Глава 17
Аринина сумка с вещами стояла посреди комнаты, и Лиза смотрела на нее, размышляя, что это может означать. Неужели Арина ушла из дома?
– Я из дома ушла, – заявила девушка.
Она, не дожидаясь реакции Андрияненко, вытащила из кармана смартфон и положила на стол, а сама отошла к стене с фотографиями и материалами. Из смартфона послышался голос Фишера. «Правда, Аркадий? Ты же расскажешь дочери? В любом случае имей в виду, Аркаша, что теперь она в игре». Запись остановилась. Андрияненко мрачно уставилась на смартфон. Помолчав, она наконец сказала.
– Он прав.
– Фишер? – со злостью в голосе спросила Арина.
– Нет, прав твой отец. Тебе надо уехать. И как можно скорее.
– Ты можешь объяснить мне это все? Эти схемы у тебя на стене, стрелки, связи? Я хочу это понять.
– Я живу в этом во всем, – отрицательно качнула головой Лиза. – И не хочу, чтобы на этой стене появилась еще и твоя фотография.
– Да? – резко спросила Ари.
Она развернулась, подошла к столу, размашисто написала на чистом листе слово «Арина», а потом булавкой приколола листок на стене рядом с фотографией своего отца.
– Я уже здесь! Понимаешь? – с вызовом заявила она. – Лиза подошла и хотела обнять ее, но девушка вырвалась. – Да что вы все! – выкрикнула она. – За меня все решаете! Отец, ты. Как будто я… никто вообще! – Она опустилась на диван и заплакала, размазывая слезы по лицу. – Я что – пешка? В этой вашей гребаной игре… И для тебя? И для отца…
Сняв со стены листок с ее именем, Лиза подошла к Арине, села рядом и обняла ее, прижавшись щекой к волосам. Она гладила ее молча и нежно по волосам, по плечам, чувствуя, как девушка немного успокаивается. Потом Лиза уложила Арину на диван, легла рядом, устроив ее голову на своем плече.
– Я уеду. Сейчас встану и уеду, – прижимаясь к ней, сказала тихонько Арина.
– Угу, – поглаживая ее по волосам, отозвалась Лиза.
– Да.
– Давай пока сделаем паузу… У меня поживешь…
***
Доктор Сергеев должен был уехать домой после суточного дежурства в клинике, но узнав, кто приехал с визитом, без лишних разговоров задержался. Андрияненко вошла в прохладную ординаторскую, и тут же навстречу ей поднялся из глубокого кресла крупный мужчина с пышной шевелюрой, чуть тронутой сединой.
– Вы, значит, из полиции, – пожимая руку Лизе, сказал он сочным басом. – Понимаю, понимаю. И визит ваш сюда оправдан. Знаете, товарищ, пойдемте с вами в парк. Тут люди работают, обстановка напряженная, а нам с вами… ведь о другом поговорить надо, да?
В парке клиники было тенисто. Извилистые дорожки с лавками создавали впечатление уюта и душевного комфорта. Андрияненко оценила этот хитрый ход ландшафтных дизайнеров. Сама она не очень любила длинные прямые аллеи, которые просматривались из одного конца в другой. На них чувствуешь себя как на подиуме. А здесь было уютно.
– Эх, Нина Валерьевна. Светлая голова, – сочувственно говорил доктор, глядя в кроны молодых деревьев.
– А чем она занималась, Владислав Леонидович?
– Она занималась несколькими направлениями в последнее время: нейропсихиатрия, психосоматическая медицина, диссоциативное расстройство идентичности. Раздвоение личности, если сказать проще, чтобы вы поняли. Ну, вот, например, однажды обратилась ко мне женщина с раздвоением. Скучная депрессивная тетка, но когда проявлялась ее другая личность, того была просто огонь! А дальше дилемма: кого оставлять? Того, кто обратился, или того, у кого больший̆ потенциал для жизни?
– И какую личность вы выбрали?
– Хм, – доктор чуть улыбнулся одними губами и, понизив голос, ответил: – Скучную, потому что она первая обратилась и оплатила лечение. Но вообще это все очень сложно. Одна личность может быть левшой, другая правшой, один виртуозный скрипач, а другому медведь на ухо наступил, один здоровый, а у другого аллергия, которая появляется только вместе с этой личностью.
