Лес

Дима был одним из тех людей, для которых Земля – не просто планета, а человек – не просто скелет, обтянутый кожей. Для него всё было особенным, всё делалось не просто так. Он был человеком, который наслаждался моментами, не спал по ночам, слушая музыку и смотря на звёзды, дорожил друзьями и каждой секундой, проведённой с ними, радовался от всего сердца, грустил, пока не иссякнут слёзы, злился, до ссадин на кулаках, любил искренне и по-настоящему и просто жил так, как ему того хочется. Он играл в свои «игры» с прохожими, боясь смотреть им в глаза, рассматривал узоры на стенах, видя там животных, всегда рисовал на снегу и запотевшем стекле, и чувствовал слишком много и вдвойне сильнее, но никогда не показывал этого посторонним.

У Димы было много своих ощущений. Каждое ощущение было особенным, хоть некоторые из них были не очень приятны. Например, холод Дима разделял на две категории – на хороший, и на плохой.

Хороший холод приносит самые искренние чувства радости, например, когда ты, прячась за деревьями, играешь в снежки с друзьями, у тебя уже красные пальцы и нос, вся куртка мокрая и тебе холодно, но очень хорошо.

Плохой холод от температуры окружающей среды не зависит. Он приходит только тогда, когда ты себя неважно чувствуешь, будь то озноб, или душевная рана. Когда ты лежишь ночью в постели и, глядя на луну не думаешь ни о чём. Тогда, даже если на улице светит солнце и термометр за оконным стеклом разрывается от жары, ты чувствуешь себя холодным и одиноким, и дрожишь изнутри, и даже тёплый плед и кружка чая не помогают согреться.

***

Был в городе один закуток, о котором мало кто знал. Он находился на окраине города, и принадлежал скорее Лесу. Дима любил приходить туда в моменты плохого холода, чтобы подумать и согреться. Это была его маленькая крепость из разрисованных полуразрушенных стен, заросших плющом и мхом, и обволакивающего Леса. Местность там была особо живописна, совсем не такая, как возле их дома – неизведанная, таинственная и совсем дикая.

Крепость находилась на другой стороне города, и дойти до неё можно было в разы быстрее напрямую, нежели обходить город по кромке Леса, но так Диме не нравилось. Лучше потратить на полчаса больше, но не выходить за пределы родного лесного мирка.

До Крепости Дима дошёл, когда уже наступили сумерки. Он окинул взглядом старое двухэтажное сооружение. Как всегда, первым делом, он проверил, не было ли нежданных гостей, пока тот отсутствовал. Гости не наведывались никогда. Дима приложил ладонь к старому выцветшему рисунку ворона возле пустого дверного проёма, и поднялся на второй этаж. С прошлого визита остался маленький костерок и недопитая бутылка виски. Дима, по-турецки скрестив ноги, опустился на уже почти чёрный матрас, притащенный им лет десять назад и, ложась на стену спиной, разжёг костёр и закурил.

Дима любил это место всем сердцем. Любил потому, что оно всегда было с ним в тяжёлые моменты. Он приходил сюда каждый раз, когда проблема его казалась настолько масштабной, что он не в силах был доставать ею родителей или друзей. Он любил это место потому, что оно было похоже на него. Такое же невзрачное и пошарпанное, но имеющее свой особый шарм и любимое кем-то вовсе не за внешнюю оболочку. Именно в этом месте всегда настигали мысли «зачем быть?», и даже если придёшь сюда в хорошем расположении духа, невольно и неосознанно начнёшь задумываться о том, о чём в другом месте и в другое время не стал бы.

В сигаретном дыме, поднося окаменевшие от холода ладони к огню, Дима погрузился в себя. Он думал об отце, вспоминая его (недолго, потому что не очень долго был с ним знаком, и не много о нём помнил). В конечном итоге, он окончательно и абсолютно точно возобновил в своей памяти такую картину:

«Он лежит на родительской кровати и играет в маленькие деревянные машинки. На кухне топчется его мама. Отец – у себя в кабинете. Это он помнил совершенно точно. Пронзительный дверной звонок – и мама, по-кухарочьи вытерев руки о передничек, бежит открывать нежданным гостям. Едва ли отварилась скрипучая дверь, маленькая хрупкая Валя в голубом халатике в горошек всплёскивает руками:

— Милый! — кричит она радостно мужу, — Это Арсений вернулся!

Влад появляется незамедлительно и минут десять точно не отлипает от Арса, а как только отлипает, сразу же ведёт его на кухню.

— Есть хочешь? — заботливо спрашивает Валя.

Поел ли Арс или нет, Дима не знал, но слышал, что мужчины пили водку, а мама не пила ничего. Приходить на кухню, когда у родителей гости Диме не хотелось, к тому же сейчас гостил не очень знакомый ему человек. (Но Дима не знал, сколько раз Арсений видел его самого и сколько раз ему рассказывал о нём отец). Поэтому, он тихо возится со своими машинками и подслушивает всё, что можно было услышать.

Прошло немного времени и окна на кухне загремели. Тогда-то и началась паника. Дима помнил, как тихо плакала мама и что-то громыхало. Потом, она пришла к нему в комнату и ласково, но очень испуганно сказала:

— Солнышко, посиди в комнате, хорошо? Мама сейчас немного занята, но потом мы с тобой обязательно поиграем. Договорились?

Она, с трудом сдерживая слёзы, поцеловала Диму в лоб и вышла из комнаты. В щели дверцы мелькнул силуэт Арса с разбитым носом. Диме не удалось как следует вглядеться в лицо мужчины, голос которого он отлично знал, и он побежал было к двери, но та уже захлопнулась и замкнулась.

Остаток заточения он слышал, как Валя очень тихо, практически шёпотом ругалась с Арсением. Что удивило мальчика на тот момент, так это то, что Арсений никуда не ушёл. Он был уверен, что скрипучая входная дверь не открывалась, но, когда мама выпустила его из комнаты и стала обнимать, Арса нигде не было.

Отец его лежал на диване в зале.

— Мам, а папа спит?

— Да, солнышко»

Догорающая сигарета обожгла Диме пальцы, и он выронил её из руки, так и не сделав ни одной затяжки. Он сидел в кромешной темноте: костёр давно потух. Дима, в который раз ужаснулся происходящему. Раньше он не помнил и половину из этого. Как и не помнил того, что Арс приходил ещё несколько раз после того дня, и каждый его приход мама плакала, кричала на него и быстро прогоняла.

— «Волшебное место...» — в очередной раз подумал Дима и решил больше там не задерживаться. Он всё понял, и ему следовало бы извиниться.