Мушкетёры XXI

«…В которой до друзей удалось добраться
только в следующем году…»

Бледноватый свет солнца, скрывшегося за тучами, отражавшийся от блестящего свежего снега, морозными струями проник в мою комнату сквозь не до конца закрытые рулонные шторы. Я плавно перевернулся на левый бок, поёжился от лёгкой утренней прохлады в комнате и подтянул к себе одеяло. Не без труда расщемив слипшийся глаз, я поводил им по комнате, проморгался и глянул на часы: тёмные стрелки показывали половину десятого. Развернувшись на спину, я протёр руками глаза и посмотрел в сторону окна. Тёмные стволы деревьев, запорашиваемые мелкими снежинками и тянувшиеся кверху тонкими веточками, стояли вряд вдоль яркой утренней картины умиротворяющего зимнего пейзажа. Всё вокруг было покрыто тонким слоем белоснежного ковра, и, хотя я был внутри, всё же ощущалась та освежающая прохлада, которая бывает в такое морозное утро.
Немного потянувшись, я тряхнул головой и присел на кровать. Из большой комнаты были слышны бормочущие приглушённые звуки телевизора, так что мама, видимо, уже проснулась. Я опустился на пол и решил пойти её проведать.
–Мам, доброе!..
–О, привет-привет! – ответила мама, развернувшись на подушке к двери.
Я улёгся на кровать и подполз к ней сбоку. Свернувшись в позу эмбриона, положил голову ей на коленки и развернулся головой к телеку.
–Ну как, выспался? – спросила она, поглаживая меня по голове.
–Да, ессестно… Эх, хорошо в школу не надо эти десять дней…
–Это да, точно. О, гляди, кто к нам ползёт!
Бесшумно запрыгнув на одеяло, с левого конца кровати к нам на пузе, уткнувшись мордой вниз, лез проснувшийся Тонтту и повиливал чёрно-белым крепким хвостом.
–Ну, брат, здоро́во, здоро́во! Эх ты, мохна́тыч, – приговаривал я, почёсывая его шерстяные пятнистые бока.
По ящику крутили какую-то простую комедию, вроде «Дальнобойщиков», с Галкиным в главной роли. Мы с мамой вели неспешные разговоры про грядущие праздники, про планы на эти каникулы, про скорый приезд родственников, наряжание ёлки и готовку.
–Салаты-то какие готовить будешь?
–Да как обычно, селёдку вот сделаю, оливьешку, морковку корейскую. Ещё рецепт узнала интересный недавно, баклажановый салат печёный, «имам баялды» называется.
–Какой-какой имам? – переспросил я.
–«Ба-ял-ды», – пояснила мама.
–Ёмаё… татарский какой-то?
–Ну да, говорят, вкусный.
–Да, дядя Игорь, конечно, над названием потешится.
–Да ну его, господи!..
–О, мам, ща будет, – ткнул я пальцем в экран телевизора, приметив тот забавный момент.
Как раз герой Гостюхина сказал своё легендарное «ёкарный бабай, жми!» Мы с мамой хохотнули, потом снова стали обсуждать всякие отвлечённые темы. Тогда я ещё, наверное, не так глубоко осознавал всей ценности подобных моментов, когда с утра вот так могу прийти к маме в кровать обниматься и поболтать о разных вещах, обсудить будничные темы. Хотя в том возрасте я уже понимал, что ближе мамы, с кем я могу говорить практически обо всём, что происходит со мной, у меня в жизни, пожалуй, нет и не будет, всё равно эти беседы казались мне чем-то само собой разумеющимся, лёгким, простым. В голову ещё не часто закрадывались мысли о том, что так будет не всегда, что впереди меня ждёт большая нелёгкая жизнь, встречающая меня с нечеловеческим оскалом самых тяжёлых испытаний, в моменты которых я не смогу прижаться к маме, рассказать ей обо всём, найти у неё поддержки, и буду вынужден со всем справляться сам. В будущем я потом нередко вспоминал подобные спокойные, беззаботные дни, отпечатавшиеся в памяти приятными, тёплыми бликами…
Постепенно за нашими разговорами мы окончательно уточнили диспозицию на сегодня, проснулись и направились на кухню. Позавтракав, начали готовиться к празднику. Мама ушла заниматься готовкой, а я, закончив пылесосить ещё вчера вечером, за неимением других дел, умылся, почистил зубы и улёгся читать. Правда, своим чтением я наслаждался недолго – скоро из кухни раздался мамин голос:
–Па-аш! Слушай, сгоняй-ка в магазин, у нас огурчики солёные закончились…
Я вздохнул, отложил книжку страницами вниз и стал собираться в продуктовый.
Дойдя до здания с яркой жёлтой надписью «Универсам», я поднялся по ступенькам и отворил стеклянную дверь. Тёплый поток воздуха от грелки под потолком обдал лицо, вмиг согнав с него уличный холод. Я прошагал до отдела с закрутками и яйцами. Само собой, полки с соленьями были почти что пустые, на глаза попадались лишь закрученные помидоры и патиссоны. «Ну конечно, канун ведь… Да уж…» Я присел на корточки и нагнулся чуть ниже. Пошустрив глазами по стеллажу, я всё-таки нашёл в тёмном углу одинокую банку огурцов, выцепил её на свет и понёс на кассу.
Небо слегка затянуло тучами, с которых мелкими пушинками сыпался быстро тающий снежок. «Видно, к теплу», – подумал я, глядя наверх, раскрыл жёлтую обёртку вафельной трубочки, надкусил и направился домой. Пара снежинок упала на густую сгущёнку и сразу же растворилась на следе от моих зубов.
Я прошёл вдоль магазина и свернул направо. В низине послышался гудок машины, видно, водители разбирались между собой, кто первый из них должен был проехать. Я уже миновал деревья и хотел пойти дальше, как вдруг раздались три коротких гудка подряд. «Да что там такое у них», – заинтересовался я и посмотрел во двор. Дорога была пуста. Взгляд сразу уловил чью-то знакомую бритую голову, скрытно кивнувшую в сторону из раскрытой двери семисотой «БМВ». «Да ну… снова здоро́во.»
Сбежав вниз по раздобланной лестнице, я быстро дошагал до машины. Сквозь тонированное лобовое стекло я с трудом смог разглядеть водителя, облачённого в тёплую кожанку, накинутую на широкие плечи. Я открыл дверь:
–Здрасьте вам, Алексей Михалыч!
–Здоров-здоров, – ответил он, подав мне руку. – Залезай, побалакаем малость…
Я уселся на мягкое кресло и хлопнул дверью. Было заметно, что Шилецкий вёл себя как-то нервно. Вертя крупным черепом головы, обтянутым плотной кожей, он всматривался то в даль заснеженной стоянки, то в боковые окна, выискивая что-то тёмно-синими глазами.
–Случилось чего? – спросил я, видя его напряжённое состояние.
–На-ка вот, – он залез в боковой карман двери, достал оттуда красивый увесистый коробок с иностранной надписью, – с Наступающим!
–Ну спасибо, вы прям Дед Мороз, – сказал я безрадостно, вертя коробку с туалетной водой в руке.
–Да ладно, – отмахнулся он.
–Ну так что? – спросил я снова.
Шилецкий вновь неуверенно оглянулся и, видимо, убедившись, что вокруг всё спокойно, заговорил:
–Я ж тебе сказал, что ещё встретимся. Договорить надо…
–Хмм… Ну ладно, – откинулся я на сидении, засунув в карман подарок, – договаривайте, раз позвали. Мне тем более интересно будет послушать, что вы там инспектору наплели про меня.
Стало видно, что после моих слов он ощутимо напрягся, но быстро натянул на себя маску спокойствия.
–Во-первых, ничего, что тебе могло бы угрожать сейчас. Во-вторых, я не враг тебе, запомни. Если теперь с тобой что-то случится, отец мне голову открутит…
–Так… хорошо, – в раздумье сказал я, – допустим, верю. Вопрос следующий – кто тогда Санька зарезал? Не из ваших ли братков он, часом?
–Я тебе сказал уже, – с раздражением ответил он. – Если кого-то надо пришить, то без лишней грязи делают. А тут всё ясно, как день.
–И что же?
Алексей Михалыч на момент замялся, сощурил маленькие глаза.
–Это всё… из прошлого привет передали.
–Кто? – напряжённо спросил я.
–Долгая это история, брат… Но знать ты всё равно должен. С чего бы начать…
–С начала, – отрезал я.
Шилецкий кольнул меня тяжёлым взглядом, задумчиво побарабанил по узкому тканому подлокотнику, нервно выдохнул и заговорил:
