XX Там, где сходятся пути
– Проклятый пес. Я все ему спускал.
Софийский прекратил раскачиваться на стуле. Он глубоко затянулся, выпустив долгую струю дыма. Пепел осыпался на китель, но генерал не заметил.
Мстительный охотничий азарт расправил его плечи, сбросив с них невидимый груз.
– Только что же это за документы, о которых говорила вдова, – вслух думал Ершов. – Те, что искал Цзи и использовал в шантаже полицмейстера отец Георгий...
– Полагаю, это доклад Вагнера. Он должен был влиться в наш общий отчет и уйти в государственную канцелярию, – отвечал генерал-губернатор. – И тогда, если бы все вскрылось, не сносить мне головы. Эх, Романов, Романов...
Софийский в последний раз затянулся и большим пальцем пригвоздил окурок к блюдцу.
– В прошлом месяце, вскоре после того, как все началось, он посещал меня и все хвалил Вагнера. Я тогда так и не понял, к чему он клонил. Но зато теперь все хорошо вижу. Он нашел тот лживый доклад, в котором два этих пса меня так подставили. Романов пробовал меня прощупать и уяснить – что он сам может с того поиметь.
Софийский брезгливо поморщился. На его лице читалось разочарование.
– И где сейчас эти бумаги, ваше превосходительство?
– В канцелярию они так и не вернулись. Стало быть, по-прежнему у Романова. Если он их тоже кому не отдал.
– Нам следует тотчас же спросить самого инженера!
– Не спешите, Деникин. Я уже думал о том. Однако мои люди его не отыскали. Супруга Романова сказала, что он вышел до полудня и с тех пор еще не возвращался.
У огородки деликатно закашлялись. Там мялся дежуривший околоточный.
– Что тебе? – излишне резко спросил помощник полицмейстера.
– Позвольте доложить, Дмитрий Николаич... Про господина инженера.
– Ну?
– Он нынче заходил в управу. Толковал, что его превосходительство велели забрать все бумаги господина полицмейстера, и все в его кабинет просился. Так я ему сказал, что тут ничего нет. А он тогда мне: а где сыскать дядьку Мишая? Как вызнал, так и сразу ушел. Спешил.
Генерал нарочито сплюнул.
– Спасибо, солдат.
Деникин бесцельно стучал пером по крышке стола.
– Воздух разве что тут негодный? Был ведь порядочным человеком, – обратился Софийский к сопровождавшему его ординарцу.
– Это тут завсегда так, ваше превосходство, – подтвердил подпиравший стену Петр.
– А вы еще говорите, будто ваш пропащий начальнишко силком вынудил Вагнера. Да тот наверняка дождаться не мог удобного случая.
– Пожалуй, – согласился Деникин. – Девочка Вагнера способна приукрасить.
– А мне кажется... Простите, что вмешиваюсь. Позволите? – встрял Ершов. – Вы помните, Деникин, как запрятали те письма в их доме?
Как тут забыть, если околоточный не оставлял упоминаний о Вагнере более, чем на час?
– У него имелись все основания получше их спрятать.
– Вы давеча предположили, что господин полицмейстер мог выкрасть эти письма у капитана, и ими его шантажировать.
Ничего подобного Деникин не говорил.
– Но только как бы он о них узнал? Заподозрил и на удачу послал своего дядьку Мишая обшарить дом? – не без сарказма заметил он.
– Никогда не преуменьшайте чутье, господа. Оно порой может вас спасти. Это я вам наверняка говорю, – назидательно сказал Софийский. – О каких письмах речь?
Деникин молчал. Он не знал, какая участь постигла остальные бумаги Вагнера. В порыве сострадания Ершов вполне мог успеть уничтожить не только то, что уличало Чувашевского, но и все остальное.
– Позвольте вам показать, ваше превосходительство?
Генерал разрешил, закуривая очередную папиросу.
