Озеро

 Дождь. Еще один мокрый день в жизни небольшого городка.

Только бледно-желтая луна, искривляясь под каплями дождя, была моим собеседником, к счастью, достаточно молчаливым.

Впервые за все командировки меня отправили в такую глушь. Остается только шутить, чтобы окончательно не околеть.

Немного отодвинувшись от письма, я облокотился на скрипящее и дряхлое кресло. Представить трудно как давно оно здесь стоит в одиночестве: без людей, без разговоров, без криков, без жизни. Я нежно свернул письмо и положил его в свой дневник, такой же безнадежный и пустой, как и это место.

Холод бесцеремонно сквозил из межоконных щелей. Промозглый штурмовой ветер снова ворвался в комнату, смял ненужные газеты, давно пылящиеся на столе, обошел затвердевший диван и пыльные книги на шкафах, нежно задевая фотографию черноволосой незнакомки. Среди желчных стен и иссохшейся мебели только она вселяла надежду на что-то лучшее.

Я долгое время оставался неподвижным, застыв в ворохе своих мыслей. Изредка лениво обводил взглядом то неживую луну, то нескончаемый дождь и темный бездонный лес.

В дверь робко постучали. Наконец-то многовековая тишина была прервана. Я обнаружил на входе миловидную старушку. Это была Бабуля (я не запомнил ее имени) - единственная сотрудница мотеля и по совместительству одна из немногих, кто спасал меня своими разговорами.

- Я вас не разбудила, Мердуш? Ох, вы, наверное, были заняты... в другой раз зайду...- неуверенно протараторила Бабуля и неповоротливо поспешила от двери.

- Не волнуйтесь, я рад вашему обществу, а то бессонница и вовсе одолела. - соврал я и дружелюбно приоткрыл двери. На меня глядел желтый коридор.

Бабуля смущенно опустила взгляд, будто я был единственным слушателем, разбавляя и ее одиночество тоже. Она суетно достала пеструю бумажонку, оглядела ее, щуря свои пухлые глазки, и всучила мне.

- Вот, забыла вам сказать. Завтра на садовой площади будет фестиваль у мебельного магазинчика. Приезжают с деревень разные мастера по дереву. Я подумала, может вам будет интересно...

Я взял буклет из ее рук и молча разглядывал аляпистые шрифты будто из журналов нулевых.

Она сделала резкий вдох и продолжила, не выдержав тишину:

- Раньше наш город гордился своими рукодельцами. Мы все еще надеемся привлечь молодежь и не дать нам совсем зачахнуть...Новые жители - новая жизнь!

Сдерживая себя от глупых шуток про жизнь этого мертвого города, я одобрительно кивнул и пообещал завтра присутствовать. Мы обронили с ней еще пару слов, и я вновь очутился один в своем номере.

Мне не спалось. После мелодичного гудка будильника, недоверчиво пытавшегося меня разбудить, я все же встал. Сил хватило только умыться, поставить телефон на беззвучный (будто я всё еще кому-то нужен) и любезно отказываться от чая с блинчиками Бабули.

Городок был небольшой, и я уверенно решил добраться до садовой площади пешком. Я сверился с картой на телефоне и проложил маршрут через магазин с сигаретами. Мне казалось, что город сквозит неприязнью ко мне. Будто настороженно вглядываясь внутрь меня, он пытался понять достоин ли я здешнего присутствия. Можно ли мне доверять? Надолго ли я здесь? Я молчаливо отвечал, отводя взгляд от потускневших зданий: «Всего неделя, Городок, не расстраивайся».

На улице было тихо. Раннее утро было позади, но Городок не спешил просыпаться, чего не скажешь о красных цветах, уже давно распустившихся в небольших садиках вдоль домов. Я разглядывал острые кусты и низкорослые деревца, готовившиеся к медленно приближающейся осени. Еще одна табачка выглянула из-за угла. Я помялся возле ее входа, находящегося прямо за поворотом от жилого подъезда. Выцветшая табличка напоминала о том, что тут сигареты ни в коем случае не продают несовершеннолетним лицам, которые видно упорно пытались захаживать. Что-то мне подсказывает, что даже успешно. Я еще раз взглянул на поблекшее пасмурное солнце, кустарники, затоптанную землей дорожку и прошел мимо.

Из-за спины приближался тарахтящий звук газели. Кажется, это была старая патрульная машина. Она остановилась и громоздкий мужчина, теснившийся на водительском сиденье, кивнул мне. Его загорелая рука наполовину свисала со стекла автомобиля.

-Эй, небось на фестиваль? – крикнул широко заулыбавшийся мужчина.

-Могу подвезти!

Я недоверчиво пробурчал что-то вроде «пожалуй» и, попутно натягивая улыбку, поплелся к машине.

