Заключение. Предупреждение
Я сижу в своей комнате, и вокруг меня — бумажный вихрь. Распечатки судебных решений, ксерокопии архивных документов, исчерканные блокноты, вырезки из газет. Это все, что осталось от моего долгого путешествия, начавшегося со смеха над нелепой новостью. Каждая страница здесь — это не просто информация. Это шаг в бездну, которую я пытался измерить.
Эта книга была попыткой ответить на вопрос: как абсурд становится фундаментом для репрессий? Теперь, когда путь пройден, ответ лежит передо мной, и он пугает своей простотой. Ответ — это безупречно отлаженная транснациональная машина ненависти, собранная по старым, пожелтевшим чертежам.
Я начал с малого — с анекдотичного доноса «профессора сектоведения» Александра Дворкина на занятия йогой в тюрьмах.
Это была та самая ниточка, потянув за которую, я вытащил на свет уродливый клубок и увидел, как он, получив в 1993 году в Дании от своего наставника Йоханнеса Огорда «чемодан документов», импортировал в Россию готовую технологию подавления.
А затем пошел дальше по этой нити, в прошлое. От Огорда — к его учителю, немецкому пастору Фридриху-Вильгельму Хааку, который открыто презирал Всеобщую декларацию прав человека. А от Хаака — к его духовному отцу, теологу Вальтеру Кюннету. И там, в этом последнем звене, нить оборвалась, упершись в обугленную стену истории. Я оказалися в 1930-х годах, в нацистской Германии, где «Апологетический центр» Кюннета поставлял списки «опасных сект» и инакомыслящих напрямую в гестапо.
Это было не просто идеологическое сходство. Это была прямая, документально подтвержденная преемственность. Эстафета ненависти, бережно передаваемая из рук в руки через десятилетия.
Затем я увидел, как эта машина, собранная по нацистским лекалам, была запущена в современной России. Машина репрессий и подавления.
Я увидел, как ненависть прошла все стадии легализации, превратившись из маргинального бреда в норму закона.
Разбирая эту страшную мозаику, я постоянно возвращался мыслью к Германии. Не только к той, времен Кюннета, но и к другой — той, что нашла в себе силы посмотреть в глаза своему прошлому.
На моем столе лежала распечатка речи президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера, произнесенные им 8 мая 1985 года, в сороковую годовщину окончания войны. Его речь о памяти и ответственности стала для меня тем моральным камертоном, который помог не сойти с ума от увиденного.
Я наткнулся на нее случайно, в самом конце своего пути, и она обожгла меня своей пронзительной, вневременной актуальностью. Я читаю ее, и мне кажется, что этот пожилой немецкий политик, переживший войну, смотрит через десятилетия прямо мне в глаза. Он смотрит на мою схему, на мои папки с делами, на списки жертв и на мою страну. И он говорит. Говорит обо всем, что я только что узнал.
Именно его слова, а не мои, должны стать заключением этой книги. Потому что мое расследование — это лишь частный, современный комментарий к тому главному, вечному предупреждению, которое он оставил нам всем.
Я беру в руки его речь. И я слышу его голос.
День освобождения?
«Многие народы вспоминают сегодня тот день, в который кончилась в Европе Вторая мировая война... с каждым днем нам становилось все яснее, и об этом мы все вместе должны сегодня заявить, что 8 мая было днем освобождения. Этот день освободил всех нас от человеконенавистнической системы национал-социалистской тирании».
День освобождения.
Эти слова звенят в тишине моей комнаты с горькой иронией. Мы, в России, тоже празднуем этот день. Мы вспоминаем великую победу и миллионы жертв. Мы говорим «Никогда снова». Но освободились ли мы на самом деле? Освободились ли мы от человеконенавистнической системы как принципа? Или мы просто победили одну из ее конкретных реализаций, чтобы, утратив бдительность, позволить ее метастазам прорасти на нашей собственной почве?
