испытать снова, что, если дедушка сам решит нашу судьбу и наши семьи могут нас уничтожить обоих, точно как муравьев? Не важно что будет дальше, главное, что мое сердце билось чаще, и я прослезилась от этого отношения к себе. Главное - то, что есть сейчас, в этот момент моей маленькой жизни. И я постараюсь это никогда не забыть.
Я была в теплых объятьях. Широкая мужская грудь то поднималась, то опускалась, невольно заставляя меня угадывать действия. Все молчало кругом, я отчетно слышала дыхание у себя над головой и биение сердца у своего уха. По сравнению с моим, немаленькая ладонь юноши гладила мои распущенные волосы.
Я поерзалась от желания взглянуть на его лицо и повернулась головой к нему. Могла сказать, ничего примечательного, но только, чтобы не сглазить его облик.
Карие в глубине, но захваченные темным оттенком, глаза из-под черных ресниц глядели на меня с нежностью, густые брови, аристократичный нос и еле видный шрам на правой брови смотрелись благородно. Хотелось узнать откуда шрам, но я могла предположить, зная каким видом спорта он занимается. Исследующий взгляд скользнул к розовым губам. Это были нетонкие губы бантиком, и они были сомкнуты, демонстрируя идеальную арку под фильтрумой. Хотелось дотронуться рукой и проверить на ощупь, на что я имела право, но гордость не позволила бы. Я попыталась скрыть свою заинтересованность, но тут резко промелькнула мысль о том, что кто-то до меня мог прикоснуться к ним. И я так хотела поверить в их безгрешности, однако не отважилась их назвать невинными.
Тогда же я хотела было встать и уйти спать, но не успев и моргнуть, оказалась на коленях супруга. Мне не дали даже воспротивиться. Он взял мою голову в ладони и мгновенно накрыл мои и без того пытающиеся губы своими. Длинные пальцы скользнули во влажные после душа волосы, и вот в животе вспорхнули бабочки, как это пишется в розовых романах. В нос ударил запах приятного мужского парфюма, к которому я давно пристрастилась. Я прикрыла глаза, позволяя вырасти крыльям за спиной. Была готова вспорхнуть, взлететь и улететь, но отстранилась.
Я быстро взяла дело в свое русло и мгновенно вырвалась из мужских рук.
Мои крылья надо лечить. Поэтому я упала и не взлетев.
Горящие глаза Хакима не захотели меня выпустить из виду.
— Зачем ты это сделал? — выдохнула я, неистово молясь.
— Ладно, — еле слышно он ответил и стремительно вышел из комнаты.
«Ладно? И все? Что это значит?»
Я коснулась своих горящих губ рукой и невольно улыбнулась.
«Йа Аллах, я выгляжу как дурочка. Стыд-то какой!»
Не в силах убрать свои мысли про этот случай, я отправилась спать. Проснулась уже на утренний намаз, и застав Хакима на ковре, опять улыбнулась. Это было что-то трепетное и приятное для моей души. Мне нравилось то, как он стоял к западу, а почти восход солнца начал окрашивать в светлые тона его прелестный силуэт. Он наклонился к сужуту и опять принял исходную позу, читая молитву.
«Аллахума Барик», — про себя произнесла я и встала с кровати. После того, как вышла из ванной комнаты с омовением, я опять его не застала.
Почему-то было досадно как-то.
Теперь после намаза я уже не смогла опять лечь. Поэтому читала книгу до полного восхода солнца. А к семи часам утра вышла из комнаты и сама взялась за завтрак, давая взрослой поварихе хоть на один денег отходнуть.
— Но вам этого не надо, не стоить это делать вам, госпожа, — приятно заговорила эта женщина со светлыми волосами. Я давно поняла, что она не ингушка, скорее всего, по разрезу глаз, казачка.
— Стоит-стоит, тетушка. И прошу, не называйте меня госпожа, — надевая на талию фартук, что сама принесла из отчего дома, ответила я.
Та мне улыбнулась.
— Как я посметь, госпожа? Господин Салам будет не доволен, если я вам позволить тут быть.
— Салам? — переспросила я, не скрыв свой интерес.
— Дедушка, — ответила та и постаралась взять у меня из рук миску.
— Нет, — запротивилась я дружелюбно. — Оставьте это на мне. Вы, наверное, не в курсе, но у нас в Ингушетии не принято делать все, что эта семья позволяете мне делать. Я не имею права сидеть за одним столом с семьей мужа, так же я не могу перекладывать готовку или же уборку в доме на кого-то, если сама здорова и могу это выполнить. Позвольте мне выполнить свою обязанность.
