Глава 3
Странное ощущение.
Во мне словно не было ни грамма веса. Словно от меня оставили мельчайшую песчинку, легко подхватываемую даже самым слабым ветерком. Лишили возможности чувствовать тело.
Голова.
Голова!?
Есть она у меня или нет? Как мне проверить, если я не понимаю, есть ли у меня руки, чтобы обхватить её. Есть ли глаза, чтобы посмотреть на себя в зеркало?
Похоже, что голова всё же есть — внутри неё всё болит, копошится и пытается вылезти, тыкаясь в стенки черепа.
Темнота? Где я? В любом случае это место наполнено жутким шумом, источника которого не видно. Я пытаюсь посмотреть вниз, осмотреть ноги, но внизу ничего нет. Вообще. Мысленно смеюсь, вспоминая старые игры, в которых отсутствие ног и туловища было нормой. Это что, сон такой?
Чёрт!
Яркий луч света слепит, появившись в окружавшей меня непроглядности. Во сто крат увеличивает копошения и болезненные тычки в стенки черепа. Заставляет кричать, что есть сил, пределы которых я даже не могу осознать, потому что не понимаю, кем или чем я являюсь.
Отвернуться невозможно. Такого понятия нет. Смотреть только вперёд. Вперёд!
БАМ!
Ночной город с высоты птичьего полёта. Стоп, что!? Как!? Где я!?
Я огляделся. Посмотрел на руки — они в крови, на ноги — измолоты в непонятную массу из мышц, костей и ошмётков кожи. Хотелось паниковать, но не получалось. Вновь хотелось орать от боли, ведь увиденное должно болеть, но не выходило чувствовать ничего.
Я буквально парил в небе, понимая, что намокаю от дождя, хоть и не чувствую этого, заставляя капли, стекающие по мне, окрашиваться в алый цвет и падать вниз — на здания, на людей, на мириады машин, застрявших на дорогах в час-пик.
БАМ!
Пелена на глазах. Пытаюсь от неё избавиться, машу руками перед собой. О чудо! Руки слушаются меня! Они сбивают глаз очки, которых я никогда не носил.
Теперь всё видно: я за столом. Сбоку на меня смотрит официант, держа в руках смартфон для записи заказа, а прямо напротив, улыбаясь и попивая вино из бокала, Наталья! Вечернее красное платье, глубокое декольте, украшенное подвеской. Мне было стыдно пялиться в область груди девушки так нагло, но... подвеска. Что на ней?
— Что-то будете заказывать или мне подойти позже?
Официант заставил меня отвести взгляд.
— Да, позже. Спасибо.
Заказывать? Я только что парил над городом, а до этого меня сбила машина. Хотя, стоило бы после такого и немного выпить.
— Ты всё равно не поймёшь, что там написано. Это не земной язык. Но мне приятно внимание к моей фигуре.
Она улыбнулась ещё сильнее, оголив два ряда ярких и белоснежных зубов.
— Что происходит!?
Я снова посмотрел на руки, на тело и ноги — всё было цело.
— Ты о чём, Алексей?
— Так, послушай. Буквально минуту назад мне казалось, что я парю над городом. Ещё раньше меня сбила машина, а теперь я сижу... Эм. Где мы вообще?
— Ресторан «Гоголевский».
Спокойный и ровный голос. Всё та же улыбка.
— Это шутка такая? Мне что-то подмешали в напиток? Мне всё это привиделось?
— Так, не кипиши, пожалуйста, Лёш. Ты же не против, что на ты? Это я всё устроила.
— Что устроила? Напоила чем-то? Или сбила? О чём ты вообще!?
— Не нервничай. Сбила тебя не я, а какая-то неудачливая мамаша, торопящаяся с больным ребёнком в больницу. Ну что попалось под руку, то и использовала. Или тебе есть разница, бампером чьей машины тебе ломают кости?
Она щёлкнула пальцами и из ниоткуда вновь появился официант. Она сделала заказ:
— Мне ещё бокальчик, пожалуйста, а моему спутнику стаканчик виски.
— Со льдом?
— Нет, пожалуйста.
Повторно щёлкнув пальцами, она в буквальном смысле убрала официанта от нашего стола.
Мы сидим молча. Минуты кажутся часами. Я всё ещё не понимаю, что происходит. Хочется встать и пойти домой, но я не могу встать. Снова то чувство, словно желаемое действие убрали, отключили.
Вокруг за столиками сидит множество людей. Они болтают, пьют, едят. Никто из них не смотрит в мою сторону, меня здесь словно нет.
— Эй! Эгэ-э-э-эй! ... Да вы серьёзно!?
Никто даже не моргнул. Никто не пошевелился. Все продолжали болтать, пить и есть.
Наталья вновь щёлкнула пальцами — в моей руке оказался стакан с виски.
— Пей же, тебе станет легче.
Она отпила из своего бокала и протянула ко мне, приглашая чокнуться.
Ну уж нет — я заглотил в себя всё содержимое, с грохотом бросил стакан на стол и зажмурился от всепоглощающего жжения и противного привкуса. Терпеть не получалось. Мне хотелось блевать, масса из желудка подкатывала к горлу, и у меня уже не получалось её сдерживать. Окей, понеслась.
Что это из меня льётся?
Кровь!
Из меня льётся кровь!
Я попытался крикнуть, но все мои слова терялись в солёном потоке и спазмах желудка. Наталья, наблюдая за мной, смеялась. С каждым вдохом всё громче, ярче, противнее. Постепенно её голос перешёл от женского к хриплому мужскому, а затем и вовсе сменился на подобие рыка. Я прекратил блевать и ошарашенно пялился на всё ту же девушку, которая нечеловечески хохотала и вытирала слёзы, размазывая тушь вокруг глаз.
— Ну... Ахахах. Ну ты и дурашка. Ахахахах! Мы это. Мы закрепили сделку кровью, твоя душа теперь моя. Какой же ты смешной, Лёха!
— Какого, блять, хера!? Что ты несёшь!?
— Ахахахах! Ой... Ох. Ладно. Насмешил ты меня, конечно. Ты не помнишь что ли? Сегодня в офисе ты подписывал документ от лица компании. Читал содержание?
— Э-э.
— Вот тебе и э-э. Если бы додумался прочесть, то узнал бы, что подписываешь договор с Демоном Остановки. То есть со мной — прошу любить и служить. Ну чего ты молчишь? Ну ответь, как полагается: рад знакомству, Демон Остановки, я Алексей, готов отдать свою душу, чтобы попасть в мир вечных страданий и быть бездушным, серым, не имеющим чувств, мыслей, сознания червяком. Ну? Нет? Ну ладно, это же формальность — главной была подпись.
Наталья, а точнее то, что было в её облике вновь щёлкнуло пальцами, и появившийся из воздуха официант принёс накрытое блюдо.
Тварь передо мной сняла крышку — на ней лежало сердце.
— Узнаёшь? Твоё сердечко, угу. А в нём твоя глупая душёнка. И теперь она моя!
Кожа на Наталье начала расходиться, лопаться, рваться, тело её изменялось в форме и постепенно превращалось в ужасное чудовище, которое схватило сердце в лапы и затем закинуло в свою громадную и усеянную клыками пасть.
БАМ!
Я стою на вершине горы. От неё тянется спиралью дорога вниз. Всё пышет жаром, всё воняет. У подножия горит множество костров. Тысячи криков разрывают воздух. Я поднимаю камень, я пытаюсь бить себя, но раны тут же заживают на мне.
Кричу — не кричится.
Чувствую — не чувствуется.
Существую.
Служу.