Глава 24
**Глава 24: Признание под дулом пистолета и успокоительное на троих**
Особняк Банчана тонул в непривычной тишине. Полночь. Только хриплый храп Чанбина, уснувшего в кресле напротив с пустой бутылкой *соджу* в руке, нарушал тишину. Банчан стоял у окна, глядя на спящий город, но не видел его. В голове крутились обрывки фраз, образы, проклятия. Феликс с Хенджином. Сынмин с Минхо. Чонин, краснеющий при виде Джисона. Весь этот цирк, в котором он, грозный мафиозный босс, превратился в смотрителя сумасшедшего дома.
**«Блядь...»** — выдохнул он, разминая переносицу. В ящике стола лежал пистолет, но стрелять было не в кого. Разве что в собственное отражение.
Чанбин постанывал во сне, бормоча что-то неразборчивое. Банчан подошел, наклонился, чтобы поправить слетевший плед. В тусклом свете лампы лицо Чанбина казалось моложе, без привычной маски холодной жестокости. Таким Банчан помнил его лет десять назад, когда Чанбин, тощий пацан с ножом за голенищем, вызвался «охранять» его после того, как Банчан спас его от банкиров-ростовщиков. *«Я твой щит, босс»,* — сказал он тогда. И стал им. Вынес пулю, вытащил из засады, зарезал предателя голыми руками... И вот теперь храпел, уткнувшись носом в подлокотник, пахнущий виски и усталостью.
Банчан потянулся к стопке с виски, но рука дрогнула. Вместо этого он открыл верхний ящик стола. Там, рядом с пачкой патронов, лежал пузырек с успокоительным. *«Ты докатился, сука»,* — мысленно выругался он, вытряхивая две таблетки. Проглотил, не запивая. Горечь разлилась по языку, как признание поражения.
— **«Ты... пьешь таблетки?»** — хриплый голос Чанбина заставил его вздрогнуть.
Тот проснулся, глаза мутные, но цепкие. Смотрел не на пузырек, а на лицо Банчана.
— **«Спи, дебил»**, — буркнул Банчан, пытаясь захлопнуть ящик. Но Чанбин резко встал, шатаясь, и перехватил его руку.
— **«Почему?»** — в его голосе не было пьяной тупости. Была хриплая, тревожная ясность. — **«Из-за меня?»**
Банчан вырвал руку, чувствуя, как по спине ползет холодок ярости. Или стыда.
— **«Из-за всего этого пиздеца! Из-за того, что моя банда свихнулась на омега-версах и туалетных поцелуях! Из-за того, что мой брат трахает копа, а моя правая рука...»** — он замолчал, сжав кулаки. Сказать «спит у меня в кабинете» было слишком... личным.
Чанбин сделал шаг вперед. Слишком близко. Банчан почувствовал запах виски и чего-то еще — знакомого, своего. Запах пороха, кожи оружия, их общей крови, пролитой за эти годы.
— **«Ты не из-за них»**, — тихо сказал Чанбин. Его глаза горели. **«Ты из-за меня. Потому что я не просто твоя правая рука. Потому что я...»** Он замялся, ища слова, и Банчан, к своему ужасу, понял, какие слова он ищет. Понял еще до того, как Чанбин выдохнул: **«Потому что я твой омега».**
Тишина взорвалась. Банчан отшатнулся, как от удара ножом.
— **«ЧТО?!»** — его голос сорвался на крик. **«Ты тоже ебанулся?! Это что, эпидемия?!»**
— **«Нет!»** — Чанбин вскинул руки, не защищаясь, а словно обнажаясь. **«Я не про их дурацкие шутки! Я про... про то, что я всегда был рядом. Что я беру твою боль на себя. Что я защищаю твой покой, даже если для этого нужно убить. Что я...»** Он сглотнул, глядя Банчану прямо в глаза. **«Что я предан тебе не только из страха или долга. Я предан, как... как омега предан своему альфе. До конца. До смерти. Даже если это глупо. Даже если это не в правилах».**
Банчан молчал. Мир сузился до лица Чанбина – шрам над бровью (получен, когда он прикрыл Банчана от выстрела), жесткая линия губ (никогда не дрогнувшая под пытками), глаза... Глаза, в которых сейчас не было ни лжи, ни страха. Только обреченная правда.
— **«Ты...»** — Банчан попытался найти злость, насмешку, что угодно. Нашел только пустоту и гул в ушах. **«Ты понимаешь, что это бред? Мы не персонажи дорамы! Наши жизни – грязь, кровь и дерьмо!»**
— **«Я знаю!»** — Чанбин шагнул еще ближе, теперь они дышали одним воздухом. **«Но это не меняет того, что я чувствую. Что я всегда чувствовал. Ты – мой центр. Моя сила. Мой... альфа. И если это делает меня омегой в твоих глазах – похуй. Я – твой».**
Банчан смотрел на него, и вдруг осознал: Чанбин не шутит. Не пьян. Он абсолютно серьезен. И это было страшнее любой пули. Страшнее предательства. Потому что это ломало все правила. Все, на чем держался его мир.
**«Я...»** — Банчан попытался что-то сказать. Приказать. Пригрозить. Но слова застряли в горле. Вместо них он потянулся к пузырьку с успокоительным. Рука дрожала. Он вытряхнул еще две таблетки. Закинул в рот. Запил остатками холодного виски из стопки Чанбина. Горько. Гадко. Как признание собственной слабости.