–Были у твоего отца когда-то коллеги по оружейному бизнесу. Костя Бройсман звали одного, второго Ян… по фамилии уже не помню, как, но тоже несложная. Обыкновенные металлисты, барыжили стволами, тем более, тогда мы с Пожарниками ещё воевали, нам это было на руку. Потом тот самый Бройсман… захотел к нам примкнуть вместе с Яном. Остальные группировки загнулись, так что выгоднее всего им было держаться за нас. Ну мы их и приняли к себе. Ребята были ладные, с понятиями. Тогда бизнес уже на новый уровень выходить стал, так что соответствовать надо было, развиваться как-то. Многие наши соседи гомельские на запад стали двигаться, ну и мы туда же. Как раз Кот тогда и предложил твоему отцу эту схему: гнать за границу наркоту под видом антиквара, оттуда брать тряпками, техникой, оружием…
–Кот это… Бройсман, что ли? – спросил я тихо.
–Да, да… В общем, всё шло нормально, зелень лопатами гребли, пока не начались какие-то мутки с антикварской конторой. То ли сбой какой-то прошёл, что нашему человеку там не заплатили, то ли ещё чё, только на одной крупной поставке они с Бройсманом не договорились. А он тогда с нами почти на равном положении уже был, всё-таки, с нуля всё дело начали вместе. Кот сам бумажками всеми заведовал, ну, по части кодексов там, законов. Живучий, чёрт… да и сделка была ответственная, боялся, как бы не сорвалась, потому что с неё ему бы громадная сумма упала. В итоге, дальше странная тема пошла: эксперта того, антикварщика, кто-то от бати твоего порешил. Потом, видать, из наших в сторону Кота предъяву кинули, потому что ласты ему завернули почти сразу после того дела. Само собой, не убивал он никого, так что дело сфабриковали. Кому такое надо было, сложно сказать, но все склонились к тому, что какой-то чёрт в наших рядах настучать решил, чтобы себе всё прибрать потом.
–И кто это был?
–Да хрен знает. Только на Коте все схемы держались, и, когда загребли его, мы все под удар попали. Мало ли, до чего менты докопаться смогли бы, поэтому все активы выводить надо было как-то. Вот тут и батя твой, похоже, закипишевал. Долю основную себе прихватил, остального там по мелочи нам оставил, и дал отсюда подальше. Испугался, видимо… Хотя быстро всё провернул, за это респект ему.
–Так значит… отец сбежал, потому что вы его могли в подставе заподозрить?
–Да, так и получается. Мы-то знаем, что на Бройсмана не батя твой стуканул. Беда в том… что он об этом не знал. И не знает.
Внутри всё вдруг похолодело от плохого предчувствия.
–И… где он сейчас?
Шилецкий поёжился на сидении.
–Припаяли ему тогда лет десять. Был это… девяносто четвёртый год, кажется. Отец твой смотался в бега с деньгами, вас оставил тут со мной. Я всё помочь порывался, денег твоей матери предлагал, да она меня как пригрела в тот раз по башке… В общем, дальше ты знаешь. Только штука в том, что Кот должен в этом году выйти, ни то под Новый год, ни то попозже. Поэтому засуетились вокруг те, кто с ним в доле был тогда.
–И что, это они Санька, выходит, пришили? – спросил я.
–Ну, не совсем, но почти… Они на ментов выход имели в своё время, так что дела подобные проворачивали без палева. А тут…
–Что?..
–Хотели тебя подставить, похоже. Только зачем, неясно, ты-то им на хрена…
Я задумался на момент. Кажется, ответ уже был при мне.
–Да понятно всё…
–Чего?
–Я думаю, что им нужно знать, где мой отец. Инспектор тот… странно себя вёл на допросе.
–И чё?
–Так чего не ясного: где отец, там и деньги будут их.
Алексей Михалыч сощурился на меня, повёл челюстью вправо, задумчиво отвёл взгляд.
–Ты, видно, не знаешь… В общем, штука такая: часть денег фирмы Артём тогда на мать твою переписал. Где сейчас хранятся, бог его знает, да только Кот, если куда первым делом направится после отсидки, то именно к вам. Захочет долю свою вернуть. А уж если ему этого мало покажется, то тогда за батей твоим начнёт охотиться.
–То есть… Ах…еть… – я откинулся на сиденье.
–Согласен…
–А… почему… то есть, зачем он так сделал? Он не догадывался, что… потом может случиться?
–Хер его знает. У матери своей спроси, она-то, может, и расскажет чего-нибудь про это…
Между нами повисло тягостное молчание. За окном тихо засыпа́л тёмные асфальтовые дорожки снег, редко ложились белые крупицы на лобовые стёкла автомобилей, будто делая их светлее и плавно погружая в короткую зимнюю спячку до того момента, пока их хозяин не вернётся, чтобы счистить мохнатое покрывало щёткой, прогреть машину и отправиться в следующую поездку.
–Короче, – первым оборвал тишину Алексей Михалыч, – мне надо будет отъехать на две недели по делам, в Москву. Поэтому подстраховать, в случае чего, не смогу. Так что вот, – он наклонился ко мне и отщёлкнул бардачок. На свете тусклой жёлтой лампочки металлом блеснули стёртые выемки на небольшом барабане нагана.
–Это…
–Бери, бери, настоящий, не сомневайся. Укороченный, специально для таких целей. Мало ли что случится, ну там, мудак какой объявится. Но только в целях обороны, направо-налево не шмаляй. Теперь всё серьёзно.
–Да я уж понимаю, – я повертел в руках револьвер, провёл пальцем по истёршейся от времени ребристой деревянной ручке.
–Как пользоваться знаешь, наверное: вот это эжектор, барабан от гильз очищать, тебе не потребуется, но на всякий… Это курок, его до второго щелчка взводишь, целишься, и спускаешь. Вот так убираешь, – Шилецкий аккуратно надавил на спусковой крючок и сложил курок обратно.
–Понял…
–Всегда обращаешься, как с заряженным. Лучше за спину убери, не дай бог себе яйца отстрелишь.
–Да знаю, – я сунул короткий стальной ствол за ремень.
–Ладно, будь здоров, Пал Артемич. Будь осторожен. Если что – номер мой знаешь, – он протянул мне руку, я пожал его увесистую шероховатую ладонь.
–До встречи! – я вышел из кабины, коротко махнул Алексею Михалычу и захлопнул дверь.
Оставив чёрный «БМВ» позади, я зашагал к своему дому. Острый ствол оружия и тяжёлый барабан слегка натирали через футболку. «Придумать бы, где его теперь хранить, не с собой же носить всё время. Есть, наверное, одно место… Хотя чёрт знает», – поразмыслил я про себя, заходя по ступенькам в заслеженный грязным снегом подъезд.
Дойдя до квартиры, я разулся, сбросил с себя куртку и вошёл на кухню.
–Ну как, купил? – спросила мама, нарезая крабовое мясо.
–Да, вот, – я поставил тяжёлую банку на стол.
–О, урвал, молодец, а то я забыла тогда. Главное, список проглядела весь, и всё равно забыла! – улыбнулась она, вытерла руки и перешла к плите, чтобы проверить картошку на готовность.
–Да, бывает, чего уж. Слушай, мам, я тут хотел… спросить… – теребя ребристый кружочек на скатерти, в нерешительности подумал я заговорить о том, что советовал спросить Шилецкий.
–Ау? – спросила мама, не оборачиваясь и что-то помешивая в большой кастрюле.
«А зачем мне вообще это знать? – мелькнуло в голове, – Что я этим вопросом добьюсь? Новых фактов о грязном отцовском прошлом? Или снова только ненужных маминых слёз и переживаний в канун праздника? Это же ничем теперь не поможет. Только ждать и остаётся…»
–Чего такое? – так и не услышав моего вопроса, мама развернулась ко мне с вопрошающим взглядом.
–А, да не, ничего, я вспомнил уже всё…
–Про что?
–Да про это… к нам же Машка с Женькой тоже приедут, правильно? – сообразил я, натурально отыграв, будто я и впрямь об этом думал.
–Ну да, да, конечно, все приедут, – заговорила мама и вновь занялась салатами, – и Женька, и Машка, и Игорь с Аллой, бабушка, как обычно.
–О, ну и славно. Огурцы открыть тебе?
–Да, давай, давай…
Я обхватил банку покрепче, прижал к себе и резко двинул крышку – она поддалась, раздался звучный хлопок, пара капелек прозрачного рассола упала на украшенный частыми точками светло-серый линолеум.

