...

— Ой, смотри! Начинается! — взвизгнула Ино, тыча пальцем в небо.

«Где же он? — Сакура огляделась по сторонам. — Эх, небось какие-то срочные дела…»

С громкими залпами одна за другой распускались огненные хризантемы самых разных цветов, рассыпались искрами и таяли в чернильной синеве.

— Красиво, правда? — шепнули на ухо.

Девушка вздрогнула от радости, чувствуя, как её обнимают сильные руки Рокудайме.

— Я хочу увести тебя отсюда… Пока никто не обращает на нас внимания.

Он говорил ещё что-то, но девушка, не разбирая слов, просто утопала в бархатистом шёпоте, за которым не слышала больше ничего. Наконец-то она в объятиях Какаши Хатаке, который понемногу увлекает её в сторону от праздничной толпы…

Внезапно вибрирующая боль обожгла левую руку повыше локтя. Сакура вскрикнула — и увидела, что Какаши несётся прямо на неё.

— Стоять, Рокудайме, — сказали сзади неприятным женским голосом — кто-то, кто очень крепко держал куноичи поперёк пояса; в горло упиралось холодное остриё куная. — И ты не вздумай трепыхаться, птичка… Я вспорю тебе сонную артерию быстрее, чем ты успеешь глазом моргнуть.

Он замер, не добежав каких-то шесть или семь шагов. Никогда прежде не видела Сакура в глазах Рокудайме такого страха.

Узкую улочку, где они оказались, освещал единственный тусклый фонарь и отсветы салюта.

За спиной Какаши показался Сай.

— Семпай, я думал, что…

— Это было гендзюцу. Чуть раньше я и сам попал в похожее.

«Гендзюцу? Наверное, он привёл меня в чувство своей Стрелой Молнии — вот откуда эта боль в плече…»

— Сдавайся, Юдоку. Ты почти окружена.

— У меня есть идея получше. Дай знак своим псам из АНБУ, чтобы не дёргались, Рокудайме Хокаге — иначе спета песенка твоей драгоценной птички… Потом пойдешь с нами. Её я отпущу сразу, как только мы выйдем за пределы Конохагакуре, обещаю…

«Отпустишь, как же. Не верю, Юдоку — или как тебя там…

И он тоже не верит, по глазам вижу».

Сакура посмотрела вниз. Руки были туго примотаны к телу тонкой проволокой — но в том месте, где её обожгла молния Какаши, один виток лопнул, а остальные обуглились.

«Как только я разорву проволоку… если разорву… она пырнёт меня кунаем.

Сразу сложить печать. Это пара секунд. И потом ещё несколько, пока начнёт действовать техника Божественной Регенерации…

Ох, как же страшно! Но пора решаться. Чтобы не вышло, как тогда… с Риннеганом Обито».

Глядя Какаши прямо в глаза, девушка тихонько набрала в грудь побольше воздуха и направила потоки чакры в руки, накапливая силу…

«Я тебе не птичка!»

Всё произошло очень быстро — ещё быстрее, чем она представляла.

Рванув проволоку, Сакура сложила печать Тигра — и хрипло вскрикнула от боли, когда кунай вспорол ей шею. По рукам, обгоняя струи крови, побежали чёрные линии.

В тот же миг слева и справа тенями мелькнули шиноби АНБУ.

— Я тебе не птичка, — вслух повторила девушка, оказавшись в объятиях уже настоящего Какаши Хатаке.

Над ними прокатился последний, самый громкий, залп салюта.

Рана на горле затянулась мгновенно; от запоздалого испуга тело забила мелкая дрожь. Сакура вздохнула и оглянулась назад.

Незнакомая рыжеволосая женщина, которой АНБУ уже связали руки, смотрела на неё со смесью изумления и ужаса. Рокудайме мягко выпустил Сакуру и подошёл к пленнице.

— Тебе стоило послушаться меня, Юдоку. Тогда у тебя была бы возможность уйти.

Та поникла, не поднимая глаз на Шестого Хокаге.

— Пожалуй, награда за твою голову, Какаши Хатаке, не так уж и высока, — глухо проговорила она. — И всё же мне бы хватило…

— Что ж, тебе не повезло, — пожал плечами Рокудайме. — Как и твоим товарищам. Думаю, ещё до рассвета они составят тебе компанию в тюремной камере… Уведите её.

Сакура тем временем ощупала липкую от крови шею — похоже, даже шрама не останется — и отменила действие техники. Линии Божественной Регенерации поползли назад, возвращая чакру обратно в печать Бьякуго.

— Твои родители дома, Сакура? — спросил Какаши. Она кивнула. — Я отправлю Сая предупредить их, что сегодня ты ночуешь в другом месте. Пока подельники Юдоку не будут пойманы, тебе лучше оставаться под охраной… Попросить принести что-нибудь из дому?