Чанбин наблюдал за этим молча. Без осуждения. Без насмешки. С каким-то... пониманием? Скорбью?
— **«Босс...»** — начал он.
— **«Молчи»**, — прошипел Банчан, давясь таблетками и виски. **«Просто... молчи».**
Он отвернулся к окну, сжимая пустой пузырек так, что пластик трещал. За стеклом город был спокоен. Где-то там бушевали их страсти, целовались идиоты, ломались жизни. А здесь, в этой тишине, рушилось что-то внутри него. Опора. Уверенность. Его представление о себе.
Чанбин не ушел. Он стоял сзади, на почтительном расстоянии, но Банчан чувствовал его присутствие кожей. Чувствовал тот самый пресловутый «запах омеги» – запах верности, которая теперь казалась не даром, а проклятием.
— **«Ты уйдешь?»** — спросил Банчан вдруг, не оборачиваясь. Голос был хриплым, чужим.
— **«Прикажешь?»** — ответил Чанбин без колебаний.
Банчан зажмурился. Приказать ему уйти? Убить его? Признать... что? Что эти слова что-то изменили? Нет. Он не мог. Не сейчас. Мир и так перевернулся с ног на голову.
— **«Иди спать, Чанбин»**, — выдавил он. **«Протрезвей. Забудь эту хуйню, которую наговорил».**
Молчание. Потом тихие шаги к двери. Остановились на пороге.
— **«Это невозможно забыть, босс»**, — сказал Чанбин тихо, но отчетливо. **«Как невозможно забыть первую кровь или первый выстрел. Это просто... есть».**
Дверь закрылась беззвучно.
Банчан остался один. Пустой пузырек валялся на полу. Горечь таблеток и виски смешалась с горечью правды на языке. Он поднял пистолет со стола. Тяжелый, холодный, знакомый. Оружие силы. Контроля. Но сейчас он чувствовал себя не альфой, а загнанным зверем.
**«Омега...»** — прошептал он в тишину. Слово звучало чуждо, абсурдно. Как проклятие. Как признание. **«Сука...»**
Он швырнул пистолет на диван. Достал вторую бутылку виски. Выпил прямо из горла, давясь, но глотая. Нужно было затопить эту горечь. Затопить мысль, что Чанбин, его скала, его тень, его убийца... назвал себя его *омегой*. И это... не было ложью.
Где-то за стеной зазвонил телефон. Настойчиво. Банчан проигнорировал. Звонок стих, потом зазвонил снова. Он сорвал трубку, готовый разнести в хлам того, кто посмел:
— **«ЧЕГО?!»**
— **«Босс? Это Феликс»**, — голос звучал непривычно серьезно. **«У нас проблема. Серьезная. Полиция готовит облаву на южные склады. Инфа точная, от Джисона».**
Проблема. Серьезная. Криминал. Кровь. Смерть. Знакомое. Простое. Банчан почувствовал, как по телу разливается ледяная ясность. Адреналин выжигал остатки успокоительного и виски.
— **«Собирай всех»**, — его голос снова стал твердым, командным. Голосом альфы. **«Через 15 минут в моем кабинете. Броня, оружие, глушилки».**
— **«Чанбин тоже?»** — спросил Феликс.
Банчан замолчал на секунду. Образ Чанбина – сонного, с красными глазами, произносящего эти безумные слова – всплыл перед глазами. Потом его сменил другой образ: Чанбин в темном переулке, прикрывающий его спину, его нож, вспарывающий горло врагу, его холодные глаза, оценивающие угрозу.
— **«Конечно, Чанбин»**, — сказал Банчан жестко. **«Он моя правая рука. Куда я – туда и он».**
Он бросил трубку. Поднял пистолет с дивана. Проверил обойму. Полная. Мир вернулся на круги своя. Криминал. Власть. Опасность. Вот его реальность. Вот его правила. Все остальное... Все остальное можно было запить, застрелить или загнать в самый темный угол души. Даже признание, которое прозвучало как приговор. Даже мысль, что его «правая рука» назвала себя его «омегой».
Он вышел из кабинета. В коридоре уже слышались шаги, голоса – Феликс, Хенджин, их люди. Бизнес. Война. Все как всегда. Чанбин появился из своей комнаты. Он был одет в черное тактичное, лицо – каменная маска, глаза – холодные щели. Ни тени недавней уязвимости, пьяного бормотания или... признания. Только оружие и готовность убивать.
— **«Босс»**, — кивнул он, занимая привычное место чуть позади и сбоку. Щит. Меч.
Банчан посмотрел на него. Не видел омегу. Видел Чанбина. Своего человека. Самого преданного. Самого опасного. Того, кто только что перевернул его мир, а теперь стоял готовый умереть за него.
— **«Поехали»**, — бросил Банчан, направляясь к выходу. Он не оглядывался. Но чувствовал шаги Чанбина за спиной. Твердые. Верные. *Его* шаги. И пусть черт поберет этот омега-верс и все туалетные поцелуи. Пока Чанбин с ним – он остается Альфой. Даже если для этого ему теперь нужно глотать успокоительное пачками.