* * *

Подготовительный день праздника, как водится, прошёл в расслабленном режиме. Немного почитав, я разобрался в своей комнате, разложил тетрадки с учебниками по разным стопкам и выкинул весь макулатурный мусор. Потом мы с мамой под шум крутящихся целый день новогодних фильмов, вроде «Карнавальной ночи» и «Джентльменов удачи», неспешно достали туго замотанную коробку с ёлкой и игрушками и вместе нарядили праздничное дерево.
Тёплый свет из кухни вместе со знакомой мелодией из «Иронии судьбы» пробивался сквозь окошко ванной, ложась на потолок ровным клином и сходя вниз до полотенец по зеленовато-озёрной плитке. Я лежал в горячей мыльной воде, откинув стриженную голову на нагретую паром стенку, ощущал, как тело постепенно расслабляется, вся мелкая, невидимая глазу гадость выходит из пор и будто становится легче дышать. Я прислушался к звукам из кухни. Надя уже взяла гитару и завела свою финальную песню после ухода Ипполита. «Значит полчаса примерно осталось… Гости скоро приедут…» – подумал я и, уперевшись руками в бортики ванной, с шумом стекающей с меня мыльной воды поднялся, откупорил затычку, зашторил занавеску и включил душ.
Хорошенько обтершись махровым полотенцем после тщательной помывки с мочалкой, я обернулся им вокруг пояса и, крякнув от удовольствия, вышел из напаренной комнаты.
–Ну, с лёгким паром! – весело сказала мама, укладывая мясо с овощами в духовку.
–Ух… спасибо… Да, пойду посушусь…
Выключив горячий фен, я расчесал чуб из тех волос, которые остались после стрижки, переоделся во всё нарядное и пошёл к себе. Тихонько прикрыв дверь в комнату, я защёлкнул её на задвижку и подошёл к книжной полке. Отодвинув толстые книжки и сложив их на пол, я нащупал на втором ряду старый картонный накопитель с журналами и придвинул его к себе. Только теперь в нём лежало кое-что ещё. «Ну, надеюсь, мама в книжках копаться не будет… Но, если найдёт, разборок будет много», – я вытащил наган наружу, прокрутил щёлкающий барабан. Аккуратно оттянул курок, дважды щёлкнул, прицелился в сторону окна. «И ведь так просто…»
Тонтту, сидящий позади в углу, внимательно смотрел на меня блестящими глазами, слегка сдвинув к чёрно-белой переносице тёмно-рыжие брови.
–Что, брат? Ишь, чё у меня есть теперь. Главное, не светануть нигде… – рассудил я вполголоса, как вдруг раздавшийся дверной звонок чуть не заставил меня дёрнуть спусковой крючок.
Тонтту заголосил. Я резко выдохнул, согнав испуг, плавно вернул на место курок и убрал ствол на прежнее место, заставив толстыми тяжёлыми книжками.
Мама открыла входную дверь. Из коридора, вмиг наполнившегося людьми, послышались весёлые голоса гостей и шуршание пакетов. Взяв на руки брешущего пса, я сдвинул щеколду и вышел ко всем.
–Ой, вот и внук пришёл! – радостно сказала бабушка.
–Привет, бабуль, привет! – я наклонился к ней и слегка приобнял, положив голову на плечо и прижавшись ухом к её чёрным кудрявым волосам.
–Ох, красавец-то какой! – бабуля окинула взором мой внешний вид.
–Ну вот, к празднику купили, к друзьям сегодня пойдёт! – похвалилась мама.
–О, это хорошо! Девчонки-то будут? – спросила бабушка с улыбкой.
–Ессестно! – ответил я. – Здоро́во, Жень!
–Здоро́во, Паш, – протянул он мне руку, – а вымахал-то как, брат!
–Ну так, с тебя ж пример беру! Привет, Маш, – махнул я сестре, она ответила мне, и мы обнялись.
Женька с Машей были мне братом и сестрой не родными, двоюродными, по линии маминого брата, дяди Игоря. Оба унаследовали от него довольно высокий рост и большие серые глаза, с интересом смотрящие на собеседника. Помнится, когда я маленьким приезжал с мамой к бабушке в Луганщину, они часто навещали нас после школы и мы вместе играли во всякие настолки, читали книжки и просто проводили много времени в нашем родном кругу. Конечно, с того времени мы уже сильно выросли, отдалились друг от друга и видеться стали только лишь по редким праздникам.
–Привет, Паш! – поздоровалась со мной тётя Алла, вторая жена дяди Игоря, с которой им детей за пять лет брака завести так и не удалось.
–Здравствуй, тёть Алл… Здорово, дядь Игорь! – я поставил Тонтту на землю, чтобы поздороваться.
–Привет, привет! Ну, как сам? – он радостно подал мне руку и похлопал по плечу.
Тонтту недобро зарычал на него.
–Ну, ты, негодяй! Чего ворчишь, а, бандюга, – пригрозил пальцем в его сторону дядя Игорь.
Пёс огрызнулся, бросился на него и цапнул за руку. Все гости ахнули.
–Ой…
–Ну-ка фу, – громко сказала мама.
–Ах ты ж кабелюга такой! Фу! – грозным голосом сказал дядя Игорь, боязливо махнул в сторону Тонтту. – Ты его что ж, не учишь, как с гостями вести?
–Да ты бы в него пальцем не тыкал, он бы и не рявкнул…
–Лупить его надо, – с ещё не остывшей злобой сказал он, потирая укушенный до крови средний палец.
–Лупить? – с недоумением посмотрел я на него. – Он получше нашего с тобой понимает. Тонтту, – я присел на корточки, – älä käyttäydy noin vieraiden kanssa. Tämä on Igor-setä, ystävämme, hän ei satuta meitä, joten älä pure häntä enää, ymmärrätkö? Ну, älä suutu, älä suutu, kaikki on hyvin...* – заговорил я, поглаживая его по шерсти.
Тонтту внимательно посмотрел на меня, потом на дядю Игоря, обвёл нас всех глазами, потом подошёл к потерпевшему, обнюхал его, лизнул раненую руку и повилял хвостом.
–Чего, снова покусать хочешь, а, псина? – заворчал дядя Игорь на него.
–Он перед тобой извиняется, Игорюш, гляди… Умный он у вас какой… – покачала головой тётя Алла.
–Да, всё воспитываю. Так-то кричать на него бесполезно, он же иностранец у нас. Обычно так не бросается ни на кого, – сказал я, погладив питомца по крепкому бугорку на макушке.
–Ой, Игорёк, пойдём, перевяжем… – заволновалась тётя Алла, – Свет, у вас перекись есть?
–Йод есть, пойдём, принесу.
–Ладно, Жень, пока дядя Игорь на перевязке, пошли стол с тобой перетащим, – позвал я брата на кухню.
Стащив с обеденного стола тарелки с переспелыми бананами и засохшими печеньками, мы стянули скатерть, сложили стол вдвое и потащили через всю квартиру. На входе в гостиную я резко успел перехватить его, чтобы не ободрать руки об дверной косяк, и мы с братом внесли его на середину залы.
Женька разложил стол обратно, я принёс из кухни новогоднюю скатерть с ёлочками и аккуратно постелил, проверив, чтобы все края свисали одинаково. Тётя Алла помогала маме переносить из кухни тарелки с наструганными салатами, Машка носилась со здоровенными блюдцами, мы с Женькой сносили и аккуратно раскладывали приборы.
–Да-а, – протянула бабушка, входя в большую комнату, – по два телевизора у вас горит, и тут, и на кухне сразу! Кучеряво живёте, молодёжь!
–Ну, в такой день можно, – ответил я, раскладывая каждому по стопке салфеток.
Скоро все приготовления закончились. Семья расселась вдоль стола. Мама уложила мясо в духовке, крутанула ручку и вернулась к нам. Дядя Игорь с перевязанным пальцем уселся во главе, по давно сложившейся традиции, как самый старший мужчина среди нас.
–Так, это вот крабовый, это с оливками, как греческий… А это вот новенький, сама готовила!
–О, с баклажанами, печёный… – с интересом рассматривала блюдо тётя Алла, – как называется?
–«Имам баялды», – проговорила мама.
–Какой-какой ялды? – ожидаемо подстебнул её дядя Игорь, ухмыльнувшись и деланно сузив крупные глаза.
–Так и думала! – всплеснула руками мама, посмотрев на него с тем самым выражением, с которым обычно брат с сестрой обращаются друг с другом, припоминая старые шутки и подколы, которые зачастую являются основой их общения.
–Госпаде, Игорь, – вполушутку глянула на него бабушка, осуждающе повела карими миндалинами зрачков.
Все стали накладывать себе большими ложками разные салаты по краям блюдец. За началом трапезы потянулись всякие разговоры на разные будничные темы.
–Ну, молодец, Паш! Отличник – это хорошо, очень хорошо! На отличников все ровняются! – расхваливала меня бабушка.
–Ой, да что там, у нас все на старосту ровняться привыкли, – отмахнулся я.
–А староста-то отличник?
–Отличница, да, Катька…
–Ну вот, теперь и ты тоже, может, и в старосты выбьешься, – поддержала бабушку тётя Алла.
–Да не знаю… Такая ответственность всё-таки, выдержу ли.
–Ну….
–Да всё равно молодец, молодец! – сказал утвердительно дядя Игорь.
–А чего не выдержишь? – вопросительно посмотрела на меня мама. – Ты же с ребятами в комитете справляешься, вроде, главный у них?
–О, а что за комитеты? – заинтересовалась бабушка.
–Да это…
Родственники вопросительно перевели на меня взгляды.
–В общем, у нас в классе организовали такие отряды помощи школе. Ну, всего два их, получается, комитет внутренней безопасности, который за общим порядком следит, и комитет дат, в котором ребята праздники готовят. Вот я в первом состою как раз.
–О, интересно…
–И как же порядок блюдёте? – спросил дядя Игорь, прожёвывая тот самый салат со смешным названием.
–Ну, хулиганьё всякое вылавливаем, потом у директора разъяснительную беседу проводим.
–Стукачите, выходит? – с недоверием глянул на меня дядя Игорь.
–Да нет же, какое тут стукачество. Мы, считай, добровольно боремся, сами… Иногда и колотить приходится…
–Ну-у, драться это нехорошо, конечно, – рассудила бабушка.
–Да, да, – тихо поддержала её тётя Алла.
–Но это так, не часто. В общем, слушаются нас… – сказал я.
–Да, в этом молодцы, дело благородное…
–Так как же вы, – с интересом спросила Машка, – всю школу что ли контролируете? А как старшие классы?
–Нас вообще назначили по средней школе главными. Со старшаками, конечно, напряг, но, когда подрастём, будем всю школу пасти!
–А, ну это да, да…
–Кто ж такую идею вам подал? – поинтересовалась бабушка.
–А, наша классуха, рассказывала, что у неё подобное уже было в другом классе. Ещё нам сверху Владимир Евгеньевич помогает, из милиции, следователь…
–Ого, вот оно что… Как же так получилось? Связи нашлись? – спросила тётя Алла.
–Да там… долгая история, правда, – отговорился я и наложил себе маминого крабового салата.
–Эх, вот это я понимаю, правильные ребята, верной дорогой идут! – проговорила бабушка. – Не то, что шантропа вся эта, которая по клубам шляется. Такое говорят про них, мама ро́дная…
–Что ж там говорят? – спросила мама.
–Они, значит, собираются там, в «Реакторе» этом, кругом со шприцами ходят спидозными, и колют всех подряд. Говорят ещё, вроде «ты теперь один из нас», или как-то так…
–Ну и ужасы, мам, где такого наслушалась? – скривилась мама.
–Да соседка рассказывала, Маринка… – наивно подняла редкие седоватые брови бабушка.
–А, эта что ли, – качнул головой дядя Игорь, – да, она может…
На какое-то время эти неприятные разговоры сменились беседами о продуктах, готовке, ценах, но и они с подачи дяди Игоря скоро перекинулись на другую напряжённую тему.
–Слышали-то, что про Чернобыльскую-то говорят? Опять просачивается…
–Да ладно? Откуда? – оживился Женька, собирая себе бутерброд с сервелатом.
–Да всё оттуда же, со станции… Видно, через щит ещё проходит.
–Надстраивать не собираются? – почти серьёзно спросила мама.
–Говорят, что скоро… Да что они там делать-то будут, хоспаде… Надо самим сохраняться, – проговорил дядя Игорь.
–Это как? Костюмы носить? – хохотнула Машка.
–А чего смеёшься? Алексея Николаича помните?
–Который лысоватый такой?
–Ну да, вот он как раз с человеком знаком, который на этих станциях работает…
–И чего?
–Ну вот, они ведь таблетки пьют йодовые, им помогает. У нас такое же с молоком может сработать, йода туда накапать немного, и пить по стакану в день.
–Ну, это если рядом совсем живёшь, может быть, – рассудила Машка, – а так…
–А так, думаешь, не распространяется радиация? Всё с юга к нам идёт, а потом и к вам…
–Ладно, не будем сами себя пугать, хватит уже, – прервала его мама, и после этого неуютные разговоры на долгое время прекратились.
Когда время уже приблизилось к одиннадцати, дядя Игорь, поднявшись из-за стола, крепко обхватил бутылку шампанского, полотенцем захватил крышку и провернул. Бутылка открылась со звучным чпоком, из зеленоватого горлышка по бокалам потекла золотистая вода, наполненная множеством пузырьков, стремительно взлетающих кверху и образовывающих широкую, быстрорастущую пенку.
Дядя Игорь, разгладив пепельные усы крупными шероховатыми пальцами, опёрся правым локтем о стол, упёр другую руку в рыхлый бок и придвинулся, что помогло ему выпрямить спину и на момент показаться чуть стройнее и выразительнее, чем обычно:
–Н-ну, – протянул он басовито, призывая всех взяться за бокалы для первого тоста, – давайте, за наше единение…
Все потянулись к центру, встретились друг с другом перезвоном чокнувшихся одновременно бокалов.