Ершов вышел на миг и вернулся, держа пачку писем.
– Вот и они.
Софийский погрузился в чтение. Наблюдая за ним углом глаза, Деникин заметил, как побагровела генеральская шея над воротом.
– А потом, получив желаемое, господин полицмейстер, очевидно, исполнил уговор и вернул бумаги, – вполголоса заметил Ершов.
Вот когда настал его час! Наконец-то внимание не только Деникина, но и всей управы, и даже самого генерал-губернатора всецело приковал к себе вечный фаворит околоточного – Вагнер.
Помощник полицмейстера не ответил. Но разве это могло остановить Ершова?
– Как вы полагаете, Деникин, на что ему требовались те деньги?
– Не ломай себе голову, околоточный. Он бы их прокутил, – откликнулся Софийский, продолжая быстро пробегать глазами ломаные строки, наклоненные влево.
Ершов смутился, однако вскоре вновь заговорил:
– Выходит, Вагнер легко уступил и отцу Георгию, но господина полицмейстера отчего-то в известность не поставил. Оттого у них и вышла неразбериха.
Он выглядел, как ребенок, сделавший важное открытие. К примеру, о том, что на ощупь снег холоден.
– Вряд ли бы что-то вышло, если бы он не сообщал о чем ни попадя своей жене.
– Хм. Недостойно поступил отец Георгий. Да еще и не раз. А госпожа Наталья наверняка догадалась, что капитан убит. Но, похоже, на полюбовника своего грешила, вот и рассказывала всем нелепицу, что Вагнер к государю отозван, – начал Ершов, но осекся и резко перевел разговор. – Вдова сообщила, что господин полицмейстер послал к нему Цзи, и с тех пор настоятеля больше никто живым не видел... Она же прямо сказала, Деникин! Она больше знает, чем говорит. Но Цзи, в его возрасте! До сей поры не могу поверить. Я полагал, будто он помогает с бумагами или еще чем-то вроде того. Может быть, с поручениями.
– И я не думал, что дядька Мишай имел в виду услуги такого рода, – искренне согласился Деникин.
– Да? Вы только сейчас узнали, господа? Наивно. Ваше упущение. О том много лет судачит весь город, – снова откликнулся Софийский, не прерывая занятия. – Полицмейстер, этот собачий сын, не особо скрывал.
– Мы полагаем, будто отца Георгия убил Цзи, – после короткой паузы тишину вновь нарушил Ершов.
Деникин полагал, что он не замолкает даже во сне.
– Однако его ранение было не таким, как у полицмейстера либо покойной госпожи Вагнер. Тело инженера мы все еще не отыскали, – уточнил околоточный для внимательно слушавшего генерала.
– Но, несомненно, легче заняться этим по весне, когда сойдет снег, ведь преступники тут едины, – дополнил Деникин, с каждой минутой становившийся все более угрюмым.
– Разумно.
Ершов встал и в нетерпении прошелся по кабинету.
Взглянув на него, Деникин едва не рассмеялся – на ум некстати пришло признание околоточного о его второй – и вновь позорной! – вылазке в веселый дом Фаня. Он предпринял ее в то утро, когда Василий Софийский готовился к казни. Ершов переоделся в гражданское платье и даже заплатил одной из девок. Но, когда они прошли в ее комнату, и Ершов стал выяснять, чем занимался полицмейстер, девица подняла крик – и визитера буквально вытолкали взашей.
Стоило видеть огорченное, смущенное лицо Ершова в тот момент, когда он вел свой рассказ. Какая жалость, что все случилось в столь редкий миг, когда они не находились рядом. До чего бы хотелось на то взглянуть!
Растревоженная управа ждала заката, чтобы всеми силами отправиться на облаву.
Все дороги вели к одному порогу.
За ним в последний раз видели, как бравировал полицмейстер.
За ним скрывался, втоптав соперника в грязь, двуличный капитан Вагнер.