Фон Вайцзеккер говорит, что 8 мая нельзя рассматривать в отрыве от 30 января 1933 года — дня прихода Гитлера к власти. Так и сегодняшний день в России нельзя рассматривать в отрыве от того дня в 1993 году, когда Александр Дворкин, вооруженный архивами датского антикультиста Огорда, открыл в Москве свой «Центр священномученика Иринея Лионского».
Это был наш, маленький, почти незаметный «день прихода». День, когда вирус, разработанный в идеологических лабораториях Третьего рейха, был снова выпущен на свободу, упакованный в новую, православную обертку.
Президент Германии призывает вспомнить и почтить всех жертв тирании. И он начинает их перечислять. Я читаю его список и невольно составляю свой, параллельный. Список тех, кто стал жертвами новой, гибридной тирании, построенной в моей стране при активном участии «сектоведов».
Вайцзеккер: «Мы чтим в особенности память шести миллионов евреев, убитых в германских концентрационных лагерях».
Я вспоминаю Свидетелей Иеговы. Конечно, масштабы несравнимы, и любое прямое сопоставление кощунственно. Но несравним ли механизм? Десятилетиями сеть Дворкина создавала им образ «опаснейшей тоталитарной секты». Их литературу признавали «экстремистской» на основании тех самых «экспертиз», где утверждение об истинности своей веры трактовалось как «пропаганда исключительности». А затем, в 2017 году, Верховный Суд одним росчерком пера превратил почти 200 000 мирных верующих в членов запрещенной «экстремистской организации». Сотни уголовных дел. Обыски. Аресты. Пытки. Пожилые люди за решеткой за чтение Библии
Я смотрю на «черные списки» Дворкина. Они всеохватны, как списки врагов у гестапо.
Деятельность Дворкина стала инструментом подавления не только религиозного, но и политического инакомыслия.
Каждый, кто искал свой путь, мог быть объявлен душевнобольным, «зомбированным», опасным для общества.
Вайцзеккер: «Мы чтим память жертв из рядов сопротивления во всех оккупированных нами государствах».
Я вспоминаю иск 17 организаций против Дворкина в 1995 году. Это была отчаянная попытка сопротивления. Попытка использовать закон, чтобы защититься от клеветы. Но система уже тогда показала свою силу. Дворкин спрятался за спину Церкви, и митрополита Тихона, который сказал, что: «Иск против Дворкина — это иск против Церкви».
Сопротивление было подавлено. Прецедент был создан. Машина получила индульгенцию.
Мы освободились? Нет. Мы не заметили, как прямо у нас под носом, была реанимирована и запущена та самая «человеконенавистническая система». Она сменила символику, риторику, но ее суть — разделение людей на сорта, дегуманизация «чужих» и их последующее уничтожение с помощью государственного аппарата — осталась неизменной.
«Я ничего не знал»
Фон Вайцзеккер с беспощадной честностью говорит о том, как стала возможна катастрофа. О роли обычных людей. Его слова — это приговор обывательской слепоте, трусости и равнодушию. Приговор, который сегодня в полной мере относится и к нам.
«Участвовали в совершении преступлений немногие. Эти преступления скрывались от глаз общественности. Однако каждый немец мог быть свидетелем того, что приходилось претерпевать еврейским согражданам: от холодного равнодушия и скрытой нетерпимости до открытой ненависти. Кто же мог ни о чем не подозревать, видя горящие синагоги, погромы, стигматизацию евреев шестиконечной звездой, лишение их прав, постоянное оскорбление человеческого достоинства?»
Я перечитываю это и думаю о своей собственной реакции на ту первую новость о йоге. Я рассмеялся. Это и было то самое «холодное равнодушие». Я счел это курьезом, абсурдным перегибом, не имеющим ко мне отношения. Я не увидел за ним систему. Я не почувствовал боль тех, против кого она была направлена.
А ведь все сигналы были налицо. Для каждого.