* * *

Проводили старый Новый год. После этого стали раздариваться подарками. Дядя Игорь с тётей Аллой подарили мне небольшой набор со всякими инструментами, Машка с Женькой какую-то простенькую настолку, в общем, всё по классике. Самый полезный подарок, конечно, был от бабушки: тёплые вязаные носочки с оленями и книжка про инженера Гарина, которую я всё порывался взять в библиотеке.
После двух-трёх тостов дядя Игорь, как и следовало ожидать, стал понемногу развязываться. Сначала, как бы ненароком, стал пытаться вывести нас на обсуждение последних новостей. Мы долго обрывали тему, но когда бабушка без всякой задней мысли сказала что-то про партнёрство Александра Григорьевича с Путиным, дяде Игорю подумалось, что она их «защищает», и это как раз стало поводом для его политмонолога, который повторялся из года в год если не на каждое Рождество, то на каждый Новый год точно.
–Какой союз, ну чё это? Григоричу надо будет, к ляхам примкнёт, надо будет, с Путиным… Вот раньше, блин, какой у них президент был, а? Ельцин, вот это мужик, вот тогда сила была в человеках, а, ну ё…
–Игорь, ну будет, угомонись…
–Валить надо отсюда, сколько уже говорил!
–Да хватит тебе! – повысила голос бабушка
–А что? Не прав я разве?
–Нет, не прав, – попыталась парировать мама, но это только лишь разогнало его пыл.
–А, ну и где ж? Давай, просвети…
–Зря ты так, Игорь. Сейчас налаживается всё, мир хоть свободнее вздохнул после развала. Жизнь уже другая идёт, не видишь разве?
–Ага, идёт, да не в нашей конуре! На запад надо двигаться, на запад, как же вы не поймёте, рукой ведь подать! Вот та́м свободы тебе сколько хочешь! Говори, что хочешь, верь, во что хочешь…
–Будет тебе, Игорёк, – тихо вставила бабушка, – тебе ведь родина всё дала…
–Мам, а что такое вот это ваше «родина»? Прям все такие патриоты! Сегодня знаешь, где родина? Где брюхо сытое и место мягкое! Где устроишься добротно, то и родина, но вертеться надо для этого, вертеться, а кто из вас завертится? Ну вот кто? Поэтому и живём так…
–А, так мы, значит, виноваты ещё… – раздражённо вступила в спор мама, которую это всё начало конкретно доставать, а я тем временем, дожевав свой кусок мяса с салатом и достаточно насытившись, ушёл к себе.
Где-то через полчаса дядю Игоря удалось унять. Первой всех этих политических дебатов не выдержала Машка, выкрикнув, что это «ваше переливание из пустого в порожнее» ничего никому не даст, чем оборвала диспут взрослых. Всё точно так же, как и в том году. Традиция…