– Да, работенка у вас как у механиков, только копаться вам приходится даже не в человеческом организме, а в среде неосязаемой, в психике человека. Или как у программистов. Скажите, Владислав Леонидович, у кого-нибудь были причины за что-то мстить Красновой?
– Понимаете, – подбирая слова, начал отвечать Сергеев, – Нина была настоящим ученым. Иногда она… применяла шоковую терапию. Нервная встряска или болевой шок способны вывести человека из болезненного состояния.
– То есть она их мучила?
– В самых тяжелых случаях это неизбежно. Когда другие средства не работали.
– Скажите, а есть какой-то механизм, включающий вторую личность?
– В девяти из десяти случаев причиной может служить опасность, угроза, испуг. Часто при подобных условиях другая личность выскакивает как защитная программа.
– Любопытно, – кивнула Андрияненко, а потом спросила: – Скажите, а если человек одновременно любит двух женщин – это раздвоение личности?
– А он об этом знает? – тут же ответил встречным вопросом доктор.
– Еще как.
– Тогда это не раздвоение, а драма.
***
Андрияненко, уставшая и удрученная, сидела на лавке во дворе дома Кристины и смотрела, как она работает на гончарном круге. Несколько горшков сушилось и ждало своей очереди в печь для обжига. Тут же стояли и расписанные горшки. Девушка работала быстро и очень ловко, успевая ногами подкручивать колесо, с которым вместе вращался и гончарный круг.
– Наделали вы тут шуму, – с иронией покачала Кристина головой.
– Эксперимент провела, – неопределенно ответила Лиза, глядя на ловкие и неожиданно сильные руки девушки.
Шуму она наделала действительно много. Для начала она сломала машинку, с которой играл Коленька. Трудный был момент, особенно когда этот великовозрастный детина поднялся на ноги и навис над Лизой. Андрияненко думала, что тот ее сейчас расплющит как муху одним ударом кулака. Но Коленька повел себя так, как это и описывала Кристина. Это не была в полной мере детская истерика у взрослого человека. Это была смесь реакции ребенка и взрослого человека, у которого случилось большое горе. Зрелище было не из приятных, тем более когда прибежала Татьяна и начала стыдить Андрияненко.
Но объяснять суть своего эксперимента она не стала, понимая, что ей просто не дадут его закончить. И уж тем более ее не понял Борис, когда она кидала камешки в его поплавок на реке. Тот смотрел на полицейского как на помешанного, но в драку не кинулся. Как на больную смотрел на Лизу и кузнец, когда оперативник плеснула из ведра воду на заготовку, вытащенную из огня и готовую для работы. И тот толстый парень, что нес дрова и все боялся их уронить. Никакой агрессии, только плохо скрываемое снисхождение, безграничное терпение к чужаку, который почудит и уедет. Наверное, навсегда.
Лиза смотрела на руки Кристины, которые так ловко обращались с глиной, вот она смяла кусок мокрой глины, шлепнула его в центр гончарного круга и стала придавать форму. Сильные руки у девочки, подумала Андрияненко, и тут ей стало страшно. Такая красивая девочка, ангелочек просто, улыбчивая молодая учительница, которая учит детей прекрасному, и руки… Повинуясь инстинкту и еще не веря тому, что стало вкрадываться в ее мозг, она поднялась со стула, протянула руку и, продолжая смотреть на Кристину, сбросила с полки один из раскрашенных горшков. Девушка резко подняла голову, глядя настороженно, сдерживаясь.
– Осторожней, – произнесла девушка, и ее руки сжали еще неоформившееся на круге изделие так, что влажная глина брызнула между пальцами.
Андрияненко сбросила второй горшок. Кристина медленно поднялась, взяла стоявший рядом готовый раскрашенный горшок и повернулась, чтобы уйти в дом. Андрияненко торопливо стала разбивать горшок за горшком. И тут случилось это! Кристина стояла к ней спиной, но она хорошо видела, как она резко сжала руки, и глиняный обожженный горшок разлетелся на куски. Девушка торопливо рылась в складках своей одежды, что-то достала, и Андрияненко услышала характерное шипение аэрозоли. Кристина медленно повернулась, и Лиза с трудом узнала ее лицо. Нет, черты оставались прежними, но в них была жесткость. И выражение глаз было теперь уже не ангельским, не смешливые светлые глазки молодой женщины смотрели на оперативника, она видела жесткий холодный взгляд мужчины.
– Шприц потеряла последний, – сказала Кристина низким голосом и стала медленно боком отходить в сторону калитки.