Горящие синагоги? А чем отличаются пикеты у молитвенных домов протестантов, где молодые люди с горящими глазами, науськанные «сектоведами», кричат «Еретики, убирайтесь из нашего города!»? Я сам говорил с Алексеем, бывшим участником таких акций, который с ужасом вспоминал, как по сути оскорблял пожилую женщину, которую знал с детства. Он был уверен, что «воюет за Россию». Его сделали инструментом ненависти.
Стигматизация звездой? А чем отличается клеймо «тоталитарная секта» или «деструктивный культ»? Это та же самая звезда Давида, только цифровая. Она вешается на организацию, на человека, и он мгновенно становится изгоем. Его можно уволить с работы. Его можно затравить в прессе. Его бизнес можно уничтожить. Это клеймо, которое лишает тебя прав и человеческого достоинства.
Депортационные эшелоны? Кто из нас не читал новости о том, как очередной суд в Таганроге, Сургуте или Орле приговаривает к 6-7 годам колонии Свидетелей Иеговы? Мы пролистывали эти новости, думая: «Странные они какие-то, эти иеговисты, сами напросились». Мы не вникали, что их судят за то, что они собирались в квартирах и читали Библию.
«Кто присматривался и прислушивался, кто хотел знать, тот не мог не замечать... Однако на самом деле – в добавление к самим преступлениям – слишком многие старались не замечать происходящего... Когда по окончании войны выявилась вся не поддающаяся описанию действительность массового уничтожения, слишком многие из нас ссылались на то, что они ничего не знали или даже ни о чем не подозревали».
«Слишком многие старались не замечать». В этой фразе — вся суть. Мы старались. Мы не хотели портить себе настроение. У нас были свои дела: ипотека, работа, дети, отпуск. Нам было проще посмеяться над «борцами с йогой» или пожать плечами, читая о приговоре очередному «сектанту». Мы думали, что это где-то далеко и нас не касается. Мы не хотели замечать, как ненависть легализуется, как она из маргинальных брошюр переползает в законы и судебные решения.
Фон Вайцзеккер говорит: «Вина, как и невиновность, носит личный, а не коллективный характер... Подавляющее большинство нашего сегодняшнего населения было в то время либо в детском возрасте, либо вообще еще не родилось. Они не могут признавать свою вину в том, чего они вообще не совершали».
Да, мы, сегодняшние, не строили эту машину. Но мы позволили ее построить. Мы не писали доносы. Но мы молчали, когда по этим доносам приходили к нашим соседям. И в этом молчании, в этом равнодушии, в этом смехе и есть наша ответственность.
«Все мы – будь мы виновны или нет, будь мы стары или молоды – должны признать прошлое. Его последствия затрагивают и призывают к ответу нас всех».
Именно поэтому я пишу эту книгу. Чтобы мы перестали отводить глаза. Чтобы мы, наконец, посмотрели на то, что происходит, и назвали вещи своими именами
«Тайна искупления кроется в воспоминании»
Это, пожалуй, главная мысль речи фон Вайцзеккера. И главная мысль моего расследования. Он произносит слова, которые должны быть высечены в камне над входом в каждый парламент, в каждую редакцию, в каждую школу.
«Дело не в преодолении прошлого. Такое вообще невозможно... Но кто закрывает глаза на прошлое, тот остается слепым в настоящем. Кто не хочет вспоминать о бесчеловечности, тот подвергается опасности вновь заразиться».
«Подвергается опасности вновь заразиться». В нашем случае это не метафора. Это буквально то, что произошло.
Мое расследование показало, что вся идеология и методология сети Дворкина — это не его изобретение. Это прямое, документально подтвержденное наследие. Это историческая инфекция, которую не долечили, которую позволили сохранить и которая дала рецидив.
Мы не просто «заразились вновь». Мы импортировали штамм, который, как мы думали, был давно побежден и похоронен в руинах Рейхсканцелярии. Мы позволили ему мутировать и приспособиться к новой среде.