* * *

В дальнейшем разговоры за столом немного поредели. Дядя Игорь лишь изредка вставлял свой слово, и когда теперь его политическим мыслям был закрыт выход, он только лишь закидывал в себя салаты и жаркое, не забывая заливать всё это вином. Теперь главное место занимала всякая болтовня о готовке, выходившая, как это обычно бывает, из обсуждения праздничных блюд.
–А я вот в огурчики всегда побольше гвоздики кладу…
–Да? И как, посытнее?
–Да, да, аромат совсем другой, вкус более крепкий…
–Ой, хорошо, хорошо, попробую тоже.
Я уж было думал, что этим разговорам не будет конца, как вдруг из телевизора послышались знакомые фанфары и колокола, началась заставка с новогодними игрушками.
–Мам, тёть Алл! Началось! – окликнул я их.
–Ой, да, да, давайте…
Тут из-за стола без лишнего шума вылез дядя Игорь, протиснул живот через стол и оправил рубашку.
–К курантам приду, – буркнул он и вышел из комнаты.
Мы только покачали головами и сочувственно улыбнулись ему в след.
Тут на экране появился президент. По традиции заговорил об успехах республики, о том, как мы активно движемся вперёд в развитии и обгоняем запад, и всё тому подобное. Я разлил по всем бокалам, в том числе и в тот, который покинул дядя Игорь, шампанского, поставил на стол тяжёлый бутыль и бросил взгляд в сторону окна. «Скоро начнётся…»
–И тогда в наступающем новом две тысяче четвёртом году счастливых людей будет больше! С Новым годом вас, дорогие мои! Успехов вам и удачи! – после этих слов на какое-то время показался крупным планом циферблат курантов, дядя Игорь вышел к нам вновь, и все приготовились загадывать желания.
«Чтобы… с Леной мы были навсегда связаны… нет, чтобы… чтобы с парнями всегда… нет, никогда не…» – идеи заполонили голову, сталкивались нестройными гранями, но одного пожелания из них составить никак не получалось. Стрелка курантов уже приближалась к полуночи, я обхватил бокал покрепче и зажмурился – «Чтобы… мы все держались друг за друга. Все. Что бы ни случилось. Что бы ни случилось…»
Под торжественный бой курантов мы шумно зачокались бокалами, мелкие капельки от толчков выпрыгивали из-за бортов и ныряли с головой в соседние ёмкости. В телевизоре громко заиграл гимн, мы шумно поздравляли друг друга с праздником, желая здоровья, счастья и всяких приятностей в наступившем новом году. В этот момент, когда я за общим празднованием то и дело заглядывал в затемнённое, сияющее праздничным светом двора окошко, мои мысли были уже впереди меня, на пути к Ленкиному дому. «Вот оно… теперь-то повеселимся…»