- Я же вижу, что ты не здешний - громогласно протянул водитель в то время, как я совершал тщетную попытку залезть в холодный и дребезжащий фургон так, чтобы не измазать штаны о высокие ступени. Как только мы сдвинулись с места, мужчина резво завел разговор. Он расспрашивал о семье, о родном городе, о работе, о юности и в конце концов сам не умолкал, взбудоражено рассказывая о своей жизни. И чем ближе мы становились к площади, тем больше слов он пытался впихнуть в неизбежно уходящие секунды разговора. Когда мы остановились я уже давно не улавливал суть, но там точно было что-то жизнеутверждающее.

- Знаешь - впопыхах говорил он мне - не часто тут нового человека встретишь. Все свои тут, оседлые лет уж сто! Аж и самому тошно...

На парковке кроме нас стояло еще пару машин. На почти безжизненной садовой площади неспеша копошились участники фестиваля.

- Что ж...Пойду помогать! Там надо было еще пару балок на сцене прибить. Ты подходи, спрашивай если что, журлик!

Мы попрощались, и я перебрался на скамью возле одной из центральных тропинок. Во мне сквозило неприятное чувство от поднятых в машине тем. Кажется, я был не готов к такому диалогу.

Постепенно нарастала музыка. Народ понемногу собирался возле небольших магазинчиков с сувенирами и сладкой ватой. На главной сцене уже

были выставлены экспонаты фестиваля, которые в основном представляли из себя массивную мебель и изящные коряги. Неохотно оживляли площадь аниматоры, раздающие воздушные шары детям, а взрослым буклеты с расписанием фестиваля.

Я уже трижды обошел всю садовую площадь, изредка делая фотографии мероприятия и небольшие заметки о происходящем. Казалось, для города это была единственная возможность повеселиться. Здесь были и лотереи, и нелепые конкурсы с несуразными подарками, и неугомонная сцена, на которой пели, танцевали и рассказывали стихи. Только здесь и оживал обесточенный город, только здесь и оживали люди.

Даже солнце пришло поглазеть. Я немного приоживился и записал пару мыслей в завалявшийся в сумке ежедневник. Попытка перечитать начертанное удавалось с трудом, подчерк после долгих лет работы за компьютером уже стал нечитаемым. Старые записи я понимал еще хуже. Может это и к лучшему.

Хорошо, что это последняя командировка. Пожалуй, я и правда исписался. И это касается не только работы. Помню время, когда я упивался написанием статей. Меня было на столько много, что, казалось, я сочился из всех щелей: новости, посты, блоки, редакторство. Я хватался за все, а впоследствии долго и скрупулезно шлифовал полученные навыки. Но не сказать, что это было долго. Горло быстро заболело от невысказанных мыслей и чувств, писанина превратилась в рутину, и теперь я здесь.

Я с тоской облокотился на спинку скамьи и уткнулся взглядом в грязную дорогу. Постепенно я выныривал из глубины своих мыслей, продолжая рассматривать гравийные камни, которые дети пинали в лужи.

Праздник понемногу утихал, и я, пообщавшись с парой организаторов, неохотно мямливших о значимости фестиваля и ее сложной организации, отправился есть. Голода я не чувствовал, но живот упорно давал знать о его существовании, раздражая истошным бурчанием.

С пришествием булочки на языковые рецепторы даже пришел аппетит. Облокотившись на облезлые перила магазинчика, я, довольный, вглядывался в людей. Мне нравится наблюдать. У меня с детства плохое зрение и все из чего состояли для меня люди — это был голос, походка и цвет куртки. Теперь с приходом линз мир становился детальнее, и я охотно вглядывался в каждую из них. Кто как разговаривает, как одевается, как ходит или жестикулирует. Все это отдает жизнью. А когда она не касается тебя, то это еще более занимательно.

Посреди толпы я заметил женщину. У нее были темные волосы и красное платье. Она очень напоминала девушку на фотографии в мотеле. Что-то покупая в старом ларьке, она мило болтала с продавцом. Я с интересом смотрел на нее будто пытался понять знакомы ли мы. Меня прервала рухнувшая на мое плечо рука. Мужчина из фургона показательно зевнул и потянулся во все стороны, подходя ко мне ближе.

Он с ухмылкой смотрел на меня.

- Как праздничек? - надоедливо продолжал он.

Я произвел попытку ответить что-то дружелюбное, но, к радости, он быстро прервал меня.

- Да понимаю, что для вас городских это просто уныние, а не праздник. Можешь даже не оправдываться! Я и сам бывал в городе, вот там веселье так веселье...

Мужчина на какое-то время поник, но сразу же встрепенулся. Он резво взял сигарету у себя из кармана и кивком предложил мне.

- Я не курю...

Мужчина задорно пожал плечами и закурил, осматривая опустевшую концертную сцену. Я вернулся взглядом к магазинчику, но девушки там уже не было.