За ним на атласной кровати, залитой кровью, лежало тело его супруги Натальи.
За ним учитель Чувашевский получил удар по голове, а архитектор Миллер лишился правой руки.
За него вел трижды оставленный след длинного тонкого ножа.
Обо всем этом Ершов подробно напомнил при всей управе и самом Софийском, пришедшим вместе с полицейскими от вдовы.
Впрочем, околоточный, по своему обыкновению, приписал все эти домыслы помощнику полицмейстера.
Оставалось лишь соглашаться, бросая лаконичные малозначительные фразы.
Выслушав все, Софийский одобрил Деникина в якобы его стремлении нынче же вечером провести облаву.
– Виновников беспорядка найти, а бардак немедленно же выселить к..., – матерно велел генерал.
– И господин Деникин нам то же самое приказал, – вежливо заметил Ершов, с вызовом глядя на помощника полицмейстера.
Бросив взгляд в окно, Деникин с тоской отметил – солнце садилось.
Судя по всему, о том же думал и Софийский.
Встав из-за стола, помощник полицмейстера крикнул дежурившему околоточному:
– Время! Созывай всех на двор!
Примерно через четверть часа Деникин, пересчитав свою малочисленную армию и поделив ее на группы, откашлялся и заговорил:
– Хоть один из вас кому-нибудь говорил о том, что будет нынче?
– Никак нет. Вы же не дозволили...
– Его превосходство велел выпороть говорливых, – тихо добавил со смешком стоявший поодаль Петр.
На нынешнюю ночь и сам ординарец, и еще семеро не менее отъявленных головорезов генерала тоже поступили в ведение Деникина.
– Нас всего двадцать шесть. Десять околоточных, которых я сперва отсчитал, пойдут в дом Цзи Шаня...
– Когоо?
– К дядьке Мишаю пойдете, вон туда, – Деникин, сбившись, махнул в сторону улицы. – Знаете же, куда идти?
– Да!
– Всех, кого там поймаете, тащите прямо на конюшню и под замок. Все остальные идут в дом Фаня. Его тоже знаете?
– А то!
– Делайте тоже самое. Ловить и тащить.
– А выселять? – услужливо шепнул стоявший в шаге Ершов.
Деникин вздохнул.
– После дом выселить на улицу!
В толпе неодобрительно ухнули.
– Все ясно?
– Да!
– Приступаем через час. Как точно станут сумерки.
Толпа разбрелась, переминаясь.
– Вы взяли пистолет, Деникин?
– Конечно, Ершов! Не надо обо мне так хлопотать – вы мне не маменька.
– Лишним-то не станет.
Деникин хлопнул себя по лбу, делая вид, что вдруг о чем-то вспомнил, и скоро пошел со двора.
– Куда это вы?
– Мне нужно наведаться домой. Не тревожьтесь, я нагоню вас у дома Фаня.
***
«Вам ведомы все секреты этого города... Только подумайте, сколько мы сможем взять из них пользы? Вы небогаты, и я небогата...»
Деникин знал, что за нож ранил полицмейстера. Более того, ему одному из управы давно уж стало известно – их два, одинаковых, как близнецы.
Длинные и тонкие, они хранились в верхнем ящике стола небрежно обернутыми в кусок ткани. Не в футляре.
Тут же, в шкафу, он видел смятое платье – желтое с красной вышивкой, из которого однажды вырвал кусок.
Оставалось загадкой – что была за фигура, тенью прошмыгнувшая в окно?
Впрочем, она могла принадлежать и случайному гостю.
Все находки Деникин сделал, пока владелица комнаты спала, свернувшись в комок, как кошка.
Тогда он не стал задавать вопросов, коря себя за безволие. Не смог выбрать момент и потом. А теперь стало уже слишком поздно.
Деникин быстро зашел в неприметный дом, бегло, как хорошей знакомой, кивнул привратнице, и поспешил во второй этаж.