Она улыбнулась, показывая, на удивление, ровные белые зубы. Я ответила тем же и принялась за готовку.
Выбор остановился на омлете для всех, а затем пришлось ориентироваться на блюда каждого члена семьи на завтрак. Оказывается, дедушка любил рисовую кашу с молоком, бабушка предпочитала черный чай и блинчики, мама Асият была на диете в который год и сегодня могла бы покушать сырники с ягодами. Я спросила и про Хакима, но тут мне дали совершенно неожиданный ответ.
— Он всегда не бывать дома, с самого детства ездить на соревнования и отборочный разный места, как мне не знать правильно сказать. Когда вы вошли в этот дом, тогда он быть дома часто. Я всегда ему готовить по-разному, на свой усмотрение, еще не жаловаться господин.
— Неужели?.. — пробубнила я и решилась приготовить для него то же, что и себе.
Через час на стол я сама накрыла и ждала всех. Сначала появилась мама Асият и бабушка, потом Хаким откуда ни возьмись, а затем и дедушка.
Они еще не были в курсе того, кто готовил, но явно заметили изменения.
— С именем Аллаха, — произнес дедушка и каждый взял в руки необходимые приборы.
— Аллах, Аллах, кто приготовил это? Точно не Насибан, — заметил он и сразу же, как только проглотил ложку каши и взглянул на меня.
— Не понравилось?.. — я осталась в замешательстве и покраснела.
— Эти сырники очень вкусные, — произнесла тетя Асият, засияв.
И только бабушка с Хакимом молчали.
Я не хотела сидеть с ними за одним столом, потому стояла.
— Садись, дочка, — сказал мне дедушка через минуту, заставив отвести взгляд от тоскующего что-то мужа.
— Нет, дедушка, не просите, я не имею права, лучше постою.
— Нельзя, если ты стоишь, то и Хаким будет. Хаким, вставай, — внезапно он обратился к моему супругу, тот будто бы пробудился ото сна и без возражений встал. Он даже не притронулся к завтраку...
— Дедушка, не стоит, вы знаете почему я стою, а ваш внук пусть сядет, — протестовала я быстро, глядя то на Хакима, то на Салама.
— Да, он мой внук, — мужчина медленно встал со своего места и тут все остальные молниеносно вскочили со своих стульев. Он также медленно приблизился ко мне и принялся чуть приобнять. — но я его зову сыном. Как и ты. В первую очередь ты для меня моя дочь, лишь потом невеста. Послушай старшего, садись, я очень принципиальный человек и считаю, что все совершенно схожи. И мы равные перед Богом. Садись, — выпустив, и улыбнувшись моим мокрым глазам, Салам опустил меня к стулу. Следом и Хаким.
Трапеза началась и все-таки Хаким прошептал мне у уха:
— Целовать кого-то - сто пудов не твое, но готовишь мы превосходно.
Я вздрогнула и покраснела всем телом, когда его ладонь схватила мою. Даже тарелка передо мной вскочила с места и все обратили на нас внимание.
— Резко подняла руку, прошу прощения, — солгала я, а Хаким наконец отпустил меня.
— Ничего-ничего, — оттолкнув тарелку от себя, проговорил дедушка. — Только у меня очень важно новость для всех вас.
Хаким метнул взглядом на меня, а затем уставился на свою тарелку.
— Вы скорее всего в курсе того, что произошло на днях, я объявляю важную новость для нашей семьи. — он чинно встал с места, нам пришлось сделать то же самое. — Пятницу мы отправляемся сватать вторую невестку семьи, невесту для Хакима.
Только когда Хаким с треском уронил вилку на тарелку, я поняла, что он все еще сидел. Бабушка буквально упала на стул, а я осталась ни с чем.
— Ты со мной это не обсуждал, — завелась жена вслед мужу, а тот молча отправится восвояси.
Меня подставила горячая слеза, которая скатилась по щеке, заставляя поежиться от холода, когда на улице была несносная жара.
— Софья... — потянулась мама Хакима, но я быстро среагировали и улыбнулась словно дурочка.
«Да что я еще могу сделать? Убиваться? Кричать? Плакать? Закатить истерику?
Ничего из этого мне не поможет.»
— Решение дедушки для нас - закон, — стараясь не дрожать голосом, произнесла я.
— Девочка моя, — выдохнула Асият и мигом заключила меня в крепкие объятья.
— Хаким, за мной! — так строго произнесла бабушка, что я дернулась, заставляя маму взглянуть в намокшие глаза.