* * *

В тёмно-синем нарядном праздничном небе разлетались всплесками новогодние яркие салюты. Разноцветные блики разносились по всему вокруг, украшая заснеженные улицы весёлыми красками пёстрого света.
Под шум новогодней улицы, сливавшийся из взрывов фейерверков, хлопушек, радостных голосов гуляк и слышимых откуда-то сверху знакомых мелодий, я шагал вдоль утоптанной снежной тропинки с подарочными мешками наперевес. Перед выходом из дома я опрыснулся своим новым одеколоном и зажевал мамино мясо мятной жвачкой, так что, идя к Ленке в гости, чувствовал себя теперь увереннее, чем обычно.
Дойдя до Ленкиного подъезда, я на момент впал в ступор, но в момент вспомнив код, ввёл его на домофоне и вбежал вверх по лестнице. Я достал из кармана телефон, чтобы проверить время и заодно удостовериться, не звонила ли мне Ленка, как вдруг увидел на площадке знакомый силуэт в красном свободном свитере.
–О, чува-ак, привет! – Ленка, сунув телефон в карман домашних штанов, радостно обняла меня. Я скинул все подарки на пол и обнял её ещё крепче.
–Здравствуй, здравствуй…
–С праздником тебя!
–Спасибо, маленькая моя, спасибо… и тебя тоже…
–Погнали, там все подошли почти уже! – отстранилась Ленка и повела меня за руку к распахнутой квартирной двери, едва я успел прихватить с собой подарки.
Тут же из двери выбежала приветствовать меня Аврора, громко тявкая на меня и при этом задорно виляя пушистой кисточкой хвоста.
–О, здоро́во, Пашка, здоро́во! С Новым годом тебя, братушка! – встретил меня Белый в праздничной рубахе, мы по-мужски крепко обнялись, похлопали по спинам друг друга.
–Здоро́во, Юран, здоро́во! Тебя тоже с праздником, брат! Аймоха, päivä, veli! Hyvää joulua!
–Päivä, брат! Тебе того же! – обнял меня Аймо в праздничном колпаке.
–Паша, здоро́во! С Новым годом тебя! – раздался голос Инги, она вышла к нам в своём тёмно-зелёном платье и боком приобняла меня.
–Привет-привет, спасибо, тебя тоже с праздником… Ничего себе, так принарядилась… – постарался я не сделать ей прямой комплемент при Ленке.
–Да, всё под цвет, как говорится… – ответила она, покрасовавшись перед нами.
–Паша, привет! С праздником! – улыбаясь, поприветствовала меня из коридора Танька.
–Да, спасибо, спасибо… Чё, где Серёга-то? – спросил я, вешая за капюшон куртку.
–Да тормозит, як обычно, звоню уж раз пятый ему, тетере… – Белый потыкал клавиши на своей «раскладушке» и приложил её к уху, слушая гудки в ожидании ответа. Он театрально закатил глаза, мы хохотнули. Вдруг Юрка, состроив торжественную гримасу, заговорил в телефон:
–Доброго вечера, ваше всевеликоимператорское величество! Извиняйте, что покой ваш царский потревожили, тут слуги ваши вопросить хотели, в скором ли времени соблаговолите заявиться к месту культурного времяпрепровождения? Чё? Явишься ты сегодня или нет, курва? Давай поршнями шевели, волчара! – Белый положил трубку, – И года не прошло, ты глядзі! Через десять минут будет, говорит, – Юрка захлопнул телефон и сунул в карман.
–Всё, давайте тогда в комнату, ща всё перетащу, – распорядилась Ленка.
–Давай помогу, что ли, – предложил я, но она, видно, почувствовав себя полноправной хозяйкой дома, запротивилась принимать помощь.
–Не-не-не, я сама всё, ты шагай с остальными, ждите меня, – остановила она меня, но увидив, что под её резким тоном я слегка сконфузился, легонько чмокнула меня в щёку и по-доброму улыбнулась, – правда, Паш, не надо… Ты иди, я быстро, – сказала Ленка и проскользнула на кухню.
В зале царил полумрак, перебиваемый блестящими огоньками гирлянд, игравших на пёстрых иголочках мишуры и ёлочных разноцветных шариках. Близ широкой кровати стоял раскладной новогодний стол, на котором ещё остались разные салатики и бутерброды с новогоднего празднования. На тумбочке под телевизором играл рождественские песни старый двухкассетник. Рядом с креслом у окна стояла нарядная ёлка, под которой таинственно отсвечивали подарочные коробки. Взяв свои мешки с презентами, я поставил их поплотнее к остальным.
Пока Ленка была занята на кухне, я тайком заглянул в её комнату. Она была небольшая, да и вмещалось в неё немного: небольшая кровать у самого окна, шкаф и столик, над которым прибита пробковая доска с разными рисунками, приделанными канцелярскими кнопками. На маленьких листочках под тусклым светом виднелись наброски пейзажей, людских силуэтов и разных замысловатых узоров. «Да, в самом деле, художница… ещё какая,» – поразмыслил я про себя, разглядывая зарисовки и эскизы.
Вдруг до меня тихонько коснулась чья-то нежная ладонь. К удивлению, я вовсе не испугался.
–Скажи… ты сама всё это рисовала?
–Ну… да… – Ленка слегка прижалась ко мне.
–Обалдеть… прям… волшебно. Буду первым гостем на твоих выставках, сто пудово…
–А-хах, ладно, если бы так… – в раздумьях отвела она взгляд.
–А чего бы нет? Не веришь мне?
–Я не про то… Какие там выставки, несерьёзно всё это… Я ведь скетчу больше, у меня и полноценных картин-то нет… Да и с моими тараканами вечными настроиться не могу… Так что не светит мне…
–Ладно, не накручивай себя… Всё ещё будет Лен… Всё ещё наладится, будь уверенной, вместе всё преодолеем с тобой… – приобнял я её.
–Эх-х…
Тут я краем глаза заметил у шкафа какой-то высокий конусообразный светлый предмет, туго обмотанный полиэтиленом, который, вероятно, ускользнул от моего взора, когда я вошёл сюда.
–Слушай, Лен, а это там чего… – не успел закончить я, как вдруг входная дверь в прихожей распахнулась, и в квартиру вошёл Зиля.
–Ох, етить его, Серый, здоро́во, друже! С праздником тебя! С Новым годом! – заголосили пацаны и девчонки.
–Здоро́во, братуха, с праздником тебя! – вышел я к нему и пожал руку.
–Здоро́во, здоро́во, – ответил он нам, – ну чё, где тут жрачку на халяву обещали?
–Те пожрать лишь бы, морда! Погнали. Вон тут мы все сидим, – махнул Белый в сторону залы.
Ленка тем временем уже успела быстро перетаскать из кухни тарелочки со всякими пирожными. Мы зашли в комнату и расселись у стола. Из кухни Ленка вынесла небольшой поднос, ка котором стояли фужеры с шампанским.
–Так, ребят, разбирайте, всё вам, – сказала Ленка, составив всё на накрытый скатёркой стол.
–О, ништяк, спасибо…
–Красота…
–Спасибо, Ленок…
–Спасибо…
–Опа, второй раз за вечер накачу, кайф, – брякнул Зиля.
–Чё ж ты, Серый, подарков не притащил? – язвительно спросил Белый.
–Вон, под ёлкой-то чё стоит, – показал в сторону светящегося дерева Зиля.
–А, тот мешочек что ль? – с дружеским подколом сказал Юрка.
–Ну сколько есть, не все такие богачи, как ты, – ответил ему Серёга, разведя руки и чуть не задев меня.
–О подарках потом давайте, щас сказать надо кое-что… – из кармана штанов Ленка вытащила зажигалку и подожгла стоящие на столе небольшие новогодние свечки. Подняв свой бокал, она легонько постучала по нему ложечкой.
–Серёга, завались, а! – унял я друга, который, судя по своему поведению, дома уже слегка подвыпил в честь праздника.
Он коротко бросил на меня косой взгляд, что-то пробурчал себе под нос и затих. Ленка набрала в грудь воздуха, оглядела нас всех и начала:
–В общем, ребят, что хочу сказать сейчас… Год был, наверное, не самым простым для каждого из нас, как и всегда, много всего случилось, и хорошего, и плохого, но в любом случае. Я очень рада, что всё это мы пережили, переживаем и будем переживать вместе. Я довольна тем, что наша дружба крепнет, и что мы можем вот так вот собираться все вместе, потусить, поболтать о том о сём, что поддерживаем друг друга всегда в трудную минуту, приходим на помощь… Пусть нам вместе всегда будет вот так же хорошо! Это ведь хорошо… когда хорошо! Короче… спасибо вам огромное за то, какие вы есть! Всех вас люблю! С Новым годом вас! Вы крутышки!
–Ленка-а, спасибо тебе! – Танька кинулась её обнимать, отчего Ленка чуть не расплескала шампанское.
Все дружно чокнулись и разом осушили бокалы. Белый сделал погромче приглушённый магнитофон, и мы собрались под ёлкой обмениваться подарками.
–Ёшкин кот, Пахан, я и играть-то не умею, – озадаченно потёр затылок Аймо, разглядывая губную гармошку, которую я ему подарил.
–Ничё, научишься, ты парень ловкий! – похлопал я его по плечу.
Ленка, само собой, обрадовалась моему подарку, хотя он и не был столь неожиданным.
–Так, пойдём, я тебе тоже приготовила кое-что, – позвала она меня за собой в комнату.
–Охо-хо, – язвительно заголосил Белый.
–Давайте недолго там!
–Поделись потом, что ж там такой за подарок-то хитровыделанный, – пошло выдал Зиля.
–Да ну нафиг вас, чертяги! – крикнул я и шагнул за Ленкой.
Я уселся на кровать. Ленка зажгла небольшой тёплый светильник на столе и потянулась за той самой белой коробкой, стоящей около шкафа.
–В общем, не хотела передо всеми светить, лучше сам открой и сразу скажи, как тебе, – загадочно сказала она и выдала мне ножницы.
Я распорол скотч и плёнку до основания, раскрыл картонную крышку и развернул туго замотанную пупырчатую упаковку…
Резная головка грифа из чистого дерева, украшенный ветвистыми узорами и надписью «Excalibur», уходила книзу тонким основанием, продолжение которого разделено было стальными ладами. Через розетку тянулись навитые серебряные струны, отходящие к нижней части акустической гитары и плотно крепившиеся под круглыми навершиями цвета слоновой кости.
–О… ого… Лен, это ж… ну… охренеть…
–Что? Как? Хорошо? Нет? Не нравится?
–Да это… волшебство какое-то… Это ведь оригинал… дорогущая такая…
–Ну, подражаю великим, – улыбнулась она.
–Я ведь… свитер тебе, а ты мне… такое… неловко как-то, понимаешь…
–Да, ваще забей, – отмахнулась она.
Я поперебирал струны, и убедившись, что всё точно настроено, заиграл ту песню, которая в моём репертуаре была одной из самых лиричных:
Под небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и яркою звездой.
А в городе том сад, все травы да цветы,
Гуляют там животные невиданной красы…
Пальцы легко скользили по ладам, мягкие мелодичные звуки легко и ясно выходили из-под струн. Ленка тихонько слушала, немного склонив голову набок и отведя взгляд в сторону окна, наверное, мечтая и думая о чём-то приятном и далёком, я же не мог ей налюбоваться. Казалось, что мелодия исходит не от новенькой английской гитары, а изливается из всего, что окружало нас в тот момент: от тускловато-тёплого огонька мозаичного светильника, от разноцветного отблеска гирлянд в полутьме, от света уличных фонарей, стоявших вдоль зимней заснеженной дороги под окном…
Я медленно провёл по струнам, звук басовито прокатился внутри блестящего изгиба корпуса и растаял. Это была самая чисто мной сыгранная песня за всё время моей гитарной практики…
–Ну?.. – спросила она в ожидании.
–Ч-что?..
–Так спасибо и не скажешь? – Ленка заигрывающе улыбнулась.
–Ленка, блин!
Я защекотал её, повалил на диван, мы оба захохотали. Расправив подруге волосы, я чмокнул её в щёку:
–Спасибо тебе…
Мы начали целоваться, но момент нарушила Танька, растворив дверь и впустив разноцветный синеватый свет в комнату:
–Ну вы где там, эй? Ой-ой, ухожу, ухожу, – сплетнически загримасничала она.
–Танька, блин! Изы́ди! – бросил я ей вслед, мы с Ленкой то ли от стеснения, то ли от Танькиной реакции, то ли от чего-то ещё захихикали.