Цинь Кианг, лежа на животе, раскладывала на атласной постели карты. Увидев Деникина, сердечно улыбнулась:
– Не ждала вас так рано!
– Ты должна немедленно уйти отсюда. Нет времени. Возьми только самое нужное и беги в район пристани. В дом колбасника. Найдешь?
– Но что случилось? – обеспокоилась Цинь Кианг.
– Облава! Через час вся управа окажется здесь. Ваш дом выселят, а всех, кого поймают, уведут на допрос.
Дверь, оставленная Деникиным нараспашку, вдруг притворилась за спиной. Обернувшись, помощник полицмейстера увидел дядьку Мишая.
Как ловко он успел прошмыгнуть и встать у стены с обратной стороны открывавшейся двери!
Однако в большей степени Деникин удивился не тому.
– Дядька Мишай? Ты тут?
– Тут. Она – моя дочь, – китаец указал головой на Цинь Кианг.
Точнее, маньчжур. Она же всегда игриво сердилась, когда Деникин путал эти слова. Отчего-то для нее это имело значение.
– Помоги нам скрыться, – дерзко велел Мишай. – И еще – не вели своим людям ходить в мой дом. Негоже им там нынче появляться. Мы еще не убрали.
– Не убрали? – переспросил оторопевший Деникин.
– Гость у нас был... Господин, – хмыкнул дядька. – Слишком свой нос совал, все поди вызнал. И нынче сам же ко мне явился, за бумагами хозяиновыми. Да кабы еще они у меня имелись. Остерегся я живым его выпускать. Надобно теперь успеть в лес его свести.
– Помогите отцу, Дмитрий Николаевич, – нежно прикоснулась к руке Деникина Цинь Кианг. – Если все сложится, и нас не тронут, то мы все с вами поделим...
– Как делили и с полицмейстером?
– Что? А, нет. Он открыл дом, но после мы ему не платили.
– Обратно, это он ей помогал. Он с дочерью ведь моей столько лет жил, – заметил Мишай.
– А как же ты? Ты-то чем занимался?
– А что я? Служил, как всегда. Сложится все – и тебе еще послужу. Ты не смотри на мои годы, служить я умею.
– Да, отец умеет быть весьма полезным в... тонких делах, – подтвердила Цинь Кианг.
– Да ты не смотри. У меня свои с ним дела были, у нее с этим домом – свои. Он ей его и подарил. Да после она тебе и сама все расскажет. Нынче некогда разговаривать, уходить надобно.
– Подожди... А что с ним вышло?
Мишай деланно замахнулся на Цинь Кианг, не имея цели ударить.
– Дура твоя девка, вот что!
Глаза Цинь Кианг покраснели – не то от подступивших слез, во что, пожалуй, едва верилось, не то от гнева.
– Он передумал нам помогать. Сказал, что отныне мы будем наравне с другими домами, сами ему платить...
– И за это вы его убили?
– Он хотел уйти из этого дома! Он променял меня на ту хипесницу! – выкрикнула проститутка. – Я провела с ним столько лет, а он водил ее сюда! Прямо на мои глаза!
Деникин ошибся – Цинь Кианг действительно плакала.
Он поверить не мог в то, что полицмейстера, азартного игрока с судьбой, сгубила банальная ревнивость.
– Он бил меня, а ее не трогал, – продолжала Цинь Кианг. – Велел меня обслуживать любых гостей, как и всем...
Мишай сказал что-то на своем языке.
– Я не понимаю, отец.
– Я говорю: кончай слезы лить. Уходить пора. После ему поплачешься.
Однако она не послушала просьбу.
– В тот вечер он оскорблял меня и ударил. Назвал обычной потаскухой. Якобы та, она – другая. Хозяин сказал, что больше сюда не вернется... И вот, я взяла нож и его ударила. А отец затем помог спрятать.