Почему это стало возможным? Потому что мы забыли. Мы превратили память о войне в ритуал, в парад, в георгиевскую ленточку на зеркале автомобиля. Мы помнили о героизме и победе, но мы забыли, как именно начинался тот ужас. Мы забыли, что он начинался не с газовых камер, а со слов. Со статей в газетах. С «экспертных» заключений. С разделения людей на «наших» и «не наших». С молчаливого согласия большинства.
Фон Вайцзеккер цитирует еврейскую мудрость:
«Желание забыть продлевает ссылку, а тайна искупления кроется в воспоминании».
В этом и есть смысл. Пока мы не вспомним по-настоящему, пока мы не осознаем, что машина Дворкина — это прямой потомок машины Кюннета, мы будем оставаться в «ссылке». В изгнании из мира гуманизма, права и человеческого достоинства. Мы будем слепыми в настоящем, не понимая, почему в нашей стране можно отправить человека в тюрьму за чтение Библии или запретить йогу из-за «сексуального возбуждения».
Эта книга — моя попытка вспомнить. Моя попытка вскрыть эту историческую амнезию. Показать, откуда на самом деле растут ноги у современного российского мракобесия. Показать, что это не уникальное наше явление, а старая, хорошо известная европейская болезнь, от которой мы почему-то не сделали себе прививку.
Просьба к молодежи
Самые пронзительные слова в речи фон Вайцзеккера обращены к молодым. К тем, кто не несет личной вины за прошлое, но несет ответственность за будущее.
«У нас новое поколение взяло на себя политическую ответственность. Молодое поколение не отвечает за события прошлого. Но оно отвечает за то, какой урок будет извлечен из него историей... Мы, старшие, не обязаны осуществлять мечты молодежи, а обязаны быть правдивыми... Просьба к молодежи такова: Не позволяйте заражать себя враждой и ненавистью к другим людям, к русским и американцам, к евреям или туркам, к альтернативным или консервативным силам, к черным или белым. Учитесь жить друг с другом, а не друг против друга».
Каждый раз, когда я читаю эти строки, я думаю об Алексее, с которым я говорил в той кофейне на окраине Москвы. О девятнадцатилетнем парне, который искренне верил, что, выкрикивая оскорбления в адрес баптистов, он «противостоит злу». Его энергию, его идеализм, его желание служить чему-то великому цинично использовали. Его заразили враждой и ненавистью. Ему не дали научиться «жить друг с другом», его научили жить «против другого».
Сеть Дворкина сделала ставку именно на молодежь. Они — ее «штурмовые отряды», ее массовка, ее «возмущенная общественность». Их руками создается картинка «народного гнева», которая легитимизирует дальнейшие репрессии. Это самая страшная часть их технологии. Они не просто преследуют инакомыслящих. Они калечат души тех, кого используют в качестве инструмента. Они воспитывают поколение, для которого ненависть к «чужому» — это норма, доблесть, признак патриотизма.
Именно поэтому просьба фон Вайцзеккера сегодня актуальна как никогда. Я тоже хочу обратиться к молодым людям, которые, возможно, прочтут эту книгу.
Не верьте тем, кто предлагает вам простые ответы и ясного врага. Не верьте тем, кто говорит, что ради «великой цели» можно ненавидеть, оскорблять и унижать других людей. Любая цель, для достижения которой нужна ненависть, — ложная. Не верьте тем, кто делит мир на черное и белое, на «нас» и «них». Мир сложен и многоцветен, и в этом его красота. Прежде чем заклеймить кого-то «сектантом», «еретиком» или «врагом», попробуйте просто поговорить с ним. Вы можете с удивлением обнаружить, что перед вами не «зомби», а такой же человек, как и вы, — со своими поисками, сомнениями и надеждами.
«Учитесь жить друг с другом, а не друг против друга». Если хотя бы несколько молодых людей, прочитав это, задумаются и откажутся стать пехотинцами в чужой войне ненависти, значит, моя работа была не напрасной.