* * *

Мы тусили под музыку где-то до половины второго. Потом с подачи Аймо, как обычно, пошли кататься с горок во двор. Ледянок у нас ни у кого не было, но Аймо, похоже, предусмотрительно захватил свой старый снегокат «Чук и Гек» и запускал нас всех кучками с заледенелой снежной горы.
Все смеялись, валяли друг друга в сугробах и швырялись снежками. Белый тем временем, вдоволь накатавшись по-обычному, решил привнести в снежные заезды разнообразия:
–Короче, я вот так лягу, а ты меня запусти, только пожёстче…
–Дурак ты Юрка, narri, расшибёшь себе всё! – отговаривал его Аймо.
Манёвр Юрка действительно предпринял опасный. Горка была хоть и длинной, но заканчивалась она там, где невысокий забор отделял тропинку от замёрзшего пруда. Чтобы не повыбивать себе зубы, нужно было приноровиться вовремя разворачиваться и тормозить, но у Юрки была другая задумка.
–Так в том-то и суть: ухвачусь, и не вылечу никуда! Ты меня посильней только толкни, я забор перелечу и на лёд!..
–Ну дурень ты, Белый, в самом деле…
–Да уж, морду себе расквасишь, от потеха-то будет, – заявил Зиля.
–Спорим на десятку, что пролечу? – Белый протянул ему руку.
–Если зуб выбьешь, будешь должен! Смотри! – Зиля стукнул его ладонь, приняв пари. – Пахан, ну-кась разбей нас!
Я разрубил их рукопожатие, Белый улёгся животом на снегокат и покрепче ухватился руками за руль, походящий на велосипедный. Аймо откатил его подальше:
–Ну, Юрка, держись…
Сани набрали скорость, выехали на лёд стремительно полетели вниз. Белый миновал первую кочку, лихо подскочил и покатился дальше. Проскользив вниз, он пролетел второй бугор и, не сбавив скорости, нацелился на снежную кочку под забором. Снегокат вдруг подбросило вверх, Юрка крепко ухватился за руль.
–Летит, ты смотри… – удивился Аймо.
–Ещё не долетел, – прищурился Серый.
–Мамочки, он же… Ах! – Танька всплеснула руками.
Белого вдруг тряхануло, он разжал хватку и перекувыркнулся через руль, пропахав собой снежную дорожку на льду. Мы ринулись к нему с вершины оврага.
–Юран, ты живой, или как? – сказал я, перепрыгивая через забор.
–Не ушибся? – спросила Инга, помогая мне его поднять.
Белый поводил языком по зубам:
–Чёрт, кажись выбил… А нет… не пойму…
–Ну-ка покажь…
Юрка раззявил рот, у всех от удивления глаза полезли на лоб. У Белого на верхнем ряду отсутствовала нижняя часть клыка.
–Ты гляди… – задумчиво почесал затылок Аймо, – ровно половину отсекло… ползуба!
–Чего, расшибся? – оживился Зиля и подвалил к нам. – Давай десятку гони, бобслеист!
–Ага, щас! Зуб-то на месте! – заявил Белый.
–Да, как же! Все вон ровные, а на месте этого дырка!
–Ну десна-то не пустая? Вот!
–Ничё не знаю, деньги гони!
–Ага, разбежался! Сам гони давай!
Короче говоря, их спор продлился если не до утра следующего дня, то целый вечер точно, в той или иной форме…
Нагулявшись вдоволь, все раскрасневшиеся от мороза и удовольствия, через час мы вернулись домой. Оббив на лестнице снег с ботинок и курток, мы ввалились в квартиру. Ленка пошла на кухню ставить чайник, а мы забились в ванную мыть руки.
–Да, хорошо морозит… Ай, ш-ш… – Белый взглянул в зеркало на своё ранение, пощупал пальцем красноватый кружок нерва, на месте которого всего каких-то полтора часа назад был зуб.
–Что, болит?
–Отходить, походу, начало… Снежка, видать, не хватило под заморозку…

–Ладно, не боись, заживёт, – поддержал я его, – у моего соседа, помню, так же выбило, на прогулке носился, когда мелкий был, врезался в такого же скорохода, и ничего, теперь таким клыком банки с колой открывать может!
–Да уж… Как бы не поцарапаться самому, – поразмыслил Юрка, – Блин! Я ж забыл совсем! – он вдруг рванулся в коридор. – Я ж вам такое показать забыл… Во, глядите, – из-под наших курток он достал две пачки толстых петард с надписью «Корсар-10» и какой-то агрегат, состоящий из резинки, приделанной к деревянному мелкому ложу, что-то наподобие самострела, – надо было на улицу взять, а я забыл, дурак…
–А в чём проблема, – Зиля повёл нас к балкону на другой части зала, – вот тебе и боевая точка, целься да фигачь через дорогу.
–О, мысль… Только… может, Ленка…
–Да чё тебе Ленка… Дай сюда, – Зиля выхватил у Белого самострел, зарядил туда петарду, поджог фитиль лежавшей рядом зажигалкой и выпустил в раскрытое окно. Снаряд пролетел над дорогой, завертелся в воздухе, ударился об ветви дерева и тут же с хлопком взорвался.
–Vittu*… Рвануло так рвануло… – пробубнил Аймо.
Я уже было собирался идти к Ленке, чтоб та хотя бы была в курсе того, чем мы тут занимаемся и не волновалась за шум, но она как-то незаметно сама шагнула к нам на балкон.
–Фига себе… Я шарахну? – Ленка и с интересом взяла в руки самострел.
–А, давай, давай, запульни… ща, вот, – Белый отколупывал из упаковки новый заряд, но Ленка уже успела достать из соседней коробки новый, зарядила его, тут же подожгла, прицелилась и выстрелила по дальнему клёну. Снаряд стремительно пролетел вперёд, попал в рогатину между ветками и мощно подорвался.
Крепкий сук, оторванный взрывом, отломился и упал на ветвистую сетку.
–Ну ты даёшь! – в удивлении заголосил Белый.
–Настоящая снайперша, – я чмокнул её в темечко и погладил по плечу.
–Опа, дайте-ка и я стрельну, – оживилась Инга, а вместе с ней и Танька, обе полезли на балкон опробовать новую самоделку Белого.
Тем временем Ленка уже успела отодвинуть стол и накрыть нам новую поляну, на этот раз составив всё нужное для чайной церемонии на широком китайском подносе и уместив его на диване.
–Так, народ, давайте сюда! Какое кино будем? – спросила она из комнаты, перебирая стопку кассет на полке под видеомагнитофоном. –  Есть «Один дома», «Карнавальная», «Гринч», «Руки-ножницы»…
–Чё за «Гринч» такой? – недоумённо спросил Белый.
–Ты шо, не видел?! – удивилась Танька.
–Хорош заливать, Юр, все ж смотрели по сто раз, – сказал я.
–Да зуб да… а, кхм… да не видел я не разу… Вот из «Один дома» помню, мелькал там этот зелёный, а фильм ни разу не смотрел.
–Так, Лен, врубай «Гринча», а то это не дело, – заявила Танька, – не видел он, значит, ишь, – театрально покачала она головой и улыбнулась своим круглым лицом.
–Да чё вы взъелись, вот щас и глянем, чё за чучело это, – бросил Белый и уселся с Танькой на край кровати.
Ленка сунула кассету в проигрыватель и нажала пуск. Он немного погундосил, похрипел, но в конце концов на экране замерцала заставка «Юниверсал»…