– Помешали по-людски дело довести до конца, дебош как раз тут подняли, – заметил Мишай.
– Но ведь ты-то о пропаже полицмейстера первым и заявил?
– Ну да. Иначе бы ко мне с вопросами и пошли –я же ему самый близкий был. А на что мне лишняя суета?
– А что вы сделали с женой инженера?
– И не спрашивай, хозяин. Говорю: девка совсем дурна стала. Та-то сюда явилась прежнего хозяина искать, так она ее к себе заманила, настойкой опоила да и разделала, как свинью... Потом за мной вниз пошла, в кровище вся от ног до головы – всю лестницу, как есть, замарала. Только наверх подыматься начал, слышу – есть кто-то. Смотрю – стоит этот, с головой, как семечко... учитель? И аккурат в комнату смотрит. Ну я взял полено, да и угомонил. Его мы тоже в лес свезли. Негодница, сам бы тебя порешил! Кабы не ты – все было б и нынче тихо.
– Прости, отец... – смиренно отозвалась Цинь Кианг.
– Это ты прыгнул в окно, когда мы с Ершовым сюда приходили? – спросил Деникин.
– С чернявым-то? Ну да. Откуда я знал, кто вы и что вам надо? А с Кианг вы еще не повстречались. Нам пора! Ты ведь поможешь, хозяин?
– Погоди... А что с отцом Георгием?
– Да что с ним... Господин велел с ним сразу поговорить, да только замешкался я из-за того, что эта глупая девка учинила. Так что дня два уж минуло, как господина не стало, когда я за ним пошел. У резиденции ждал долго, аж притомился. Но затем он все ж вышел, и я к нему – говорю, кое-что от господина полицмейстера передать велено. Предложил тихо пройти на мой склад. Тот аж обрадовался весь. Всю дорогу, хоть и не близко, ровно шел, точно на привязи, как я ему и сказал: где в нескольких шагах позади, где по другой стороне улки. Ну и все. Хлопот он не доставил, хотя и мог, если б мы еще дольше с ним задержались – уж больно знал много.
– Мы обо всем забудем. Это больше не имеет значения. Мы все начнем сначала, – манила Цинь Кианг.
– Но уже поздно. Обо всем стало известно.
– Ты сможешь все переиначить, как прежний хозяин, – предложил Мишай.
– Вряд ли. Все, что знаю я, знает и Ершов...
Видимо, разговор затянулся. Снизу послышались треск, шум и крики. Началась облава.
***
Осталось загадкой, как смог Ершов вмиг подняться по лестнице и достичь конца коридора. Услышав близкий шум, Мишай занял то же место, где встретил Деникина. Цинь Кианг не двинулась.
– Помоги! – шепнула она.
Через момент и без того незапертую дверь открыли ударом ноги.
– Деникин, вот вы где! – радостно начал Ершов.
Все произошло в единое мгновенье ока. Деникин даже не сообразил, что случилось. Дядька Мишай, которому возраст и впрямь не стал помехой, скользнул тенью.
Схватившись за рассеченную шею, из которой короткими рывками вылетали мощные струи крови, Ершов двигал другой рукой в воздухе, как будто плыл. Потом он стал опускаться на пол.
– Семен!
Цзи Шань ждал, все еще держа большой охотничий нож, который до того легко укрывался от взглядов во многих складках его особого платья. Он выполнил указание нового хозяина в точности. Маньчжур привык понимать с полунамеков.
Не думая о том, что делает – в голове стояла удивительная звенящая пустота – Деникин схватился за пистолет.
«Представьте, что это ваша рука».
Он попал прямо в лоб, чуть влево от середины, над бровью.
Цзи Цинь Кианг, бросив полный ужаса взгляд на упавшего отца, метнулась к окну.
Золотая роза, цветущая у подножья горы круглый год.
«Поднимите руку. Выше. Еще выше!»
Пуля пробила ее затылок.e='font VY+