— Да, мою обычную одежду и… чистое бельё.

Рокудайме жестом подозвал шиноби АНБУ в маске росомахи и что-то тихо сказал ему, указывая на Сакуру; тот кивнул и вынул из рюкзака за спиной длинный серый плащ.

— Тебя проведут, — Какаши снова повернулся к девушке. — Я приду туда же, только немного позже. А ты располагайся там и…

Он сжал руками её плечи.

— Ничего не бойся.

— Хорошо, — улыбнулась она. Рокудайме не ответил на улыбку — лишь не сводил с неё пронзительного взгляда, пока АНБУ надевал ей на плечи плащ и завязывал глаза тонкой повязкой.

— А теперь возьмите меня за руку, Сакура-сан, — голос Росомахи оказался очень приятным. — Я поведу вас.

Какое-то время они шли прямо, затем свернули; и ещё раз, и ещё…

— Сейчас будут ступеньки, — предупредил АНБУ.

Сакура насчитала три лестничных пролёта. Еле слышно повернулся ключ в замке; провожатый мягко подтолкнул девушку в спину и снял повязку с её глаз.

— Где мы? — спросила она, рассматривая серые стены, пол без единого ковра и две одинаковые кровати с тумбочками в изголовье.

— Это явочная квартира АНБУ, Сакура-сан. Одна из… Вон там душ и туалет. Полотенца, халаты — всё чистое, можете смело пользоваться. На кухне должно найтись что-то из еды.

— А вы?

— А мне пора занять свой пост. — Росомаха отсалютовал выпрямленной ладонью и на пороге добавил, — Сакура-сан… В АНБУ восхищены вашим отчаянным поступком. И мы сделаем всё, чтобы этой ночью вы спали спокойно.

— Спасибо, — растроганно ответила девушка в закрывшуюся дверь.

В душе при виде воды, подкрашенной кровью, Сакуру передёрнуло.

Она так готовилась к этому дню: выбирала расцветку шёлка для кимоно, торопила портниху, вечерами просиживала перед зеркалом, придумывая причёску… И втайне мечтала о том, чтобы ночью остаться наконец наедине с Какаши Хатаке.

«Да уж, сбылось моё желание, — с сарказмом думала она, тщательно намыливая шею. — Только немножко не так…»

Один из висевших в душе халатов как раз подошёл ей по длине. Нашёлся здесь и таз, и порошок для стирки; девушка закатала рукава халата и занялась своим кимоно, с сожалением отметив, что прожжённая молнией дырка очень заметна. А ещё в нескольких местах шёлк прорезала проволока, когда Сакура рванула руками в стороны.

Ей вдруг стало очень, очень горько — словно пострадало не кимоно, а само её тихое счастье: любить и быть наконец любимой, без оговорок и пустых надежд…

«Глупости, — оборвала она себя. — Всё же обошлось, чего реветь? Пойду приготовлю что-нибудь, Какаши-сама наверняка голодный… Да и я тоже».

Но слёзы катились сами собой, пока она развешивала выстиранную одежду и варила рис. Услышав звук открывающегося замка, Сакура поспешно вытерла глаза: показываться перед Какаши заплаканной не хотелось.

— Ммммм, — протянул Рокудайме, оглядывая накрытый стол, — да здесь уже кто-то похозяйничал.

Он был полностью одет: жилет, протектор, перчатки с защитными пластинами… Даже разуваться не стал.

— Ничего особенного, — отозвалась девушка. — Рис, консервы и чай с печеньем…

Какаши ласково приобнял её за плечи:

— Сакура, разве важно, что именно у нас сегодня на ужин?

Его губы сквозь маску коснулись печати Бьякуго; от этого нежного, уже такого привычного жеста к горлу снова подкатил комок. Девушка обвила руками пояс Рокудайме и прильнула щекой к жилету, вдыхая запах казённого сукна.

— Твоя храбрость спасла жизни нам обоим.

— Ну… Я поняла, что, пока меня держат в заложниках, — всхлипнула Сакура, — никто ничего предпринять не сможет. Заметила, что ваша молния обожгла проволоку, прикинула, успеет ли подействовать техника Божественной Регенерации, и…

— План был великолепным, но рискованным, — заметил Какаши, поглаживая её по волосам; девушка снова всхлипнула:

— Когда мелькнула мысль о том, у меня может не получиться, я…

— Что, Сакура?

— Я вспомнила, как не смогла выполнить просьбу Обито… И поняла, что не хочу снова подвести всех из-за своей нерешительности, Какаши-сама.

Он отстранился и легонько взял её за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза:

— Лишь ради этого и стоило помнить о своих неудачах, а вовсе не затем, чтобы мучать себя напрасными сожалениями, Сакура… Давай всё же поужинаем, хорошо? Я не ел с самого утра и, признаться, едва держусь на ногах.