Сила права и право силы
Разгром нацизма привел к созданию нового миропорядка, основанного на верховенстве прав человека. Фон Вайцзеккер напоминает, как это было закреплено в немецкой конституции, принятой 8 мая 1949 года:
«Поэтому немецкий народ признает неприкосновенные и неотъемлемые права человека как основу всякого человеческого общества, мира и справедливости в мире».
Это был ответ на тиранию. Ответ, который гласил: государство существует для человека, а не человек для государства. Закон должен быть щитом для каждого, особенно для самого слабого, для меньшинства.
Мое расследование показало, как в современной России произошел обратный процесс. Как закон из щита был превращен в дубину.
Мы пришли к ситуации, когда «целесообразность» борьбы с очередным назначенным врагом оказывается важнее любых конституционных гарантий свободы совести.
Вайцзеккер: «Будем уважать свободу. Будем трудиться за мир. Будем соблюдать право. Будем служить своим внутренним масштабам справедливости».
Сегодня в России каждая из этих фраз звучит как вызов. Сеть Дворкина и стоящие за ней систематически уничтожают свободу. Они разжигают внутреннюю войну вместо мира. Они используют право как инструмент беззакония.
Наше последнее предупреждение
Я дочитываю речь фон Вайцзеккера. Его голос спокоен, но тверд. В нем нет ненависти, но есть беспощадная ясность. Он не обвиняет, он призывает к ответственности.
«Мы уверены, что 8 мая будет не последней датой нашей истории, знаменательной для всех немцев».
Я тоже уверен, что история не заканчивается. Она продолжается прямо сейчас, в эти дни, когда вы читаете эту книгу. И какой она будет, зависит от нас. От того, какой урок мы извлечем.
Мое расследование, начавшееся с хохота над нелепой новостью, привело меня к осознанию простой и страшной истины. Зло не всегда приходит с грохотом сапог и ревом бомбардировщиков. Иногда оно приходит тихо, вкрадчиво. В виде «обеспокоенного эксперта» с бородой. В виде «патриотического» закона. В виде «возмущенной общественности». Оно маскируется под заботу о «духовной безопасности», о детях, о государстве. Оно говорит правильные слова, но делает чудовищные дела. И если общество вовремя не распознает его, если оно предпочитает смеяться, отворачиваться или молчать, однажды оно просыпается в мире, где абсурд стал нормой, а ненависть — законом.
Фон Вайцзеккер закончил свою речь так:
«Будем сегодня, 8 мая, неотступно смотреть правде в глаза».
Давайте посмотрим. Неотступно. Прямо сейчас. Пока еще не слишком поздно.
Конвейер ненависти, который я описал, никуда не делся. Он работает прямо сейчас, в эту самую минуту, пока вы читаете эти строки. И он не остановится, пока мы не найдем в себе силы назвать вещи своими именами. Пока не признаем, что идеология, разделяющая людей на «правильных» и «неполноценных», которых можно травить и преследовать, преступна по своей сути, вне зависимости от того, какими благородными целями она прикрывается — будь то «чистота расы» или «духовная безопасность».
Вглядитесь в лица вокруг. Вслушайтесь в слова, звучащие с экранов. И когда в следующий раз вы услышите, как кого-то называют «раковой опухолью», «инородным телом» или «деструктивным элементом», знайте: конвейер выбрал новую жертву. И если мы промолчим сегодня, завтра на эту ленту поставят любого из нас.
Катастрофа прошлого началась не в тот день, когда были построены первые лагеря, а в тот момент, когда первый человек сознательно отвел взгляд, чтобы не видеть несправедливости. Слепота, выбранная однажды ради душевного комфорта, становится хронической. Сознательное «не-видение» и есть та первая трещина в моральном фундаменте общества, через которую просачивается зло.
Не закрывайте глаза!