* * *

–Не, Зиль, ты мне скажи, ты чё такой вот жадина, а? Я ж на пять рублей согласился бы!
–Хм-х…
–Ну жадина же, скажи, если не правду говорю! Всё себе гребёшь, хоть и иудей ты наполовину токмо… Вот чё ты такой, а?
Зиля, впитав в себя уже бокала четыре шампанского, уже и не слушал Белого. В конце концов, его сломило в сон, и он, отстранившись из-за столика, устроился поудобнее на полу под креслом, уложив руки под голову.
–Ну не, ты от разговора-то не уходи, слышь!..
–Юр! Ю-ра, иди уже сюда, а, – в надежде звала его Танька, – дай ты ему отдохнуть!
–Эх, сдулся… – с горестью выдохнул Белый и вернулся к своей подружке, подобравшись к изголовью и приобняв её сзади.
Ленка вдруг приподнялась, я разжал свои объятия:
–Ты куда?
–Да это, подышать…
–А, да я тоже с тобой тогда…
Мы зашли на балкон и прикрыли за собой дверь. С улицы тянуло приятной, слегка сыроватой зимней прохладой, небольшие снежинки редко посыпали с неба, подтаивая ближе к земле и превращаясь в мелкие пылинки, носимые по воздуху тёплым ветром.
Ленка облокотилась об подоконник, движением головы расправила волосы и глянула куда-то вдаль.
–Слушай, а тут у вас так, не особо высоко, – подметил я, осматривая крышу цветочной лавки под нами.
–А, да, есть такое… Тут торгаши всякие тусят обычно, так что вот так…
–А, ну ясно, ясно…
Ленка чуть обернулась назад, мельком глянула в зал и достала из-за цветочного горшка небольшую тёмно-синюю пачку. Вытащив оттуда сероватую сигарету, она чиркнула зажигалкой в полутьме и, слегка затянувшись, выпустила дым на улицу.
–Ты… ты не против, если… – спросила она.
–А, да ладно, ладно, не парься…
–Ага… – сказала она и снова слегка затянулась.
Я понимал, что лишними вопросами сейчас мог обломать ту атмосферу спокойствия и тишины, которая чувствовалась тогда между нами, но любопытство моё в такие моменты всегда почему-то брало верх.
–С-слушай, можно спросить? – начал я.
–А, да, конечно.
–Скажи, как вот к этому дыму вообще привыкают? Тебе кашлять не хочется, или… типа того?
–А, да это не… я ж не в затяг курю, даже не в лёгкие сильно, так… Приятно иногда посматривать, как в руках тлеет. У меня так за раз сгорает всё само, больше руки потом воняют… А так и я не привыкшая, вот, – Ленка вдохнула дыму поглубже и сразу же громко закашлялась.
–Тьфу ты, ёмаё… Ну-ка дай…
Я взял в руки тлеющий бычок и глотнул дыму. Горечь обожгла горло, я резко закашлял.
–Тих, тих… говори, на вдохе, «а-апельсин, а-апельсин»…
–А-а… кх-кх-грх… кх… а-апельсин, – вдохнул я поглубже.
–Ну как ты?
–Не распробовал… – я попробовал ещё, в этот раз раскашлялся уже меньше, но всё равно было неприятно, – кх-грх-кх… твою-то… господи, как такое люди придумали употреблять, а…
–Аха-хах, не говори… – Ленка поглядела на выгоревший до фильтра бычок и выбросила его на заснеженный тротуар.
«Интересное дело… Как это от неё всегда так пахнет хорошо, если она вот так…» – пронеслось в голове, – «чудна́я девка…»
– Слушай, Паш…
–Ай?
–А вот у тебя есть… мечта?
–Хм… мечта… – задумался я.
–Ну… знаешь, когда хочется чего-то, что кажется таким… далёким, волшебным… практически не осуществимым… а в мыслях, в фантазиях ты постоянно там, дышишь полной грудью, будто всего этого уже достиг…
Тогда Ленка надолго вогнала меня в раздумья. Давно я не предавался таким возвышенным помышлениям, рассуждениям о мечте, о будущем, о чём-то невероятном… Голову всё время занимали всякие бытовые дела, или дворовые разборки, или школьные вопросы. Не было у меня много времени, чтобы потратить его на глубокие духовные размышления, однако творчество, в некоторой степени, позволяло иногда мне расслабиться и отпустить свои мысли по бурным волнам поэтических фантазий.
–Наверное… Хотелось всегда… гармонии. Чтобы вокруг всё было добром наполнено… Чтобы люди друг к другу относились с сознанием с… чувством каким-то, что ли. Разное ведь случается. Нужно просто… уметь… прощать и понимать родного тебе человека. Да и вообще всякого человека, хоть дома, хоть на улице. Много вокруг злобы в людях, а всё отчего? Не понимают они многого. Не хотят или не могут попросту…
–Ну, знаешь, – поразмыслила она, – есть и от природы туповатые субъекты. Вот им иногда и целой жизни не хватает, чтобы элементарные вещи понять, – задумчиво вздохнула Ленка.
–Чёрт его знает… Мне кажется, что нету среди нас людей недалёких изначально. Бывают те, кто просто чего-то не знает, не осознаёт. Не привили ему в детстве некоторых норм, так оно и остаётся за ним по жизни.
–Ну, а что они понять должны?
–Может быть… природу человеческую. Что нет на земле людей плохих или хороших, нет изначальных злодеев или изначально героев. Человек, он ведь всегда может измениться, как захочет: из труса может появиться герой, если он решится на геройство, герой может так же стать трусом, ну, или злодеем. Тут всё от нас самих всегда зависит. Так что, ещё я мечтаю, чтоб люди… нашли в себе силы понять это. Что они могут себя изменить, и таким же образом могут на других повлиять, чтобы те с них брали правильный пример и становились… лучше, добрее. Наверное, заумно слишком, но…
–Да нет, нет, что ты, я понимаю…
–Утопично это всё, конечно… Трудно такое воплотить. Глупость человеческая, она ведь всегда этому мешает.
–Согласна… А я вот мечтаю, – с надеждой взглянула она вдаль, – чтобы уехать ото всего этого подальше. Закончить с этой школой, с учёбой бесконечной и умотать куда-нибудь…
–Куда же?
–Да ни всё ли равно? Где жизнь вольнее будет, свободнее… Где сами мы будем в ответе за себя, за свои действия, как ты и говоришь, где никто и никогда нотации читать не будет… Где можно будет творить, делать, что душе будет угодно, и просто… наслаждаться жизнью! Всей душой, всем сердцем любить жизнь и себя…
–Эх, красота…
–Убежим?..
–Ч-что?
Ленка развернулась ко мне и придвинулась ближе, я нежно обхватил её талию.
–Убежим туда? Вместе…
–Да… Хоть на край света с тобой…
Наши губы соприкоснулись, я прижал подругу к себе поближе. На улице, казалось, не было ни души в такой шумный праздник. Весь город будто бы погрузился в долгий зимний сон перед началом следующего трудового года, и одни мы с Ленкой остались на балконе бодрствовать, переживать самые возвышенные чувства и наслаждаться покоем, любовной тишиной и умиротворением.
–Лен, может это, – я отстранился от неё и широко зевнул.
–А, да я… а-а… тоже за, – зевнула она за мной, мы вдвоём хохотнули, – пойдём…
Фильм давным-давно закончился. Аймо разлёгся на кресле, уложив пятки на бок сопящего под ним Зили. Инга, благодаря своей миниатюрности, хорошо уместилась на верхй мягкой спинки того же кресла.
–Слушай, а Белый с Танькой-то где? – спросил я, шагая в комнату с балкона.
–А, да у меня, наверное, развалились, пойду проверю…
–А, я тогда, эт самое, зубы пойду почищу, ага…
Я зашёл в ванную, тихонько включил воду, нащупал в темноте тюбик, выдавил на палец зубной пасты и хорошенько размазал её по зубам. Прополоскав рот и слегка умывшись перед сном, я так же тихо закрыл за собой дверь и пошёл в комнату.
–Ну чё там, как они?
–Да сопят уже, разлеглись, хи-хи, – прикрыла она рот рукой, – ты иди тогда, я сейчас подойду.
Вернувшись в большую комнату, я составил всё с дивана вниз, стянул свитер и улёгся на мягкие пушистые подушки. В темноте, немного разбавляемой лунным и фонарным желтоватым светом из окна, я разглядывал Ленкины синеватые фотообои. «Море… дельфины… красота… Съездить бы хоть разок туда… всем вместе, взять да рвануть,» – вертелись в голове фантазии, готовившие, как это обычно бывает, почву под чистый и спокойный сон.
Вскоре Ленка вышла из ванной. Её лёгкая, широкая белая футболка прошибла темень, прошла вдоль кровати и запархнула на простыни.
Подруга улеглась рядом со мной, я слегка приобнял её. Она немного поворочалась, но в конце концов улеглась и мирно засопела мне в щёку.
–Ой, Лен, я ж это…
–Чего?..
–Да штаны…
–Аха-х, да ладно тебе…
Вдруг сквозь темноту наши взгляды встретились. Зеленовато-бирюзовые огоньки блеснули на лунном свете…
–Господи…
–Чего ты?..
–Как же я тебя люблю…
–И… и я тебя…
Где-то за окном убаюкивающе проносились редкие машины, в отдалении ещё гулко бахали праздничные салюты… «Наконец… наступил. Тот самый, долгожданный год…»

* – Не веди себя так с гостями, нельзя. Это дядя Игорь, наш друг, нам плохого не сделает, так что не кусай его больше, понял? Ну не злись, не злись, всё хорошо... (фин.)