– За что ты ее убил? – спросила Андрияненко, решив обращаться ко второму «я» девушки. – Она же хотела тебе помочь…
– Докторскую она писала, пять лет! – нехорошо усмехнулась Кристина, и от этой улыбки фактически монстра у Андрияненко похолодело внутри. – А я типа подопытного кролика!
– И ты сбежал из лечебницы. Тут залег, – предположила Лиза.
– Про общину по местному телевидению показали – она меня и увидела. Примчалась… Мол, дуру-Кристинку хочет спасти… – девушка остановилась, поняв, что к калитке Лиза ее не пропустит. – А я сам спасти могу кого нужно! И в клинику я не вернусь…
– Давай мирно? – предложила Андрияненко. – Я женщин не бью…
Кристина нагнулась, легко подняла старый гончарный круг и бросила в Андрияненко. Это было так неожиданно, что она еле увернулась. Еще сантиметр – и тяжелый гончарный круг угодил бы ей в ногу. Перелом был бы неизбежен. Кристина двинулась к калитке, но Лиза встала на пути, выставив вперед руки и показывая, что драться она не хочет. Ей и в самом деле было трудно ударить эту девушку, несмотря на то что внутри нее крылось. Но Кристина без раздумий ударила Лизу в лицо кулаком. Это было очень чувствительно. Андрияненко попыталась перехватить ее руки, но получила еще один удар, теперь уже в живот. Девушка выскользнула из ее рук и стала бросать все, что подвернется под руку.
Два раза она попала в голову и рассекла кожу на виске осколком горшка. Разозлившись окончательно, Андрияненко бросилась вперед и попыталась обхватить Кристину руками, прижать ей руки. Девушка снова увернулась, но споткнулась и упала, ударившись головой о гончарный круг.
***
Симоненко вел допрос методично, по всем правилам. Лиза с пластырем на виске и Стас сидели в стороне и смотрели на перепуганную, ничего не понимающую Кристину.
– На этом шприце ваши отпечатки пальцев! – показывая шприц, сказал Симоненко. – Это ваше? Вы узнаете.
– Нет, зачем мне это? – удивленно хлопая красивыми ресницами, удивилась девушка. – Что это?
Она повернула голову и посмотрела Лизе в глаза. И в ее взгляде было столько неподдельной просьбы о помощи, даже мольбы. Перепуганная девочка в полиции, которая не понимает, что происходит, но видит, что происходит что-то ужасное.
– Это не мое, – отрицательно закрутила девушка головой, когда ей стали предъявлять обрывки одежды, найденные на кусте, результаты экспертизы. Она снова повернулась к Андрияненко. – Зачем вы меня сюда привезли?
– Лекарство от анафилактического шока, – холодно констатировал Симоненко.
– Вы выронили, когда убивали Краснову.
– Елизавета! – девушка в ужасе стиснула руки и прижала к лицу. – Что? Что вы говорите? Лиза!
Андрияненко поднялась и, не глядя на девушку, вышла из кабинета. Стас догнал ее в коридоре и взял за локоть.
– Вот как это? – повернувшись к другу, сказала Лиза. – Как? Убил Андрей, а сидеть будет Кристина!
– В смысле? Так ведь она же фактически…
– Там две личности, понимаешь? Две! И одна не знает о существовании другой!
– Как это? – опешил Стас.
– Да хрен его знает как! Но я сама видела!
По коридору двое полицейских провели заплаканную Кристину, которая была так напугана, что не сопротивлялась и не смотрела по сторонам. Симоненко подошел и встал рядом с оперативниками.
– Все. Передаем в прокуратуру, – негромко сказал он, глядя вслед девушке. – Если твой доктор докажет, что она просто больная – она сбежит и убьет снова.
– Да убивает не она, а он, в том-то и дело! Как ты не понимаешь?
***
Ира сидела на кушетке и ждала. Врач вернулся с бумагами, с какими-то бланками. Он бросил их на стол и, подойдя к Ире, долго протирал замшевой тряпочкой очки. Потом, подвинув стул, сел напротив нее и сказал.
– У вас девочка.
Ира счастливо улыбнулась, не понимая, почему так серьезен доктор. Улыбка медленно стала сползать с ее лица в предчувствии какой-то беды.
– Обследование показало, что у вас порок сердца. Если не вмешаться, вы умрете. И ребенок – тоже.