Они присели к столу.

— Кто эта женщина, Какаши-сама? — поинтересовалась Сакура. — И откуда вы знаете о том, что у неё есть сообщники?

Рокудайме снял маску и сложил ладони:

— Спасибо за еду. Посмотрим, что выяснит отдел допросов, но, судя по всему, это просто охотники за головами. Они пытались расправиться со мной, заманив в переулок с помощью гендзюцу. А когда поняли, что не выйдет…

Глаза Какаши Хатаке сверкнули странным блеском, от которого Сакуре стало не по себе.

«Где-то я видела такой же взгляд… Точно, — осенило девушку, — на снимке с командой Четвёртого Хокаге».

— У них, видимо, было достаточно времени, чтобы собрать кое-какую информацию, — продолжал Рокудайме, — и выяснить, где у меня слабое место. И это очень скверно…

Тяжёлая, тревожная тишина повисла на кухне после этих слов.

Когда они молча доели и так же молча выпили чай, Какаши заявил, снимая перчатки:

— Посуду помою я.

— Нет, я, — возразила Сакура. — Вы ведь ещё в душе побывать не успели…

— Ошибаешься. Я заходил домой накормить Принцессу и там привёл себя в порядок, — он деловито собрал со стола пустые тарелки и чашки. — Отдохни, Сакура. У тебя был тяжёлый день.

— У вас тем более, Какаши-сама.

— Для меня он ещё не закончился. Пока все трое не окажутся в тюрьме, я не собираюсь ложиться… Ах да, там на кровати пакет с вещами, которые ты просила.

Сакура послушно отправилась в комнату и зажгла ночник.

«Он такой… Напряжённый и собранный, словно на миссии, — думала она, надевая переданные мамой трусики и майку. — Мы бывали и в худших переделках. Что же его так тревожит теперь?

Жаль, прежде я мало к нему присматривалась. Просто глядела снизу вверх, разинув рот, как на опытного, настоящего шиноби, и знала, что если он рядом — всё будет хорошо…»

«У них, видимо, было достаточно времени, чтобы… выяснить, где у меня слабое место».

— Вот оно, — тихонько ахнула Сакура и зажала рот ладошкой, услышав, что на кухне Какаши как раз закончил плескаться в раковине и звенеть посудой.

«Не стоит поднимать эту тему. Никогда».

— Сколько отсюда идти до госпиталя? — спросила она, когда Рокудайме вошёл в комнату.

— Хм… Твоим шагом — около получаса.

Девушка взяла с прикроватной тумбочки серебристый будильник — отметив, что уже половина десятого — и завела его на утро. Потом задумчиво повертела в руках кунай, который оставила там же перед тем, как шла купаться, и сунула под подушку.

Какаши на это одобрительно хмыкнул.

— Дай-ка мне взглянуть на твою шею, Сакура.

Она повернула голову набок, подставляя то место, куда пришёлся удар Юдоку, под неяркий свет ночника. Рокудайме присел рядышком на её кровати.

— И следа не осталось, — заключил он, легонько ведя пальцем по коже. Сакура улыбнулась, поймала его ладонь и прижала к своей щеке — но Какаши тут же осторожно освободил руку и тихо сказал, покачивая головой:

— Не дразни меня, пожалуйста. Не сегодня…

И натянул маску по самые глаза.

«Хотя бы поцеловал перед сном, — вздохнула про себя девушка. — И вообще, можно было бы сдвинуть кровати.

Неужели я и в самом деле так ему нравлюсь, что ему трудно сдерживаться?»

От этой мысли внутри стало тепло и радостно.

Какаши подождал, пока она уляжется, сам укрыл её одеялом и погасил ночник.

— Спокойной ночи, Сакура, — шепнул он, поглаживая её висок. — А я прослежу, чтобы она действительно была спокойной. Может, это излишняя мера предосторожности… Но я всё равно не смогу заснуть.

И устроился на второй кровати поверх покрывала, свесив с края ноги в сандалиях и подложив руки под голову.

Успокоенная его присутствием, девушка начала было засыпать — и вдруг вспомнила кое-что.

— Какаши-сама…

— А?

— Спасибо вам за подарок. Он… просто чудесный. И, наверное, очень дорогой…

— Кхм… Главное, что он тебе к лицу.

Что-то смутило Сакуру в этом диалоге. Она не могла понять, что именно — и только уже проваливаясь в сон, припомнила, что говорил празднике Рокудайме о правилах этикета. А теперь за весь вечер даже не обратил внимания на то, что она обращается к нему, как прежде — на «вы» и «господин Какаши»…

И ни разу её не поправил.